Солнце в этом краю никогда не заходит, а ветер никогда не утихает, и небо над головами людей меняет свой цвет от бледно-желтого в полдень до темно-лилового поздней ночью. Большая часть суши – огромная песчаная пустыня, на которой с трудом отвоевали себе место несколько городов.
Голдбор – одно из самых крупных поселений на континенте и практически негласная столица всей планеты. Он получил свое название за то, что с высоты птичьего полета выглядит большим золотисто-бурым пятном на грязно-коричневой земле. Таким его наблюдает каждый путешественник, прилетающий в город на регулярно курсирующих по континенту дирижаблях. Таким его видел сейчас и Агемит, лорд Нерин, улетающий на палубе торгового воздушного судна «Рассвет» с первыми золотистыми лучами солнца.
Это был мужчина тридцати шести лет, среднего роста, со смуглой кожей, черными растрепанными волосами и темно-карими, практически черными глазами, что вкупе выдавало в нем немалую примесь южной крови. Потомственный аристократ и наследник немалого состояния, Агемит, тем не менее, в свое время выбрал уважаемую, но неподобающую ему по статусу профессию ученого и на сегодняшний день был не почитаемым главой семьи, а почетным членом Голдборского Научного Общества, профессором местной Академии и известным во всем мире изобретателем. Вместе с тем за свое ненормальное пристрастие к науке он давно уже прослыл чудаком, и многие жители города жалели его за странности ничуть не меньше, чем уважали за гениальный ум. Его известные на весь город, не похожие ни на что костюмы с пришитыми к ним часами, цепочками, мангитами и странными циферблатами были вечной темой для шуток. А закрывающая половину лица фарфоровая маска и вовсе стала местной легендой. Впрочем, к повествованию это пока не относится. Из родного города Агемит не уезжал уже без малого десять лет и, по правде говоря, надеялся, что ему никогда уже и не придется этого делать, но судьба внезапно захотела перемен.
Внизу проплывали идеально ровные улицы и прямоугольные крыши с навесами, из множества узких металлических труб шел горячий пар и разбивался о деревянные борта летающего корабля. По мостовым, выложенным светлым желтым камнем, неспешно шли люди в однотонных серых костюмах. Агемит смотрел вниз, и впервые за долгое время в его голове не было ни одной стоящей, да что там - ни одной связной мысли. Внезапно воздушный корабль качнулся, и задумавшийся ученый чуть не выпал за борт.
Сзади тут же раздался уверенный, пожалуй даже раздражающе уверенный мужской голос:
- Что с вами, профессор?.
Чья-то рука поддержала изобретателя за предплечье, помогая устоять на ногах. Агемиту не хотелось оборачиваться, хоть он и понимал, что невежливо переносить собственное дурное настроение на постороннего человека.
- Все в порядке, лорд Шелли, я просто задумался. – Он все-таки заставил себя обернуться и тут же наткнулся на пристальный и холодный взгляд, в котором, несмотря на напускную вежливость, явственно сквозило презрение. Или все же у Нерина с утра разыгралась паранойя?
Перед ним стоял Лорд Дерет Шелли, мужчина на четыре года младше самого Агемита и в каком-то смысле полная его противоположность. Он родился в семье торговца средней руки и, как рассказывают, с юных лет поставил себе цель выбиться в круг аристократов. К двадцати семи ему это удалось: поступив на городскую службу в архитектурную коллегию, необыкновенно деятельный и, несомненно, умный молодой человек завоевал уважение всей Городской Ассамблеи – высшего городского органа самоуправления. Про него, пожалуй, в городе в последнее время ходило не меньше слухов и баек, чем про самого Агемита, но распространяли их в основном молодые барышни из высшего света. И неудивительно: появившийся из ниоткуда в их кругах молодой мужчина оказался начитан, остроумен, безукоризненно воспитан и, вдобавок ко всему прочему, еще и красив, причем черты его лица, несмотря на его низкое происхождение, сделали бы честь любому потомственному аристократу. И вместе со всем этим Шелли оказался абсолютно неприступен: холодно-вежливый и отчужденный, равнодушный к комплиментам и похвалам, он тут же завоевал славу «печального рыцаря» и «настоящего лорда». Его противопоставление с Агемитом, пожалуй, можно было закончить описанием внешности: лодр Дерет был почти на полголовы выше, с характерной для коренных жителей Голдбора светло-золотистой кожей, голубыми глазами и немного вьющимися светло-русыми волосами. И носил он только форменные темно-синие костюмы архитектурной коллегии, к которой принадлежал.
Лорд Дерет держался на слегка раскачивающейся палубе почти уверенно, впрочем он, кажется, давно взял себе за правило выглядеть уверенно в любой ситуации.
- Вы не думаете, что вам лучше пройти в каюту? – Тон архитектора был вежливым настолько, насколько это вообще было возможно, и от этого только больше не понравился Агемиту. Вообще было в этом молодом, кажется, кристально честном и абсолютно всеми уважаемом человеке что-то, что вызывало у профессора почти подсознательное чувство неприязни: в глубине души Нерин был уверен, что подчеркнуто вежливый Дерет Шелли на самом деле презирает всех и каждого. И его самого почему-то в особенности.
- Благодарю вас, но мне хочется побыть здесь. Не волнуйтесь, я не в первый раз на дирижабле. Благодарю за заботу.
Таким идеально вежливым тоном Агемит не разговаривал практически ни с кем: даже с людьми на несколько десятков лет старше он, как правило, держался более естественно. Наверное, Шелли знал об этом, потому что в ответ он красноречиво промолчал и удалился восвояси.
Как вообще эти двое оказались на палубе одного корабля и почему не могли просто вежливо игнорировать друг друга? Увы, они не просто летели на одном дирижабле, они летели вместе. Восемь часов назад, поздним багровым вечером, оба джентльмена вышли из дверей паба, где до этого просидели не один час, и договорились на следующее утро отправиться в совместное путешествие. И цель этого путешествия - еще один повод для того, чтобы, глядя на удаляющийся все быстрее родной город, тихо вздыхать и перебирать в руках цепочку от именных карманных часов.
Дирижабль двигался на восток. Ветер пока дул попутный, поэтому огромные винты за бортом работали в половину мощности и не сильно мешали своим стрекотом. Солнце только что окончательно пожелтело, экипаж корабля пока еще расхаживал взад и вперед по палубе, убирая в трюмы все не привинченные к корпусу предметы. Скоро вместо ящиков с провиантом и мешков с углем на палубе останутся только голые доски, и их будет время от времени засыпать мелким желтым песком.
Корпус летающего корабля всегда делается из дерева, и по форме похож на корпус аналогичного морского судна. Но первое отличие, которое сразу бросилось бы в глаза тому, кому посчастливилось побывать и там, и там – капитанский мостик на дирижаблях располагался на носу. Это было и неудивительно, в общем, потому что иначе обзор капитану загородил бы огромный воздушный шар. А второе отличие – это восемь медных паровых труб, расположенных по центру палубы. Шесть из них наполняют шар горячим воздухом, а еще две служат для оттока остывшего. В трюме, в топочной, эти трубы соединяются с огромными угольными печами. Еще одна отличительная черта каждого дирижабля – это носовая фигура, к которой на ночь крепится фонарь. У каждого корабля она своя, выточенная вручную и обязательно связанная с названием. Например, на носу «Рассвета» было вырезано стройное молодое дерево с восходящим из-за его кроны солнцем.
Капитаном на «Рассвете» была легендарная в дирижабельном флоте личность, адмирал Амелия Ортега, старая знакомая профессора Нерина. Если бы в этом мире существовало такое понятие, как «флагман», то именно «Рассвет» должен был бы стать флагманским дирижаблем, потому что его капитан номинально была командиром всего торгового летающего флота Голдбора. Этой женщине на вид можно было дать около тридцати, она была невысокой и почти неестественно худой. Впрочем, слово «почти» здесь ключевое, потому что существовала все-таки некая грань, которая удерживала облик женщины на границе между «стройной» и «болезненной». (Может быть, такой чертой был плотный кожаный корсет или пара пистолетов на поясе). Цвет ее кожи правильнее всего назвать бронзовым – это был естественный солнечный загар, который достался ей после пары десятков лет полетов над пустыней. Глаза же, напротив, слишком светлые, янтарные, придавали Ортеге некоторое сходство с дикой кошкой. Густые черные волосы всегда заплетались в тугую косу и обвивались вокруг шеи, из-за чего узкое, худое лицо внешне становилось еще меньше. Из одежды, как уже упоминалось, женщина предпочитала кожаные корсеты, кожаные же брюки с металлическими цепочками (повсеместная практика, чтобы не потерять разные важные мелочи) и шерстяные носки, синего или зеленого цвета. Как и большинство коллег по профессии, ботинки она не носила. Увидев в первый раз эту женщину, вы никогда не признали бы в ней легендарного адмирала. Зато услышав хоть раз ее голос, не забыли бы никогда. Низкий и хриплый, он без всякого усилия заглушал шум ветра и винтов и разносился по всей палубе раскатистым эхом.
- Артур, кишка крысиная, я тебя спрашиваю, куда ты потащил этот ящик?
Нет и не будет на всем континенте и в небе над ним ничего более жизнеутверждающего, чем этот голос. Именно он помог Агемиту выйти из нахлынувшей черной меланхолии и снова обратить внимание на окружающий мир.
Коричневая земля, окружавшая его родной город, осталась грязной полосой на горизонте, и теперь внизу был только песок. Живой и вечно движущийся по воле неутихающего ветра, песок давно стал частью каждого живого существа на планете. Без него невозможно было представить себе этот мир. Хотя все знали, что, если воздушный корабль упадет посреди пустыни, то шанс выжить будет один к миллиону - без тихого шороха где-то под кормой многие воздухоплаватели не могли ночью заснуть. Поэтому открывали вечером окна, а утром вытряхивали желтоватую пыль со стола и из собственных постелей.

Каждый год хотя бы десять человек в Голдборе пропадали без вести, а потом с палуб дирижаблей люди видели на песке чьи-то кости. А иногда не оставалось и костей, и в погребальные урны вместо пепла клали только бумажку с именем. Это была страшная, но уже до боли родная реальность, и поэтому песок давно никого не пугал, а, наоборот, помогал вспомнить одну простую вещь – что ты все еще жив.
Агемит проследил за движением невысокого бархана: тот то поднимался и тек вперед, то замирал на месте и опадал, будто заметив что-то. Ученый вдруг представил, что притаившийся внизу песчаный холм не просто так движется вслед за ними, а ждет, когда кто-нибудь, зазевавшись, упадет с палубы. И тогда стихия не раздумывая проглотит его. Не со злобы, а просто потому, что это правильно.
«Все правильно», - вдруг подумалось изобретателю. Он достал из кармана свои часы и без особого интереса посмотрел на циферблат: десять часов утра. Самое время исправлять глупости, которые натворил вчера, или же начать делать новые.
«Потому что одной ногой в зыбучем песке ты уже увяз, а из него, как известно, в одиночку еще никто не выбирался». - Мужчина обернулся и посмотрел на низкую дверь: за ней недавно скрылся человек, которого не проглотил бы никакой песок
Вздохнув, изобретатель сделал несколько шагов к этой двери и по пути резко свернул в сторону капитанского мостика. Оттуда на него с сочувствующей ухмылкой на лице смотрела адмирал Ортега.
- Далеко летите, профессор?
- Не очень. Лучше спросите, зачем. Хотя нет, лучше не спрашивайте.
Агемит так и не нашел подходящих слов, чтобы заговорить с лордом Шелли. Вместо этого, постояв недолго на мостике с Ортегой, он прошел к себе в каюту.
Дирижабль "Рассвет" не был рассчитан на перевоз пассажиров. Это было чисто торговое судно: большую часть трюма занимали грузовые отсеки - просторные пустые помещения с вмонтированными в пол рельсами. Ортега занималась в основном перевозкой дорогого и хрупкого оборудования, которое нельзя было разобрать и упаковать в ящики: самодвижущихся металлических рабочих - механоидов, стеклянных приборов, высокоточных телескопов и тому подобного. Разумеется, когда она везла на борту такие грузы, которые разбивались от малейшей тряски, она поднимала дирижабль как можно выше и включала все боковые винты, чтобы уменьшить качку, и тогда корабль шел настолько плавно, что с палубы казалось, будто он стоит на месте. Но сейчас "Рассвет" летел порожняком (не считая пары случайных пассажиров), поэтому капитан выключила все амортизационные механизмы. Каюты для гостей на корабле были, но комфортности им было далеко до апартаментов первого класса. Агемит вошел через низкую дверь в маленькую комнату, треть которой занимала кровать и еще почти половину оставшегося места - откидной стол у окна. Здесь едва хватило места для всех его вещей, хотя ученый взял с собой только самое необходимое: одежду и некоторые инструменты. И все же Агемит был рад, что сегодня утром в порту наткнулся на старую знакомую: он точно знал, что лететь с этой женщиной будет во всех смыслах безопасно. Она довезет их до места в целостности и сохранности и никому потом не расскажет о случайных попутчиках.
Ученый сел на единственный стоящий посреди комнаты стул, потянулся через стол и открыл окно, а потом достал из стоящего рядом саквояжа потрепанную тетрадь без обложки и, поколебавшись немного, положил ее на стол перед собой. Эту тетрадь ему отдал вчера на выходе из зала суда лорд Шелли.
А судили вчера лорда Нерина-младшего, его родного брата. Винсен Нерин был на восемь лет младше Агемита, он, как и изобретатель, закончил в свое время Голдобрскую Академию, но ни работать, ни служить в коллегию не пошел, а вместо этого отправился путешествовать. Отец, глава семьи, еще тогда махнул на него рукой и сказал, что Винсен может и не возвращаться, потому что дома его никто не ждет. Вообще у младшего и старшего Нерина отношения никогда не ладились, и в последние годы они общались только через Агемита. Тем удивительнее было то, что неделю назад, вернувшись из своей очередной экспедиции, как молодой человек сам называл свои авантюры, он отправился не к старшему брату, а прямиком в поместье отца. Если бы Агемит услышал об этом сразу, он бы тут же бросил все дела и тоже поехал домой, потому что ничем хорошим эта встреча, увы, закончиться не могла. Но профессору никто ничего не сказал, да никто и не видел Винсена в городе, и поэтому он узнал обо всем уже значительно позже и от представителей судейской коллегии. Служители закона постучались в дверь профессора ближе к вечеру и застали его за очередной серией химических опытов. Когда один из них начал говорить, Нерин как раз разжигал горелки и чуть не обжегся.
По первоначальной официальной версии младший Нерин приехал в поместье, чтобы увидеться с отцом и попросить у того денег. Лорд Алистер, так звали отца Агемита, разумеется, отказался, и после этого Винсен в ярости напал на отца, ударил его чем-то по голове и попытался украсть золотые статуэтки из домашней коллекции. Когда изобретатель впервые услышал эту историю, он даже не нашел, что сказать. Он тут же поехал в поместье, бросив на столе незаконченные реактивы и чуть не забыв погасить огонь, но встретил его только отец – Винсена уже увезли в город. Лорд Алистер поздоровался с сыном подчеркнуто холодно и отказался вообще что-либо рассказывать. Он только заметил, что, на свою беду, не ошибся в отношении младшего сына. "Ободренный" таким заявлением, изобретатель оставил отца и вернулся в город: из уважения его пропустили к брату, но и тот, к его величайшему изумлению, тоже отказался что-то рассказывать. «Не договорились», - вот был единственный лаконичный ответ на все вопросы.
В следующий раз все трое встретились уже на суде: больше к Винсену никого не пускали, а Алистер на следующий день заперся в своем поместье. Расследованием занялись, кажется, все судебные приставы в городе, а новости и слухи летели быстрее, чем скоростные почтовые дирижабли, и до конца недели Агемит повсюду встречал сочувствующие и растерянные взгляды. Сначала ученый был уверен, что ничего нового законники не найдут: он уже почти смирился с мыслью, что Винсен действительно повредился рассудком от жары где-то в своих путешествиях по пустыне и смог поднять руку на родного отца. Но его ждало несколько неприятных сюрпризов. Люди, которые вели расследование, на второй же день сообщили, что в поместье Алистера одновременно с Винсеном был кто-то еще: этот неизвестный пытался обокрасть галерею Неринов в то самое время, когда отец с сыном разговаривали. На несколько часов перед Агемитом забрезжила надежда на то, что все это просто совпадение, и на отца напал не его брат. Но новая порция слухов рассеяла ее как дым: на лорда Алистера, действительно, напал тот самый второй человек, когда хозяин дома случайно прошел в галерею, но внутрь грабителя пустил Винсен: их вместе видел кто-то из слуг. И сам Нерин-младший пришел, видимо, еще и затем, чтобы отвлечь на время внимание отца, но у него это не получилось.
Это было неправильно, глупо и совершенно непохоже на Винсена. Да, он давно уже называл отца не иначе, как «этот старый идиот», да, у него вечно не было денег, и он часто спутывался в сомнительные предприятия, да, у него были в городе не очень-то благонадежные знакомые. Но ограбить? Да и потом, зачем ему понадобились эти статуэтки, если он прекрасно знал, где лежат деньги? И, в конце концов, почему он сначала не пришел к старшему брату? Агемит был небогат, по некоторым причинам он тоже не получал денег от отца и жил на отчисления Академии, но, если это было так важно, у него было куда больше шансов просто поговорить со стариком Алистером и получить от того нужную сумму. В конце концов, несмотря на чудачества Агамита и его увлечение наукой, глава семьи все еще считал его своим законным наследником. Все это не укладывалось в голове ученого, но сделать он ничего не мог. Накануне суда он попытался еще раз увидеться с братом, но его очень вежливо выставили вон, мимоходом сообщив, что его отец не хотел бы, чтобы кто-то чинил препятствия следствию.
Вот так. На этот раз лорд Алистер разозлился по-настоящему и, видимо, решил сам приложить все усилия, чтобы его младшего сына выслали куда-нибудь на дальние рубежи. А Нерина-старшего в городе знали хорошо, и одного его намека было более чем достаточно.
Сам суд ученому почти не запомнился. Его вызвали, как свидетеля, попросили дать родному брату характеристику, и он даже, кажется, сказал что-то положительное и вместе с тем правдивое. Но на самом деле это было никому не интересно, а решение вынесли уже накануне, и, прекрасно понимая это, Агемит все три часа, которые тянулось заседание, просто смотрел то на отца, то на брата. Нерин-старший был воплощением аристократической гордости: равнодушный, невозмутимый, сосредоточенный. Впрочем, он был таким всегда, сколько ученый его помнил. Ну, почти всегда: когда-то в далеком детстве отец был другим, добродушным и улыбчивым, но это было до того, как при рождении второго ребенка умерла его жена. Практически такой же холодной статуей сегодня на своем месте замер и Винсен - до этого всегда живой, улыбчивый, бесшабашный и беззаботный. И Агемит в конце концов поймал себя на том, что, глядя на него, все время отводит глаза в сторону. Тогда, в зале суда, ученый подумал, что брату всю его жизнь чудесным образом везло: попадая в самые безнадежные ситуации, он отделывался разорванной одеждой, парой царапин и легким испугом, а его спутникам нередко приходилось расхлебывать за двоих. Причем Винсен не делал этого нарочно, Агемит был уверен, просто так получалось. А вот теперь все получилось наоборот: Винсен попался, а его подельник вместе с золотом словно растворился в песках.

Когда судьи огласили приговор: полтора года в высокогорном шахтёрском поселении без права выезда, никто в зале не вздрогнул. По правде говоря, наказание полностью соответствовало степени тяжести преступления: даже здесь Алистер остался верен себе и сделал все по букве закона. Но для выходца из аристократической семьи это был смертный приговор: больше Винсен, даже если бы захотел, никогда не смог бы поступить в родном городе на службу или заявить миру о том, что он – наследник уважаемого рода. С этого момента имя младшего Нерина вычеркнут из всех семейных документов и просто забудут о нем.
«Как же ты упрям», - покачал головой Агемит, выходя из зала суда и смотря в спину отцу. А неожиданно поравнявшись с ним у самой двери, не удержался от вопроса:
- Это было обязательно?
В ответ старший лорд только слега повернул голову и проговорил без единой эмоции в голосе:
- Это была статуэтка с сердцем твоей матери.
Нерин-младший сбился с шага и замер, так и не дойдя полутора метров до двери. Старинная традиция аристократов: сжигать тела не полностью, а оставлять сердце и запечатывать его в золотой сосуд. В родовой галерее эти сосуды стояли обычно вперемешку с остальными, декоративными статуэтками. Как же получилось так, что из всех вор выбрал именно эту? Ее ведь так и не нашли.
Ученый вышел из зала одним из последних, тогда его и «поймал» в коридоре Дерет Шелли. И почти насильно протянул ему неизвестно где найденную старую тетрадь – походный дневник брата.
Винсен никогда не отличался аккуратностью в обращении с книгами: обложку тетради можно было сразу отложить в сторону, чтобы не мешалась, а потом склеившиеся друг с другом листы пришлось долго отделять друг от друга ножом. И все равно половина текста оказалась нечитаемой - сложно даже сказать, где Нерин-младший нашел мазут и как ухитрился пролить его на свой дневник, но, тем не менее, он это сделал. Теперь примерно половина листов из стопки радовала глаз огромным темным-коричневым пятном посередине.
Агемит пролистал несколько первых станиц, где нельзя было разобрать уже совсем ничего, и остановился на первой более-менее читаемой записи. Это была короткая заметка за июль прошлого года. Сейчас шла середина марта, значит, прошло уже больше полугода.

15 июля.
... ... оказалось бесполезно. Они не хотят выходить на контакт. Мы пыта... ... ... ... поселение, но все входы охраняются. Их механоиды не похожи ... … ... должен понять.

Винсен не любил писать много, он предпочитал держать все в голове, оставляя на бумаге только незнакомые слова и сложные научные термины, которые ему никогда не давались. Сколько Агемит не пытался ему объяснить, как важно для исследователя описывать все, что он нашел, и что все это может позже понадобиться другим, младший только отмахивался. Он не был ученым и исследователем, строго говоря, тоже не был, хотя всегда называл свои бесконечные скитания по континенту красивым словом "экспедиции". В Голдборе его называли просто авантюристом.
Изобретатель посмотрел на размытые строчки, написанные, скорее всего, самодельными чернилами, и покачал головой. Винсена, наверное, не исправит даже могила, хотя до этого, слава всему сущему, еще далеко.

17 июля.
Это не галлюцинация, теперь однозначно.

18 июля.
Почти поймал.

19 июля.
А вот и они!

Что можно было понять по этим восклицаниям? Только то, что брат, кажется, начал разговаривать с дневником. Весьма неутешительный вывод.
От пожелтевших страниц Нерина отвлекло тихое жужжание откуда-то снизу. Ученый поднял глаза от очередной записи и внезапно осознал, что из-под стола уже несколько минут доносится какой-то звук. Раскрыв сумку, ученый аккуратно наклонил ее над столом, и почти тут же оттуда выпал бронзовый механический жук. Эту игрушку Агемит собрал несколько месяцев назад и, как подсказывала ему память, оставил на полке в своем кабинете. Как это миниатюрное создание могло оказаться в его сумке, ученый не имел ни малейшего представления. Механический жук был размером примерно в половину ладони, верхняя пара его крыльев была искусно раскрашена от скуки единственной оказавшейся на тот момент под руками краской – зеленой. Фасетчатые глаза были сделаны из множества маленьких разноцветных стекол и красиво переливались на свету. Брюшко жука ученый не стал закрывать металлической пластиной, решив, что вращающиеся шестеренки смотрятся интересней.
Жук не умел летать, зато проворно бегал по ровным и не очень ровным поверхностям, быстро перебирая шестью тонкими лапками. Внутри бронзового корпуса был механизм, собранный из нескольких магнитов. Он реагировал на особое, так называемое, вихревое поле. Слово «вихревое» происходит от названия уникального природного явления. Вихри зарождаются время от времени в глубине пустыни и поднимают в воздух тучи песка, а также все металлические предметы, которые оказываются на пути бури. Они появляются всегда неожиданно, набирают силу минут за двадцать, длятся пять или шесть часов, и после весь металл, который попал под их действие, оказывается намагничен. Разряжаются такие вихревые магниты иногда несколько лет. Ученые до сих пор не выяснили, откуда берется пустынный Вихрь, зато было неоспоримо доказано, что каждый человек и животное обладает собственным вихревым полем. Жук, которого собрал Агемит был маленькой иллюстрацией взаимосвязи этого поля с магнитным. Он включался от тряски, и после этого двигаться в сторону ближайшего живого существа, и если его цель отходила в сторону, он поворачивался вслед за ней. Но примерно в метре от выбранного человека или животного жук останавливался и выключался.
Вот и сейчас насекомое повернулось в сторону изобретателя, проползло несколько сантиметров по столу и замерло. Видимо, разбираясь с записями брата, Нерин случайно толкнул сумку ногой и «разбудил» игрушку.
«А я уже начала думать, что помешательство передается через книги», - вполголоса заметил ученый, обращаясь к жуку. Тот ничего не ответил, но мужчине показалось, что он как-то странно дернул крылом.
«Определенно, передается. Или мне просто надо прилечь», - ученый еще раз покосился на жука, но тот, к счастью, больше не двигался. И продолжал жужжать. Пару минут Агемит бездумно смотрел на механическое создание, а потом осознал тот факт, что жук не выключился. Шестеренки продолжали крутиться, точнее подозрительно стрекотать. На секунду у ученого появилось странное ощущение, что механическая игрушка сейчас, вот прямо в этот моммент, пытается сказать ему что-то очень важное, но тут в дверь постучали.
- Профессор, к вам можно? - Раздался из-за двери вежливый, как всегда, голос.
- Да, лорд Шелли, проходите.
Агемит еще не успел закончить фразу, а дверь уже сдвинулась с места. Наверное, если бы дерь открывалась внутрь, она бы ударила профессора по голове или хотя бы задела его стул, но, к счастью, хотя бы здесь неизвестные конструкторы не стали издеватеться. Зато, когда лорд Дерет в своей манере сделал пару размашистых шагов вперед, он сам чуть не сбил Агемита вместе со стулом.
- Прошу прощения, - мужчина затормозил буквально в нескольких сантиметрах от откидного стола, - никак не привыкну.
- Да, в ратуше места куда больше, - попытался пошутить Агемит, но его гость, кажется, не обратил на это внимания. Он уже зацепился взглядом за лежащий на столе раскрытый дневник.
- Я вижу, вы уже просмотрели его, - архитектор небрежно взял одной рукой рассыпающиеся страницы, и у профессора появилось глупое чувство, что сейчас этот человек что-нибудь сделает с бесценными записями его брата. Например, вышвырнет в открытое окно. Но лорд Шелли просто поднял тетрадь повыше: он буквально несколько секунд вчитывался в неровный почерк Нерина-младшего, а потом с полным безразличием на лице положил бумаги на место. По неосторожности он чуть не опустил тетрадь на все никак не замолкающего бронзового жука. Тот среагировл мгновенно и на этот раз, к счастью для своего создателя, так, как положено: быстро засеменил прочь от обоих мужчин и замер на безопасном расстоянии на другом конце стола. От неожиданности Дерет замер.
- Он живой, профессор?
- Нет конечно. Хотя сегодня ведет себя странно.
Ученый провел рукой над столом, и жук отбежал еще на несколько сантиметров назад. Шестеренки под бронзовыми крылышками все еще упорно не хотели останавливаться.
- Капризничает?
- Скорее злится на что-то, - ученый покачал головой и быстрым движением подхватил жука со стола. Тот продолжал сучить лапками уже в воздухе, как будто и правда искренне возмущенный таким с собой обращением.
- Наверное, какой-то магнит отошел в сторону, - больше сам для себя пробормотал изобретатель и со вздохом сунул игрушку в карман. - Так что вы хотели, лорд Шелли?

Но удача сегодня явно была не на стороне ученого. А может быть, судьба просто еще не наигралась: лорд Дерет не успел ничего сказать, как из открытого иллюминатора раздался громкий голос адмирала Ортеги:
- Винты! Разворачивайте винты! Включайте печи! Разворачивайте!
Не сказав друг друга ни слова, двое мужчин спешно вышли из каюты. Они поднялись по лестнице, но открыть дверь на палубу не смогли: лорд Дерет несколько раз безрезультатно толкнул ее и удивленно оглянулся на профессора. Тот пожал плечами. Тогда архитектор уже на всякий случай решил просто постучать: к его изумлению с той стороны мгновенно ответили:
- Господа, капитан просила передать, что мы не можем пока предложить вам прогулку по верхней палубе, - нараспев пропищал веселый мальчишеский голос. Кажется, паренек пытался повторить красивые слова, которые слышал где-нибудь на городской площади, но с этикетом у него явно были проблемы. Агемит и Дерет с облегчением переглянулись: раз матросы веселятся, значит ничего страшного еще не случилось. Архитектор прислонился к двери и постарался ответить в той же манере:
- Тогда не соблаговолите ли вы сообщить нам, что послужило тому причиной?

Наступило молчание: архитектор перестарался - ребенок его не понял. Потом с той стороны что-то упало, раздался характерный звук "Ау", и мужчинам ответил уже другой, грубый прокуренный голос:
- Джентльменам лучше пока оставаться внизу и закрыть окна. Сейчас начнется буря. А кому-то... - добавил потом неизвестный уже другим тоном.
- Да понял я все, понял, - молодой матрос снова оказался где-то рядом с дверью, в замке заскребся ключ, на секунду в проеме появилась щель, и на лестничную площадку протиснулся худощавый мальчишка лет тринадцати - пятнадцати.
- Добрый вечер, сэры! - Парень улыбался во весь рот, быстро запирая дверь обратно. - Вас попросили закрыть окна. Пожалуйста. А то так не хочется потом выметать песок из-под кроватей...
Он говорил и все время двигался: поворачивал голову в сторону мужчин, пожимал плечами, переминался с ноги на ногу, пока вынимал ключ из замка, и даже каждая черточка на его лице все время двигалась. Агемиту он сразу понравился.
- Мы закроем иллюминаторы. А что все-таки случилось? Я не заметил, чтобы на улице дул сильный ветер.
- А это не ветер. Это Вихрь понимается, - мальчик нахмурил брови, внезапно становясь неестественно серьезным.
- Вихрь здесь? - Не поверил ученый. - Их не бывает в этой полосе.
- Теперь бывает. - Матрос махнул рукой, а потом поднял голову и посмотрел в лицо изобретателю: - Вы ведь профессор Нерин? Говорят, что вы знаете все на свете.
- Увы, нет, - улыбнулся ученый. - Но я знаю, что раньше в этих местах никогда не наблюдали Вихри. С чего ты решил, что он начинается?
- У капитана Ортеги сбился компас. Теперь капитаны все время смотрят на свои компасы, потому что картам больше верить нельзя, - тут, видимо, парень что-то вспомнил, потому что внезапно замолчал и как-то недоверчиво посмотрел на мужчин. - Вообще-то я не должен был вам этого рассказывать.
- Почему? - Не понял ученый.
Лорд Шелли среагировал быстрее и правильнее:
- Мы никому ничего не скажем. Кстати, как тебя зовут?
- Дик, - мальчишка смутился: наверное, в первый раз в жизни такой важный человек интересовался его именем. И, краснея от собственной, наглости он рискнул спросить: - А Вас, сэр?
- Дерет Шелли. Можешь звать меня лорд Дерет.
- А что ты собираешься сейчас делать? - Снова вмешался Агемит. Он не очень поверил мальчику и решил, что стоит понаблюдать за приготовлениями матросов.
- Иду в топочную, сэр. Там надо помочь.
- Мы пойдем с тобой, - бросил ученый. Он думал, что Дик начнет возражать, но мальчишка, видимо, слишком наслаждался оказанным ему вниманием:
- Хорошо, сэр.
Дик улыбнулся и, протиснувшись между двумя мужчинами, побежал вниз по лестнице. На последней ступеньке он остановился и оглянулся на Агемита:
- Я жду вас здесь, профессор.
Двум аристократам ничего не оставалось, кроме как спуститься следом за ним и пройти в свои комнаты. В иллюминаторы на самом деле уже засыпал песок. Нерину в своей жизни доводилось видеть Вихри с близкого расстония, один раз он даже попал в эпицентр этого безумия и чудом остался жив. Поэтому сейчас, увидев изменившийся пейзаж за окном, изобретатель тут же лишился всех сомнений: на дирижабль действительно надвигалась стихия. Самих Вихрей пока еще не было видно: может быть, они уже возникли где-то на горизонте, но их нельзя было разглядеть из-за поднявшегося стеной мелкой пыли. Ее было так много, что создавалось нереальное впечатление, будто движется сам воздух вокруг корабля, а маленькие рыжие песчинки прост вклеены в него.
Изобретатель с силой захлопнул окно и поспешно отвернулся. Его правая рука сама собой потянулась к маске, но остановилась на полпути - как и всегда. "Не время", - напомнил сам себе мужчина и вышел из комнаты. Шелли справился быстрее него и уже снова стоял у лестницы, о чем-то расспрашивая парнишку. Тот мялся от непривычного внимания, но отвечал бойко.
- Да, конечно, адмирал бывала и не в таких переделках. Она выведет корабль, даже не сомневайтесь, лорд Дерет!
Агемит улыбнулся: легенды о приключениях Ортеги из года в год становились все невероятнее. Хотя, чести ради надо заметить, что эта женщина была достойна своей славы: она и в самом деле выводила дирижабли из самых страшных бурь.
Агемит с детства вырос в том круге, где всех существ женского пола было принято делить на "леди" и "мэм". Так к ним принято было обращаться. Первые были миловидными, благовоспитанными созданиями, которые носили платья с пышными юбками и красиво пели под рояль. Обучались они, соответственно, в закрытых пансионах. Лет с пятнадцати эти красавицы с выбеленными лицами и волосами выходили в свет, чтобы к двадцати найти себе перспективного супруга и потом всю жизнь старательно строить "семейное гнездо". Их было принято уважать, опекать и посвящать стихи. Второй тип, женщины, к которым обращались или по званию, или коротко "мэм", были существами как будто из совершенного иного мира. В детстве они шли учиться не в пансион, а в городскую Академию - часто против воли родителей - и тем самым сразу отказывались от всех привилегий своего пола. Наравне со всеми они получали образование и поступали на службу, причем для таких женщин не существовало закрытых профессий: их можно было встретить и в Городской Ассамблее, и в дирижабельном флоте. Все зависело только от таланта и трудолюбия. Мужчины часто шутили, что женщины оказались от рождения в более выгодном положении: они могли выбирать между двумя путями, в то время, как у представителей сильного пола выбора не было. Увы, женщинам, которые достигли определенных вершин в своем деле, как правило не везло в личной жизни: аристократы, чиновники и даже простые капитаны дирижаблей, предпочитали искать спутницу жизни именно в пансионах.
Адмирал Ортега была одна из самых ярких представительниц второго класса женщин: волевая и трудолюбивая, она получила свое звание совсем недавно, когда прошлый адмирал решил уйти на покой. При этом она обошла нескольких старших коллег, чем нажила себе не одного врага во флоте: буквально сразу после ее назначения матросы стали распускать про женщину мерзкие слухи и скабрезные шутки, якобы о том, что она слишком часто наведывается в один закрытый пансион. Он женщина быстро дала понять, что на мнение шутников-неудачников ей наплевать. Агемит в свое время тоже оказался немного втянут в эти дрязги, потому что после вступления в должность женщина устроила во флоте капитальную модернизацию и пригласила его в качестве консультанта. Так вот, если быть до конца честным с собой, ученый не был уверен, что странные слухи совсем не имели под собой обоснования, но сам он старался никогда не обращать на них внимания. А несколько случайных встреч на улицах города с Ортегой и ее двоюродной племянницей могли быть просто совпадением.
Улыбаясь краем губ, изобретатель подошел к лестнице, и Дик тут же умолк. Снова улыбнулся от уха до уха и повел мужчин в топочную. Это было большое помещение в самом сердце корабля: здесь не было ни одного окна, поэтому царила полумгла, стояла удушающая жара и характерный запах - угольной крошки и нагретого металла. Только войдя в комнату, ученый сразу расстегнул пиджак и краем глаза заметил, как поморщился лорд Шелли. "А его никто и не заставлял", - напомнил себе Агемит и выкинул на время мысли о привередливом архитекторе из головы. Как только дверь за ними закрылась, Дик скользнул куда-то вглубь комнаты и пропал из вида, только откуда-то из темноты раздался его звонкий голос:
- Чу! Эй, Чу! Капитан сказала накачивать шар сильнее, будем подниматься!
- И без тебя знаю, заморыш, - ответил откуда-то басистый, но на удивление дружелюбный голос.
Ученый прошел несколько шагов вперед и смог разглядеть впереди очертания человека, откликавшегося на имя Чу: с такого ракурса он больше всего напоминал ожившую гору. Ученому показалось чудом, что мальчишка, вроде Дика рискует обращаться к этому человеку по имени - сам бы он, наверно, не рискнул. Тут Чу достал откуда-то из-за спины лопату и огромную перчатку и направился к печам. Только в этот момент Агемит обратил на них внимание, хотя и пришел сюда вообще-то только ради них. Эти печи он спроектировал сам и сам следил за тем, как их устанавливают на корабль адмирала. Они должны были выдерживать и многодневные перелеты, и огромные температуры. И уж конечно они не должны были так накалять воздух вокруг!
"Что-то не так", - с разочарованием понял мужчина. На секунду мелькнула мысль, почему Ортега не пришла и не пожаловалась на его работу, а потом ответил сам себе, что, наверное, она просто не знала о том, как должна работать его печь, потому что раньше такой ад в топочной был привычным делом. "Увы, для твоего провала это не оправдание". Но стоило ему повнимательнее присмотреться к ближайшей печи, как он буквально задохнулся от возмущения. И уже забыв про свой недавний страх перед огромным Чу, лорд Нерин быстро прошел в центр комнаты:
- Что вы сделали с этими печами? Почему вы убрали изоляцию, это ведь небезопасно! Кто вам вообще разрешил самостоятельно что-то разбирать?!
Чу сначала никак не отреагировал на тираду неизвестно откуда взявшегося здесь человека. Даже не оборачиваясь полностью, он оглянулся через плечо и покосился на Агемита сверху вниз. Но внезапно в его взгляде что-то изменилось:
- А вы ведь тот самый Нерин, да? Это вы эти печи собирали, точно. Я вас помню. Вы простите нас, профессор, но эта ваша изоляция весь жар от печей куда-то девала. Уголь горит, воздух нагревается, все работает, а в комнате холодно, - как-то даже немного виновато объяснил кочегар.
- Так и должно было быть, - слегка растерялся ученый. - Это было сделано для комфорта. Вашего, - на всякий случай уточнил изобретатель.
- Ааа... ну мы так и поняли, - Чу покивал головой. Это оказалось не так-то просто, потому что шеи у этого человека просто не было, и подбородок лежал прямо на груди. Но тем не менее кое-как получилось. - Мы все поняли, нам очень понравилось, здорово придумано, профессор. Только непривычно как-то. Мы всю жизнь в жаре, даже не одеваемся никогда.

И действительно: за всеми странностями от внимания Агемита до сих пор ускользала одна маленькая деталь: Чу был по пояс раздет.
- В общем, нам как-то неуютно стало, вот мы ее и сняли, - закончил тем временем свой монолог кочегар.
- Понятно, - только и смог ответить Нерин. На самом деле понятно ему было сейчас только два факта: теплоизоляцию печей он рассчитал правильно, а вот с принципами людей опять просчитался. Где-то сзади негромко засмеялся Дерет, и Агемит почувствовал, что его подсознательное раздражение на этого человека снова растет. Конечно, архитектору хватило бы ума сначала спросить матросов, чего они хотят, прежде чем тратить время и усилия на бесполезное нововведение. Он вообще исключительно рационально относился к собственному труду: никогда не делал ничего, что не сулило выгоды.
- Вы увидели то, что хотели? - Поинтересовался тем временем Шелли. - Тогда, может быть, мы продолжим наше путешествие где-нибудь в более комфортном месте?
- Лорд Дерет, вас никто здесь не задерживает, - явно резче, чем нужно было, заметил Агемит. Он, даже не оборачиваясь, почувствовал, как за спиной под тяжелым взглядом архитектора густеет воздух. Он был уверен, что вот-вот грянет взрыв. Но архитектор, выдержав короткю паузу, неожиданно ответил абсолютно спокойным голосом:
- Если вы помните, я хотел с вами поговорить, профессор.
Нерин удивленно оглянулся: "Как он это делает?". Он и в самом деле уже успел забыть об их несостоявшейся беседе, даже мысли о брате вылетели на время из головы. Тем не менее он ответил коротким "Я помню" и снова отвернулся.
- Дик! Что сказала капитан? Когда придут Вихри?
- Через полчаса, профессор. Они еще далеко, но буря будет сильной - песок уже поднялся.
- Да, я видел.
Кажется, мальчишка ничуть не боялся стихии: наверное, он раньше никогда не сталкивался с Вихрями, только слышал про них бесконечные небылицы. Наверное, ему даже хотелось самому побывать в центре урагана. И конечно, он был уверен, что ничего страшного с ними не случится, потому что кораблем управляла адмирал Ортега. Увы, профессор Нерин его энтузиазма не разделял.
- Не мог бы ты сходить и передать капитану, что мне нужно с ней поговорить?
Матрос только кивнул и пулей выскочил за дверь. Агемит тем временем обошел по кругу все три печи и проверил показания счетчиков: температура и давление были в норме. Рядом успокаивающе гудел воздух в трубах, поднимаясь к шару и возвращаясь обратно в недра котлов.
- Хорошо работают, очень хорошо, - неуклюже похвалил Чу, улыбаясь профессору какой-то не слишком уверенной улыбкой.
Не зная, что отвечать, избрататель рассеянно кивнул и присмотрелся к противоположной части комнаты: там в темноте тоже суетились рабочие, но за все время внезвапного визита они не произнесли ни слова. Вероятно, они разбирали мешки с углем. "Нужно что-то придумать с подачей угля", - тут же задумался ученый и тут же одернул себя, - "А может им нравится копать его лопатами?". Где-то у него за спиной закашлялся лорд Дерет: кажется, не от притворной вежливости, а от поднявшейся в воздух угольной пыли. Агемит вовремя отвернулся от черного пятна, а вот Чу только слегка прикрыл глаза: когда профессор через минуту снова посмотрел на него, лицо и широкие губы качегара были чуть-чуть светлнее чугунного бока печи, возле которой они стояли.
Вернулся Дик. Он змейкой проскользнул внутрь, и прежде чем за ним закрылась дверь, из помещения вышел лорд Шелли. Агемит мысленно поздравил себя с заработанной мигренью: все-таки стоило хотя бы выслушать архитектора, который до последнего момента пытался вести себя интеллигентно. Теперь будут проблемы. Но сейчас у ученого не было ни желания, ни времени на разговоры: внезапное нападение Вихря было в несколько раз важнее остальных проблем. Как член Научного Общества, профессор Нерин отвечал за составление судоходных карт. В свое время, лет восемь назад, он лично исследовал маршрут, по которому сейчас шел их дирижабль и назвал его полностью безопасным: по всем собранным наблюдениям Вихри никогда не появлялись в этом районе. Теперь же получалось, что тогда он чего-то не учел, и спустя годы его просчет может стоить кому-то жизни.
Голос Дика вклинился между изобретателем и его невеселыми мыслями:
- Капитан ждет вас на верхней палубе, - неожиданно серьезно проговорил маленький матрос.
- Да, конечно. Иду.
Перед тем, как выйти на палубу, Дик предупредил мужчину, что над пустыней уже поднялся песок. Он посоветовал снять обувь и пиджак, чтобы было удобнее идти. Ботинки Агемит снял без возражений, а вот расстаться с верхней частью костюма наотрез отказался: у него в карманах было спрятано огромное количество вещей, без которых он не выходил даже из собственной квартиры. Когда же Дик заикнулся про маску, ученый только мотнул головой: пусть лучше ему потом придется несколько часов вычищать пыль из пазов и креплений спиц!

Дик открыл дверь, и внутрь тут же волной хлынул песок. Агемит от неожиданности остутпил назад, малчишка ухмыльнулся ему и выскочил на палубу. Ученый с опаской последовал за ним. Первое, что он почувовал, был горячий верет, который дул попеременно, кажется, во всех направлениях. Деревянных досок палубы практически не было видно под толстым слоем песка: он скользал под ногами и поднимался в воздух маленькими вихрями. Агемит вспомнил: кто-то рассказывал ему, что зимой в горах точно так же вьются над землей крошки заледеневшей воды. Мелкая пыль не давала широко открыть глаза, даже импрвизированные очки не спасали. Нерин с трудом мог разглядеть то, что было на расстоянии двух метров от него, поэтому в первый момент просто растерялся: казалось, что, стоит ему сделать пару шагов от двери, и он навсегда потеряется в этом желто-рыжем мареве. Но внезапно откуда-то издалека раздался знакомый зычный голос:
- Профессор! Идите сюда!
Как Ортега смогла увидеть его на таком расстоянии? Сам ученый не видел даже бортов корабля, но все-таки решился пойти на голос. Он прошел несколько метров в одну сторону и остановился: слева хлестнул ветер, чуть не сорвав с него маску, и заставил резко повернуться. Верное направление тут же было потеряно. Агемит сделал шаг вперед, потом назад, попытался что-то прокричать, но ветер, кажется, завывал громче, чем чем он. Но Ортега, тем не менее, заметила его метания:
- Профессор! - Уже не скрывая веселья, прокричала она. - Я здесь!
Нерину показалось, что голос доносится откуда-то сзади: он развернулся и - о чудо! - в самом деле заметил темный силуэт, который махал ему рукой. Профессор прижал маску рукой к лицу и двинулся в ту сторону.
"Больше никаких путешествий!" - Пообещал себе мужчина, преодолевая последние метры. - "Дальше поместья - никуда! Ни за что!"
- Профессор, как вам погодка? - Адмирал по-прежнему стояла на своем мостике, одной рукой держа компас, а другой штурвал, и улыбалась. У нее на глазах были специальные очки воздухоплавателей с прорезиненными накладками: они плотно прилегали к коже и не пропускали песок. А рот женщина завязакала сложенным вдвое платком, и тем не менее говорила громко и разборчиво.
- Отвратительно, - честно признался мужчина. - Что происходит?
- Вихрь, профессор. Он вот-вот нас накроет. Так что лучше вам побыстрее сказать, что вы там хотели, и возвращаться обратно в каюту.
Агемит проглотил не слишком вежливую формулировку, понимая, что Амелии просто не до церемоний. Прежде, чем заговорить, он зажал ладонью и слелал глубокий вдох: по-другому дышать было сложно.
- Я хочу остаться наверху и понаблюдать. Мне нужно понять, что случилось. Дик сказал...
- Дик? Этот крысенок все-таки проболтался?
Нерин понял, что сболтнул лишнего и нахмурился:
- Почему вы пытались это скрыть? Если поведение Вихрей изменилось, вы должны были в первую очередь сообщить в Научное Общество, чтобы мы могли составить новые карты. Вы подвергаете людей опас... - забывшись, ученый сделала слишкм глубокий вздох и закашлялся.
Ортега отвернулась в сторону якобы для того, чтобы повернуть штурвал, а потом заговорила непривычно тихим голосом:
- Все это началось не так давно. Мне рассказали только о трех случаях, и пока пассажирские корабли в Вихрь не попадали. Мы сначала хотели обратиться к вам, но... есть одна странность. На кораблях, которые прошли через эти Вихри люди сходили с ума. Вы ведь помните капитана Остина, профессор?
Агемит молча поосмтрел на женщину, и по выражению его лица она поняла его реакцию.
- Он сейчас в госптале в Сорне. Его жена попросила ничего не рассказывать, она надеется, что Остин еще очнется, а если мы сейчас поднимем шумиху, он потеряет работу.
В этот момент откуда-то сзади послышались звуки возни и ударов обо что-то металлическое.
- Эй, вы там! - Без всякого видимого усилия капитан Амелия перешла на крик, от которого у Агемита заложило уши. - Разобьете трубу - будете сами шар надувать, и мне плевать, каким местом!
Из песчаного марева раздалось сдавленное "Есть, мэм!", и все снова смолкло. Профессор только сейчас заметил, что дирижабль медленно, но неустанно поднимается вверх.
- Так вот, - продолжила капитан. - Остин все время говорит про какие-то голоса, которые он слышал во время бури. Говорит, что это были мертвые, что они его куда-то звали. Врачи пичкают его успокоительными и качают головами.
- И это не единственный случай?
- Нет. На "Парящем", корабле Августины, спятили двое матросов. Один, к тому же, еще и ослеп, но ему просто песок в глаза набился. Может быть, с ним, как раз, все просто. А вот второй тоже что-то "слышал" и теперь не может нормально спать. Теперь вы понимаете, почему мы не можем выпустить эти истории за пределы флота?
- Рано или поздно вам все равно бы пришлось.
- Если бы смогли доказать, что виноваты Вихри, - то да. - В голосе женщины внезапно послышалась неприкрытая злость. - Но вы ведь знаете, что несут эти старые свиньи из Ассамблей! Они уверены, что во флот теперь набирают кого попало, что на дирижаблях служат одни угловники и сумасшедшие девчонки, которых никто замуж не берет! - Тут Ортега презрительно фыркнула. - Эта дрянь расползается из Роута.
- Роут далеко.
- От Голдобра - да. Но не от нашего флота.
- И вы боитесь обвинений в некомпитентности?
Амелия посмотрела на ученого так мрачно, что он тут же прикусил язык: он вообще-то имел в виду, что отвинить могут сошедших с ума людей, а прозвучало это, к несчастью, несколько по-другому.
- Я не боюсь того, что меня сместят, профессор. Мне плевать на деньги, и работу я себе всегда найду. Но если они введут правила отбора в дирижабельный флот по оценкам в Академии, то лично я больше на корабль не сяду. Потому что матросами будут не тринадцатилетние мальчишки, вроде Дика, который недавно с дуру полез под винт, чтобы вытащить оттуда тряпку, а правильные двадцатилетние увальни, мальчики из среднего класса. И если дирижабль попадет в бурю, то они подохнут первыми.

Нерин поднял руки в знак капитуляции и кротко извинился:
- Я совсем не это имел в виду, адмирал. Давайте лучше вернемся к нашей проблеме. Что вы сейчас собираетесь делать?
Ортега смотрела на него по-прежнему хмуро, но Агемит решил, что у него еще будет время пригласить ее в какой-нибудь паб и загладить свою вину дрогим элем. Если они выживут, конечно. А если не выживут, то им обоим будет уже все равно. Видимо, капитан рассудила про себя примерно так же:
- Собираюсь пролететь сквозь эту бурю и послушать, что там за голоса.
- И вы не...
- Нет, я не боюсь. А вот вам советую все-таки вернуться вниз. Я не хотела втравливать вас в это, профессор, и мы не пытались специально нарваться на Вихрь, но теперь нам от него все равно уже не улететь.
- Понятно, - Нерин повернул голову в сторону и попытался различить за желтыми облаками песка очертания надвигающихся смерчей. На секунду ему показалось, что он действительно их видит. - Значит, я остаюсь с вами. Мне тоже интересно послушать голоса.
Капитан Амелия никогда не спорила с глупцами: она говорила, что, если человек твердо решил свернуть себе шею, то не нужно ему мешать - если у него получится, всем от этого станет легче. Поэтому и сейчас она молча указала ученому на какой-то ящик, прибитый к палубе неподалеку от них. Агемит открыл его и обнаружил там запасные прорезиненные очки - гогглы, как их называли во флоте - и кожаную повязку с сеткой, которой полагалось прикрывать нос и рот. Мужчина замер на несколько секунд: чтобы надеть эти, без сомнения, удобные в такой ситуации вещи, нужно было снять его драгоценную маску.
- Решайтесь, профессор! Вас сейчас все равно никто не увидит! - Прохрипел где-то над ухом голос женщины. Ветер внезапно усилися, и новая порция песка забила ученому глаза и рот. Корабль сильно качнулся влево - ученый не устоял на ногах и упал на колени.
Ортега мгновенно повернулась в другую сторону, бросила что-то через плечо, сделала шаг в сторону и растворилась в песке. Уже через мгновение ее голос донесся снова, и на этот раз он шел как будто издалека, с трудом продираясь сквозь царящее вокруг желто-рыжее безумие. Агемит вцепился одной рукой в ящик, потому что палуба стана немилосердно раскачиваться, а второй кое-как сорвал с лица полумаску и тут же чуть не выронил ее. Даже сквозь свист ветра он расслышал - а может ему просто почудилось - как недовольно звякнули друг о друга тонкие металлические спицы и крошечные стеклышки.
"Больше никогда..."
Он положил свою маску в ящик, а вместо нее достал круглые тяжелые очки с кожанными ремешками и неловко нацепил их на голову. Стекла оказались толстыми и немного мутными: то ли их давно не протирали, то ли матросам не так уж важна была видимость при такой погоде. С третьей или четвертой попытки Агемит смог застегнуть ремешки за головой. Для этого ему пришлось оторвать обе руки от ящика, за что он в итоге и поплатился: не успели гогглы плотн усесться на голове, как палуба снова покачнулась, и ученый упал упал лицом вниз. Толстые линзы скрипнули, впечатываясь в песок, но не разбились и даже не поцарапались.
"Так вот зачем они так сделаны".
С повязкой для рта все оказалось намного проще, она закреплялась не так хитро. Наконец, Агемит с немалым чувством гордости захлопнул крышку ящика, пряча свою драгоценную маску от ударов стихии. С первой попытки ему удалось встать на ноги и распрямиться, правда, чтобы не потерять равновесие, пришлось схватиться за подвернувшуюся пд руки деревяшку: как оказалось, это был штурвал. Он даже не покачнулся под весом мужчины: песок намертво забился в пазы и заклинил управление. С другого конца корабля все еще доносились приглушенные голоса: разобрать можно было только отдельные, самые громкие слова, и чаще всего это были отборные ругательства. В какой-то момент раздался протяжный крик и звук падения, потом ученый тут же узнал командный голос Ортеги, видимо, капитан приказала отнести раненного в трюм. Дирижабль с трудом пытался набрать высоту. Уйти от вихрей совсем было невохможно: ни один корабль не мог подняться настолько, чтобы спастись от бушующих смерчей, но на большое высоте не так сильно сходили с ума магниты и железо. И хотя тяжелым трубам и печам сумасшествие Вихрей было не страшно: силы неведомого науке поля не хватало, чтобы вывернуть огромные куски металла, плохо прикрученные блты и гайки отлетали порой на раз и становились настоящим бедствием для экипажа.
"что я здесь делаю?" - Внезапно подумалось избретателю. Действительно, сейчас он был не в состоянии хоть чем-нибудь помочь матросам. Он даже не видел палубы под ногами, да что там - он не различил бы и пальцев собственной вытянутой руки. До этого момента мужчина как-то не обращал внимания на то, что песок бьет не только в лицо, но теперь он вдруг почувствовал, что и рубашка, и брюки, и носки и перчатки давно полны им. Даже в ушах был песок. Сделать сейчас хоть один шаг представлялось нереальным, потому что сам себе Агемит напоминал не до конца ожившую каменную статую из детских страшилок. Но как назло именно в таких ситуациях проявлялось природное упрямство Агемита: его было немного, и все оно было направлено на борьюу со стихией.
"Я должен дождаться смерчей и этих голосов".

Чтобы отсвободить вторую руку, пришлось буквально сростись с многострадальным штурвалом: ученый оперся на него всем своим весом и кое-как зацепился локтем. К чести конструкторов нужно сказать, что деревянная конструкция даже не скрипнула. Сорвав кое-как перчатку с правой руки, Агемит достал из кармана компас и в который раз мысленно поблагодарил того, кто придумал цепочки для одежды. Этот компас Нерину пару лет назад подарили ученики: благо, в Академии было много богатый детей аристократов, и средства позволяли им заказывать сувениры для профессоров у лучших мастеров континента. На круглой метталической крышке мастер выгравировал множество астрономиечских символов, причудливо переплетя их с орнаментами и силуэтами животных. На обратной стороне корпуса было имя Нерина и все его звания: родовые и приобретенные. Внутри, под тонким стеклом, был диск из белого металла, на который также были нанесены рельефные рисунки, к тоже еще и раскрашенные. Север на компасе символизировали горы, так как на самом севере континента проходил заменитый "Синий Хребет", единственный в мире. Юг изобразили красивым парусником - мимо южного побережья шел самый длинный судоходный путь. Слева нарисовали несколько сросшихся вместе растений с буйными зелеными кронами и яркими соцветьями - западный и юго-запаный берег континента радовали глаз случайного гостя морем зеленых растений. Ну а справа неизветсный автор, не мудрствуя особо нарисовал восход солца - да, его беловатый диск, опускаясь за день к самому горизонту и прочерчивая длинный полукруг, снова поднимался на небо с утра на востоке. В центре диска была золотистая резная стрелка - такая ятонкая на вид, что Агемит в первое время даже боялся лишний раз встряхивать компас, вопреки собственному здравому смыслу боясь, что она может согнуться или сломаться.

С пятницы по понедельник отключена от интернета.