Утром во рту было мерзко от лекарств, в голове – противно от долгого сна, а во всём остальном теле прочно поселилась слабость. Маша поднялась и обнаружила, что дверь открыта. Она прошла мимо поста дежурной медсестры, которая была ужасно занята, в туалет. И только когда побрызгала на лицо холодной водой, смогла вернуть мыслям привычный ход.
Внутренние часы отсчитывали последнее время – осталось меньше двенадцати часов, а ей не добраться до больницы, никак не добраться. Из зеркала на Машу смотрело совершенно незнакомое, бледное существо.
- Скоро всё кончится, - пообещала она отражению. – А вот как кончится, я не знаю.
Судя по часам на посту дежурной медсестры, было немногим больше шести утра. А ещё у неё на полке лежала Машина сумка, из полураскрытой молнии которой виднелся шнурок от фонарика.
Маша прогулялась ещё взад-вперёд по коридору, зашла за поворот. Там была открыта дверь на лестницу, ещё чёрный выход, но стоило дёрнуть дверь, как по ту сторону что-то страшно загрохотало.
Она вернулась в палату, прилегла, разом ощутив, какая же всё-таки тяжёлая голова. Если прикрыть глаза, можно было снова увидеть автобус, тяжело пробирающийся по залитым дождём улицам. Он снился ей всю ночь и вернулся теперь.
Наконец, она услышала шаги по коридору, что-то тихонько запищало – мимо двери мелькнул подол белого халата. Маша вскочила так быстро, что закружилась голова. Броситься мимо приоткрытых дверей палат, стащить сумку за ремешок, потом сразу к лестнице. Даже если её кто-то заметил, то не сообразил крикнуть.
Внизу была открыта дверь с надписью «гардероб». Медсёстры беседовали, не стесняясь эха в коридорах. Маша поднырнула под плотный ряд курток, по счастливой случайности увидела свою и сдёрнула с крючка.
- Девушка, вы куда? У вас пропуск есть? Без пропуска нельзя!
Она уже была на улице. Кованая калитка не скрипнула. Маша вскочила в первый попавшийся автобус.
Минут десять она пыталась успокоиться и сообразить, что делать теперь. По стёклам автобуса лупил дождь. Маша не заметила, как продрогла. Дрожь зарождалась глубоко в груди и электрическим током расходилась по телу. Никому из ранних пассажиров автобуса не было дела до неё, девушки в пижамных штанах и куртке, перепачканной в строительной пыли.
Она выбрала не самый лучший маршрут, объехала кругом почти весь город, потонувший в лужах, и вышла у больницы, когда алое солнце начало пробиваться сквозь облака Заброшенное здание отозвалось на её прикосновение мёртвым гулом. Какие-то тени замелькали в окнах, за досками.
- Я заберу тебя с собой, - сказала Маша, стоя по колено в мокрой траве. – Только дай мне дойти до последнего этажа.
Дверь у травматологии так и не закрыли, она болталась на несмазанных петлях, и дождь заливал внутрь. Маша вошла. Первые шаги дались с трудом, но потом стало тепло, согрелись даже пошедшие мурашками руки. Темнота внутри больницы не казалась абсолютной после полумрака дождливого города.
Маша шла знакомой дорогой, уже по памяти обходя завалы и ямы. Луч фонаря мазнул по стене, попал в комнату с надписями на стенах. Она не поверила своим глазам: каждое слово легко читалось, каждое слово было: дальше.
«Дальше, дальше, дальше», - вязью по стенам. Толстые ножки буков расползались, как насекомые.
- Я иду, - сказала Маша.
Она больше не останавливалась на лестничных пролётах. Коридоры тихо подвывали сквозняком, шумел за стенами больницы дождь.
«Дальше», - шептали ей стены.
Маша быстро потеряла счёт этажам, но когда сердце зашлось от тяжёлого подъема, вдруг поняла, что вокруг стало светлее. На стене кровавым цветом была выведена цифра тринадцать. Маша позволила себе небольшую передышку, выключила фонарик: теперь можно было обойтись и без него.
Посторонних звуков она больше не слышала, и на пролёте четырнадцатого этажа оборвался след из кирпичных крошек. Две лестницы вверх. Маша по инерции прошла ещё несколько шагов, и поняла, что уже на пятнадцатом. Здесь не было коридоров и комнат – огромная зала, наполненная серым светом подступающего утра. Потолок подпирали квадратные колонны.
В пол оборота к Маше, поджав под себя ноги, сидела Сабрина. В круге из красного кирпича, с закрытыми глазами. Маша бросилась к ней, Сабрина, услышав шаги, открыла глаза, и несколько секунд они молча смотрели друг на друга, не зная, что сказать.
- Почему ты так странно одета? – произнесла Сабрина наконец. – Сколько времени прошло?
- Почти трое суток. – Маша опустилась на колени рядом с Сабриной, обхватила её за холодные голые плечи. Кажется, в ней не осталось ни капли тепла. – Возьми куртку. Пойдём вниз.
Сабрина отстранила её руку с предложенной курткой.
- Пойдём. У меня села батарейка в фонаре.
- У меня есть.

Вокруг запахло обычной стройкой – отсыревшим бетоном, штукатуркой, плесенью по углам. Зашумел совсем близко дождь. Маша снова обняла Сабрину и, хоть та сопротивлялась, надела на неё свою куртку.

Их вместе вернули в больницу, но Сабрину выпустили уже через несколько часов. У неё не обнаружилось даже самой лёгкой формы истощения, которое обычно довольно быстро развивается вслед за посиделками в аномальном месте. Даже нейродиограммы были чистыми – врач в недоумении развёл руками, назвав Сабрину три раза сильной личностью и два неимоверно везучей. А Машу оставили в больнице.
И все посещения сократили до самого минимума, потому что как раз её нейрограмма показывала совершенно ненужные пики активности. К тому же по вечерам снова и снова поднималась противная температура.

Тряпка мазнула по окну, оставив мокрый след, а потом – жирную размазанную грязь.
- Неужели оно когда-то было прозрачным? – вполголоса проворчала Сабрина.
Ляля вместо ответа повозила по стеклу шваброй с длинной поролоновой мочалкой на конце. Грязные капли потекли на подоконник.
Уборка в институте всем страшно надоела, но терпели: оставался последний день отработки, а потом – целый огромный август каникул. Ляля потопала к следующему окну, воя песню о том, как бегемота собирали на войну.
- Как там Маша? – поинтересовался Ник, возникнув за спиной Сабрины.
Она тяжёло опёрлась о подоконник – натирание тряпкой грязных окон иногда выматывает не меньше, чем махание мечом. Под конец рабочего дня Сабрину начинали страшно раздражать волосы, выбившиеся из-под резинки, и праздные вопросы, от которых она теперь не могла отделаться. И взгляды. Особенно – взгляды.
- Она ещё в больнице. К ней никого особо не пускают, только отца. А что?
Ник пожал плечами, перебрасывая молоток из одной руки в другую.
- Да мутная эта история с аномалией, с Мифом.
Миф давно укатил из города под предлогом срочных дел в районе, но скорее всего – просто решил отсидеться, пока не уляжется пыль. Потому что любому станет неуютно под ненавидящими, любопытными, ехидными взглядами. Взгляды. Вот чем институт наполнился сверху донизу.
Мимо, у самой стены, прижимая к боку цветастую сумку, прошла Альбина.
- Эй, а ты-то куда? – крикнула ей вслед Сабрина. – Ещё три окна осталось.
Альбина обернулась, разом горбясь и становясь цветом как стенка, не спасал даже яркий сарафан. Глаза сделались умоляюще-большими.
- Я отпросилась, мне нужно к врачу. К окулисту. Я записывалась на прошлой неделе.
- Какой ещё врач? – скривилась Сабрина. - Вот домоешь окно, и будет тебе врач. А пока – живо тряпку в зубы.
Альбина метнулась обратно.
- Ты чего так с ней? – тихо спросил Ник, когда Ляля скрылась за поворотом в кладовку – снова надевать рабочий халат.
Сабрина с раздражением бросила тряпку на подоконник, отчего во все стороны полетели грязные брызги. Впрочем, окну было безразлично.
- Ничего. Пусть привыкает, ей теперь с нами учиться три года.
- Вы там что, перегрелись? – басовито поинтересовалась Ляля. – Она только практику проходит, а потом обратно в третью группу вернётся.

Сабрина задумчиво оглянулась на неё.
- Было бы неплохо.

Утром снова шёл дождь. Сабрина приехала к больнице в семь утра, чтобы к девяти её пустили, заставив перед этим подписать кучу бумажек, что она всю ответственность принимает на себя. Машу она сначала увидела в узкое окошко, выходящее из палаты в коридор, а потом отперли палату.
Маша полулежала на кровати, отвернувшись к стене. Неделю назад её перевели из обычной палаты в изолятор. И, видно, она была не столько замучена болезнью, сколько неопределённостью и скукой. Впрочем, на звук открывшейся двери она даже не обернулась. Сабрина села на край её постели.
- Доброе утро. Я подумала, что нам нужно поговорить.
Маша обернулась на неё, слабо улыбаясь.
- Хорошо, только не долго. А то мало ли…
Сабрина не выдержала, вскочила на ноги. Вдох-выдох, нужно успокоиться и всё рассказать по порядку, а не то Маша снова отвернётся к стене. Попробуй, достучись до неё потом.
- Только обещай, что выслушаешь меня до конца.
Маша безразлично пожала плечами:
- Как скажешь.
Сабрина коснулась переносицы, потом выставила руку перед собой, словно Маша тут же бросилась бы на неё, и выдала то единственное и самое главное:
- Понимаешь, не было никакой аномалии.
От окна до двери в палате было всего шесть шагов. Их Сабрина прошла, наверное, десяток раз, пока говорила. Она всё боялась, что объясняет путано, что взгляд Маши снова станет потерянным, и она не ответит.
- Я узнала все подробности, ну, в институте все только и обсуждают Ростровскую больницу. Все, конечно, выдвигают самые фантастические догадки, придумывают умные слова. Но я поняла, что не было на самом деле никакой сущности, ничего не было, понимаешь? Поэтому и приборы у нас в первый день ничего толком не показали, помнишь? Потому и у Мифа приборы ничего не показывали. Ты должна это помнить.
- Я помню, - произнесла Маша, чуть дрогнул её голос. – Это странно, конечно. Но почему я тогда видела эту сущность, чувствовала? Да ты и сама можешь рассказать…
- Подожди, - тяжело вздохнула Сабрина, ероша и без того растрёпанные волосы. Она прикрыла глаза, собираясь с мыслями. – Сущности не было, но потом она появилась.
- Разве так возможно?
-Ты обещала выслушать меня до конца!
Маша кивнула, едва ли обидевшись на резкий тон подруги.
- Понимаешь, когда мы пришли, там ничего не было. Потому мы и не смогли ничего найти. Что там искать-то вообще? Но потом Миф стал нудить: ищите, мол, ищите. И мы стали искать. Особенно ты.
Сабрина почувствовала себя беспомощной. Та картина, которую она прекрасно видела перед собой, никак не хотела облачаться в слова.
- В общем, я не знаю, как описать это по-научному. Ну, ты очень старалась хоть что-то найти, и, в конце концов, создала это. Или притянула, я не знаю, как правильно. – Она замерла, глядя Маше в лицо. Та непонимающе хмурилась. – Сущность была в больнице, только когда там появлялась ты. Миф искал и ничего не нашёл, а когда зашла ты…
Маша молчала, в замешательстве переводя взгляд с рук Сабрины, сложенных у подбородка, к окну и обратно.
- Никто кроме тебя её не чувствует, не слышит, не видит.
Машино лицо сделалось несчастным.
- А как же ты? Ты ведь её чувствовала, ты шла на пятнадцатый этаж, ты рисовала защитный круг.
- Да. – Сабрина устало опустила руки. – Когда ты была в здании, я тоже чувствовала аномалию. Ты поднималась выше, и аномалия гнала меня выше. Ночью ничего не было, я рисовала круг просто на всякий случай. А когда ты приходила меня искать – я чувствовала её, да.
Маша замолчала, уставившись мимо, наверное, перебирая в уме все события тех дней, сопоставляя их друг с другом, как кусочки цветной мозаики. Когда все кусочки совпали, её взгляд снова стал осмысленным.
- Ты знаешь, это ведь всё объясняет. И даже то, что сущность говорила мне забрать её с собой. Я просто думала, что она обязана так сказать, и она так сказала.
Сабрина увидела, что её губы уже искусаны в кровь. Маша теребила уголок простыни, и ткань вытерлась, стала почти прозрачной у неё под пальцами. Может быть, Маша каждую ночь смотрела в стену, пытаясь собрать все события в стройный ряд, и кусала губы, и теребила угол простыни.
- Как бы узнать, осталась аномалия в здании или её уже нет?
- Маша, умоляю, у нас есть другие проблемы! – Сабрина в отчаянии тряхнула руками. - Мне абсолютно не важно, что там в старой больнице, пусть она хоть рухнет к демонам в нижний мир. Мне важно, что происходит с тобой.
Она замолчала, а Маша резко села на кровати, упираясь руками в матрас.
- В смысле, ты хочешь сказать, что в моей голове нет никакой сущности, и я всё сама себе вообразила?
- Я об этом тебе уже час твержу.

Сабрина опустилась на край постели и с тоской посмотрела на Машу.
- Ну давай же, приходи в себя. Ты сама её создала, сама и выгони. Помощи ждать больше неоткуда.
Маша взяла её руки, молча положила их себе на колени и склонила к ладоням Сабрины голову. Они просидели так, пока в дверь не постучала раздосадованная медсестра.
- Пора бы заканчивать, леди. Не время для посиделок. – И хлопнула дверью.
«У неё так много забот, ещё нужно успевать прогонять незадачливых посетителей», - подумала Сабрина. Она сильно сжала Машину руку.
- Мне тебя не хватает. Возвращайся, хорошо?

В последний день отработки ветер подметал дорожки сквера перед институтом, сжалившись над измученными жарой студентами. Они устроились посидеть в теньке, пока никто из преподавателей не сунулся их проверять.
Город замер в полуденной жаре, как замирает большое сытое животное, когда убеждено в своей безопасности.
- Скорее бы уже всё закончилось, - мечтательно выдал Ник, запрокинув голову так, что видел здание института вверх ногами. – Даже пять лекций в день не выматывают так, как эта бесконечная практика.
Его все молчаливо поддержали, кроме Мартимера, который упорно шкрябал в сторонке метлой по асфальту. Сабрина обернулась, чтобы отряхнуть со штанины мусор, и случайно заметила у остановки знакомую фигуру. Сначала не поверила, но через секунду подняла руку и несмело махнула. Маша бросилась к ним.
- Не беги так! – успела проворчать Сабрина, прежде чем Маша обхватила её за шею.
Институт весело подмигнул солнечными бликами на стёклах. Каждый звук и запах после больницы казался ей ярче, даже свежепосаженные и ещё вялые тюльпаньи ростки хотелось пощупать и попробовать на вкус.
- Тебя что, уже из больнички выпустили? – громко поинтересовалась Ляля. Кто-то не выдержал и ткнул её локтем в бок. – Да я же от радости, - тут же возмутилась она.
Маша обняла и Лялю, утыкаясь в пушистые волосы, ностальгически пахнущие институтской пылью.
- Хороший ты человек, - со слезами в голосе произнесла Ляля.
- Вообще-то меня не особенно хотели выписывать, но признали, что динамика положительная. Ну, если честно, я почти сбежала. – Маша улыбалась, смущённая таким вниманием.
Ветер притих в кронах деревьев, перестали мельтешить по лицам солнечные зайчики, и Сабрина увидела то, что пряталось за Машиной улыбкой. Тонкая горькая морщинка у переносицы. Секунда – и морщинка исчезла.
- Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался Мартимер, громко шкрябнув метлой как раз за спиной у Маши.
- В целом хорошо…
Он удовлетворённо кивнул.
- Но если станет хуже, нужно принимать масло чёрного тмина. По ложке в день, с самого утра. Очень помогает. Я тебе принесу.

Глава 12. Преподавательский совет

Выводы писали в последний вечер, и Маша задремала над клавиатурой, отвыкшая от такого бешеного ритма. Отчёта по практике все боялись даже больше, чем экзамена по демонологии. Хотя Сабрина и махала руками в ответ на каждую попытку Рауля раздуть панику, но сама весь вечер судорожно рылась в конспектах.
- Чего все так расшумелись! Главное тут – побыстрее отчитаться, никому не хочется летом выслушивать наш бред. Посмотрят, скажут, мол, идиоты вы все, гнать вас всех взашей, да ладно, живите, и разойдутся. Тоже мне, нашли проблему, - громко выговаривала она, листая учебник.
Маша занималась приятным – дремала на тёплой клавиатуре ноутбука. Под голос Сабрины, как под шорох дождя, хорошо и привычно спалось.

- Ты записала? – Сабрина подтолкнула ножку стула, и Маша проснулась. – Мне категорически не нравится наш отчёт.
- Наверное, пойду прогуляюсь, - простонала Маша, поднимаясь. – А то я ничего уже не соображаю.
В двенадцать ночи по коридорам общежития летал сквозняк. Она дошла до кухни, никого не встретив, плеснула в кружку чуть тёплой воды из чайника и встала у окна.
- Не спится?- раздалось за спиной.
Маша вздрогнула, расплескав воду на любимую футболку с надписью «армия», обернулась. В дверном проёме стояла Альбина в позе бедной родственницы, которую не пускают даже на порог.
- Да я бы с удовольствием легла спать, - пробормотала Маша и снова отвернулась. Альбина, конечно, не виновата, что вызывала у неё чувство вины, смешанное с опаской.
- А мне вот не спится, - вздохнула Альбина, становясь рядом.
От неё пахло приторно, словно чьим-то чужим праздником с вином и фейерверком. Маша посторонилась.
- Что-то произошло, пока меня не было? – осторожно спросила она, выстукивая по подоконнику непонятный ритм. Воды больше не хотелось. – Говорят, ты нее останешься в нашей группе?
- Ага, - выдохнула Альбина, мечтательно глядя на огни города. На перекрёстке светофор безостановочно мигал жёлтым.
- Что именно случилось?
Вместо ответа взвыл за окном двигатель ночного лихача. Маша поняла, что продрогла, и сложила руки на груди. Странно – из окна не дуло.
Альбина пожевала бескровными губами.
- Просто я решила уйти из института. Мне здесь не нравится. В смысле, я везде чужая.
Сладковатый запах стал сильнее. Маша покосилась на форточку – нет, закрыто. В мокрых от пота пальцах заскользил бок кружки. Маша решительно отставила кружку на стол и шагнула прочь.
- Не буду тебя отговаривать. Я вообще считаю, что нельзя навязывать людям своё мнение. Если ты решила уходить – то уходи. Ну а теперь извини, мне нужно ещё дописать отчёт.
Альбина кивнула, не оборачиваясь, как будто её приворожили подмигивающие огни многоэтажек. Где-то за кленовой рощей серебрилась ночная подсветка института.
Маша замерла на пороге с ощущением, будто забыла на подоконнике что-то очень важное, например, кусок отчёта. В задумчивости покусала ноготь на большом пальце.
- Альбина, а Ляля с Мартимером говорят, ты с ними не ходила на объект. Правда?
Халат закачался у неё на плечах, как, бывают, качаются флаги на мачтах военных крейсеров.
- А зачем мне с ними ходить? Я же решила уйти.

- Ну конечно-конечно, - глухо усмехнулась Горгулья.
На кафедре – в несообразно-длинной комнате, разделённой шкафами на три отдела – всегда говорили вполголоса. Потому что в третьем, самом крайнем отсеке, работал завкафедрой. Но сегодня Татьяна Альбертовна не стеснялась.
- Да, вот из-за таких мы и теряем бойцов. Именно из-за тех, кто только и жаждет, что драгоценного себя спасти.
В узком пространстве между шкафами зазвучали её шаги – как будто под звуки военного марша. Зашептали рядом осторожные шажочки Максима – тишайшего преподавателя ориентирования, которого по отчеству даже первокурсники не называли.
- Вы преувеличиваете. Ну всё же закончилось благополучно. Зачем снова ворошить прошлое?

- Я не ворошу прошлое, я собираюсь разобраться в ситуации, чтобы больше в подобные не попадать!
Снова шаги, снова шуршание бумаги. Из-за своего стола подал голос Леонор Итанович, полностью скрытый развесистым папоротником в горшке. Он обожал цветы, и методично превращал кафедру в отдел ботанического сада. И превратил бы окончательно, если бы не Горгулья.
- Вот в восьмидесятых я бывал в Полянске. Тогда ещё это была такая глушь, что даже автобусы не ходили. И вот как раз там произошёл интереснейший случай…
Громко хлопнули ладонью по столу. Леонор Итанович закашлялся, замолчал. Миф вошёл на кафедру и бросил на стул дорожную сумку.

Весь пол здесь засидели разноцветные солнечные зайцы – под витражом в холле института Маша сама себе казалась разноцветной. Загорелые руки, и те сине-красные. У дверей с надписью «кафедра» ей только и оставалось, что снова и снова перелистывать отчёт.
- Знаешь, я всю ночь не спала. Учитывая ещё и то, что мы легли, когда уже светало… - У неё никак не выходило перестать тереть глаза.
Сабрина зевнула, закрываясь ладонью. Её лицо из-за витража казалось нездорово-зелёным. Маша поёрзала на подоконнике, с тоской глядя на кафедральные часы под потолком.
- Ночью приходила Альбина, сказала, что забирает документы из института.
- Правда? – восхитилась Сабрина. – Хоть одна хорошая новость.
Маша со скукой посмотрела в конец длинного, как тоннель в метро, коридора. Летом в институте было пусто, печально болталось у входа объявление со временем работы приёмной комиссии, праздно шатались туда-сюда преподаватели, по юности и неопытности не допущенные до полевой работы с курсантами.
У лестницы появился силуэт девушки в лёгком платье. Она приостановилась на секунду, потом махнула рукой.
- У вас тоже отчёт сегодня?
- Луиза! – Маша спрыгнула с подоконника так громко, что стало слышно в другом крыле.
Светловолосая очень бледная Луиза улыбнулась, подходя ближе. У неё была замечательная улыбка, как будто ярче вспыхивало пламя свечки.
Луиза училась в четвёртой группе. И практика у них проходила в стенах института, и, если совсем честно, о ней ходили истории похлеще, чем о лесных ведьмах. Никто, конечно, не стал бы расспрашивать напрямую, чем занимается четвёртая группа на своей кафедре, на нулевом этаже. Но Луиза Маше всегда нравилась – вот уж от кого не получишь тычка в спину.
Они постояли у витража, болтая о том, как надоели жара, суматоха и учёба. Голоса эхом отражались от стен и замирали под сводами института. Сабрина нарочито громко перелистывала страницы отчёта, по привычке нагнетая обстановку. И половина тем изошла на нет, когда Маша вдруг вспомнила:
- Слушай, ты же, кажется, хорошо знакома с третьей группой?
Луиза потеребила ленту, заменяющую пояс. Она имела привычку по-птичьи наклонять голову вбок, когда озадачивалась. В прозрачных глаза отражались солнечные зайчики.
- Да, я два месяца даже с ними училась.
- Вот скажи мне, что за случай с этой вашей Альбиной? Шуму на весь институт, а теперь она ещё и окончательно уходить собралась. Ты ведь наверняка слышала?
Сабрина рассержено шлёпнула отчётом по колену. Разговоры про несчастную девочку Альбину изрядно надоели всем в округе. Луиза сделала большие глаза.
«Сейчас будет охать, мол, как же так, уйти после второго курса», - успела подумать Маша.
- Какая ещё Альбина? – выдала Луиза, истово морщась, как будто можно было вот так забыть человека. Как строчку в учебнике. Был он и уже нет. Заснуть и уронить голову на расплывающиеся буквы.

До отчёта оставалось самое большее – минут пять, и почти все члены кафедры давно расселись в просторной аудитории. Маша знала, что он там остался один. А до этого она стояла, нервно щёлкая кнопкой на рубашке, подпирала стену, хотя Сабрина уже два раза выглядывала из аудитории и делала суровое лицо. Ожидание было невыносимо.
- Мифодий Кириллович! Миф…
Он обернулся – хмурый, как будто даже похудевший. Волосы, не собранные сегодня в хвост, уныло свисали на плечи. В руках – потрёпанная тетрадка, развёрнутая на середине. Дверь тяжело хлопнула у Маши за спиной.
- Что тебе, Орлова? Как вижу тебя, так нервно подскакиваю.
Ничего удивительного. До встречи с Луизой Маша и сама клялась никогда больше не заговаривать с Мифом. А теперь стояла, прижавшись спиной к двери кафедры. Справа – расписание, разукрашенное цветными маркерами, слева памятка «включить сигнализацию». Со шкафа свисали бледные плети традесканции.
- Я бы не стала к вам обращаться, но не могу справиться. Со мной что-то происходит. Что-то плохое. Помогите мне.
Миф лениво перевёл взгляд на часы – уже без трёх минут. Выразительно глянул на Машу.
- Это подождёт до конца отчёта, или весь мир рухнет в пропасть прямо сейчас?
- Вы смеётесь, - горько отметила Маша, ощущая, как её трясёт. Царапать кафедральную дверь – вот чего она совсем не хотела делать, а делала. И была почти что уверена, что останутся следы. – А сущность ходит по нашему общежитию. Уже недели три, а может и больше. Кто её знает, когда она появилась.
Миф прищурился поверх очков. Бежала по кругу секундная стрелка.
- Тебе плохо?
- Мне? – в замешательстве повторила Маша. – Мне – нет. И вроде бы никому не плохо. Но это же странно, что по общежитию ходит человек, которого нет и не было. Это же неправильно.
- С чего ты взяла, что там что-то ходит?
- Альбина Солнцева.
- Да, я помню её. – Миф привычным жестом поправил очки, бросил тетрадь на стол. – Я ещё поставил её третьей, потому что вас вышло нечётное число.
Взгляд на часы – осталась последняя минута, а в аудитории Горгулья, наверное, нервно стучит карандашом по столу.
- На самом деле её нет.
Миф приблизился к Маше, почти отечески улыбнулся, щупая лоб.
- Успокойся, а. Давай позже поговорим? Откуда в вашем общежитии может взяться сущность, мне интересно!
И она видела, что ни капли ему не интересно.
Как и следовало ожидать, Альбина не пришла на отчёт. Миф занял своё место за столом комиссии, Маша опустилась за парту рядом с Сабриной. Та опять сделала суровое лицо.
- Ну и о чём вы с ним говорили? Горгулья чуть всем мозг не съела.
За трибуной председателя прокашлялся Леонор Итанович, и потекла привычная вступительная речь, переполненная воспоминаниями. Маша видела, как стекленели глаза преподавателей. У Леонора Итановича даже самые прилежные курсанты вроде Сабрины уже к третьей лекции приобретали важный навык – спать с открытыми глазами. Даже судорожные листания отчётов стихли за её спиной. Но Маша не могла забыться.
Мысль о том, что же такое представляет собой Альбина, не шла из головы. Маша чувствовала, как в душной аудитории у неё мурашки бегут по спине, стоит только представить, как Альбина идёт по коридору общежития, обычная с виду девчонка в красном застиранном халате. Идёт и улыбается всем подряд.

Девочка, которой нет на самом деле.
Что она может? Зачем пришла? Что сделает, если будет недовольна?
Когда её вызвали для отчёта, Маша кое-как собрала разбегающиеся мысли. Миф отвернулся и протирал очки.
«Хоть бы ты дыру протёр», – мысленно пожелала ему Маша, проговаривая навязший на зубах текст отчёта.
Горгулья окинула её внимательным взглядом, спросила что-то из учебника. Маша быстро нашлась. Остальные пожали плечами – вопросов нет. Что-то записал в ведомости Леонор Итанович.
Даже не пытаясь подсмотреть, что он там нацарапал напротив её фамилии, Маша сошла с трибуны и вернулась за парту. Ляля кольнула её в спину карандашом.
- Перестань ёрзать, у меня сейчас морская болезнь из-за тебя начнётся. – Ляля вообще не умела шептать, так что её голос услышал даже Рауль, сидящий в другом углу аудитории, и упал лицом в отчёт.
Минуты ползли медленно, как будто заснули от голоса заведующего кафедрой. Да так и не проснулись.
Когда их выпустили, наконец, в коридор – дожидаться оценок, – Маша испытала небольшое облегчение. Так, если бы долгая и нудная боль в конце концов начала бы притупляться.
- Да что такое? – Сабрина потрясла её за локоть.
Маша обнаружила, что стоит, сложив руки на груди, и не отрываясь смотрит через витраж, на задний двор института. Через цветные стёкла старые пристройки казались сказочными дворцами. Вокруг неё собралась вся группа.
- Пойдёмте в столовую пирожки есть, - предложила Ляля, но без особой уверенности.
Её голос потонул, как камешек в омуте. Маша окинула всех невидящим взглядом.
- Альбина, - начала она и поняла, что не знает, как продолжить. – Она не человек. Она аномалия. Которая… - Маша сглотнула оправдания. – Почему-то появилась в нашем общежитии.
Тихо припомнила демонов Сабрина, замершая по её левую руку. Рауль открыл и закрыл рот. Снял фиолетовые – по последней моде - очки, которые смешно смотрелись в сочетании с формой, опять нацепил их на нос.
- То есть ты уверена?
- Да. Я рассказала Мифу, и он обещал проверить. Хотя… - Маша привалилась спиной к прохладному стеклу. Рубашка на спине давно взмокла. – Он после той истории предпочитает обойти меня за километр.
Дверь аудитории грохнула об косяк. В коридор выбрался бледный Максим. Комкая в руках бумажный платок, он постаял, покачиваясь с пяток на носки, потом ушёл обратно.
- Газ сам собой не включался? Двери не хлопали? В зеркалах ничего такого странного не отражалось? – по-деловому поинтересовалась Ляля, хлопая себя по форменной юбке, но в ней не было карманов, в которых хранились Лялины многочисленные блокноты.
- Вообще кто-нибудь в курсе, в какой комнате Альбина живёт? – медленно проговорил Ник, оборачиваясь почему-то на Мартимера.
Тот дёрнул плечом.
- Судя по всему, ни в какой. А как ты догадалась?
Маша смотрела мимо. Туда, где начиналась полукруглая лестница на второй этаж. Ей казалось, что на дальних ступеньках, куда падала тень от колонны, воздух сгущается в подобие человеческого силуэта. Она тряхнула головой, и наваждение исчезло.
- Она очень странная – почти никуда не выходит. И как только я остаюсь одна, она тут же является, как будто бы следит за мной. Хотя, конечно, всё это ерунда. Самое главное, что она никогда не училась в третьей группе. Она вообще ни в какой группе не училась, понимаете? И она собиралась уйти.
Маша вздрогнула, как будто ей провели холодным лезвием ножа по шее.

Уйти.

Комендант общежития всем видом показывала, как недовольна, но перед удостоверением Мифа не устояла. Правда, Маше пришлось дожидаться в фойе, снова подпирая собой стену, а Миф перерывал документы за закрытой дверью. Он хотел одним движением показать Маше, что она неправа. Чтобы не тратить особенно много времени.
- А то не отстанешь же, я тебя знаю.
И сунуть ей бумажку, согласно которой Альбина Солнцева преспокойно жила тут на правах человека, а не аномалии. Однако не вышло.
Маша водила пальцем по стене, чертя руны на сыплющейся побелке, когда ещё раз хлопнула дверь. Миф выглядел раздосадованным даже больше, чем удивлённым.
- Демоны знают что, - буркнул он себе под нос и, не глядя на Машу, взбежал по лестнице.
Она медленно поднялась следом. После отчёта общежитие ожило – то тут, то там раздавались радостные возгласы, сушилось бельё на общих балконах, против всяких правил из каждой третьей двери доносилась музыка, в общем, шли последние приготовления к отъезду на каникулы. Все окна были распахнуты, несмотря на то, что город захлёбывался в пыли, жаре и автомобильных гудках.
Дожидаясь Мифа, Маша взобралась на подоконник и посмотрела вниз, на серое море асфальта. Справа и слева от широкой лестницы чернели клумбы, в которые каждую весну высаживались тюльпаны, и каждое лето засыхали, как будто проклятые чьей-то злой волей. Вдалеке, у транспортной развязки, реяли сине-алые флаги, приготовленные ко дню города.
Миф стянул её с подоконника за локоть.
- Во-первых, - сказал он, тяжело переведя дыхание, - сейчас навернёшься вниз, я тебя соскребать с асфальта не буду. Во-вторых, объясни мне, в конце концов, что у вас тут происходит. Никто твою Альбину не знает. Это шутка такая, да?
Он упёрся обеими руками в подоконник, жёстко поджал губы. Светло-голубое небо над городом было исчерчено следами от самолётов.
- Мифодий Кириллович, - осторожно произнесла Маша, плечом прижимаясь к стене, чтобы видеть его лицо. – Вы когда-нибудь сталкивались с подобным?
Девушка на общем балконе сдёргивала с верёвок цветное бельё. Маша прищурилась: нет, не в красном халате, не Альбина.
- Да, - бросил Миф, тряхнув головой. – Сталкивался. Было один раз.
Она шагнула ближе, боясь не расслышать. Солнечные блик играли в стёклах его очков. Тонкие чёрные дужки запутались в волосах. Маша коснулась подоконника рядом с ладонью Мифа. Белый пластик был там тёплым, как бок спящего животного. Вот-вот и всё общежитие испустило бы тяжёлый вздох.
- И чем всё может закончиться? – чужим голосом проговорила Маша. - Скажите, она ведь совсем ушла, да? Что с ней теперь будет?
Ветер трогал спутанные пряди на висках Мифа, красил серой пылью.
- Побродит по городу. Если повезёт, пристроится куда-нибудь, в заброшенный дом, например, или в не очень заброшенный, поселится там и разрастётся. Или нет, тогда она просто затухнет, лишившись подпитки. Ты её хозяйка, только ты знаешь, насколько сильной она создана. Вероятно, достаточно сильной, если успела всем намозолить глаза.
- Вы будете её искать? – через силу спросила Маша. Ей лучше было не знать, но глупое упрямство заставляло стоять тут и требовать у Мифа ответы. Требовать, просить, просто смотреть на него, хоть бы избавиться от холодка, гуляющего по спине.
Миф повернулся к ней, растянул губы в ненастоящей улыбке.
- Будем, но не думаю, что это закончится успехом. – Он взял Машу за подбородок, больно сдавил. – И вот что с тобой делать, скажи пожалуйста. Скольких ты ещё создашь? Или уже создала?

Она вздрогнула. В пыльном коридоре вдруг стало нечем дышать. И воздух, и слова встали комом в горле.
- Что мне теперь делать? – прохрипела Маша.
Взгляд Мифа стал далёким и пустым. Он разжал пальцы, потёр их подушечками друг от друга, как будто выяснял, не запачкался ли. Серая пыль ложилась на его воротник.
- Чуть позже я вызову тебя к себе. Не уезжай пока. Попытаемся найти выход, не такой как в прошлый раз.
Миф расправил смятый Машей рукав и повернулся к лестнице, а морщина никак не разглаживалась. Маше стало страшно.
- А как было в прошлый раз? – крикнула она вслед Мифу, собираясь догонять и снова цепляться за рукав.
Он обернулся у самых ступенек, рассеянно улыбнулся, глядя в линяло-зелёную стену.
- Застрелили.

До вечера телефон молчал. До вечера шум машин глушил все разговоры под распахнутыми окнами общежития. До вечера пыль висела над дорогой, слоями, как пирог. Вечером Маша отвернулась к стене и закрыла глаза. Надоело мельтешение мыслей и лиц.
К пяти вечера почти вся группа успела съехать, оставив после себя затухающий шум в коридорах, второпях брошенные вещи и пожелания удачи под занавес. Никому из них не стало так уж радостно, как они старались показать, но у них хотя бы появилась надежда на скорое избавление. Маша видела, как Ляля не один раз, и не два настороженно оглядывалась, шагая по чёрной лестнице.
Общежитие быстро опустело. На гулких кухнях ещё встречались задумчивые пятикурсники, поглощённые предстоящим выпуском. Никого из них Маша не знала лично, но всё равно чувствовала взгляд в спину.
- Я останусь с тобой, сколько нужно.
Она ощутила, как рядом прогнулся матрас. Маша сильнее вжалась лицом в подушку, сдавливая пальцами виски. Ныли они от этого ещё сильнее.
- Сабрина, не надо. Ещё ты из-за меня билеты не сдавала. Собирайся, тебе выходить через час.
- Никуда я не поеду, - хмуро отозвалась она.
Маша молча перевернулась на спину. В углу стояла давно собранная сумка, и настроение каждый раз портилось, стоило только скользнуть по ней взглядом. Сабрина устроилась рядом, подобрав под себя ногу, и отстранено хмурилась.
Она ведь и правда никуда не собиралась уезжать – сидела в домашней футболке, поджав ногу, пока неумолимо тикали часы. Молчала. Подол выглаженного в дорогу платья грустно торчал из приоткрытой дверцы шкафа.
- Зачем ты так? – Маша взяла её за локоть.
Сабрина покачала головой, отчего не забранные в хвост волосы пощекотали Машу по руке.
- Я не знала, что всё так будет.
В открытое окно заглядывало тёмно-серое городское небо. Красным хороводом плясало по стеклу отражение соседней витрины.
- Меня не застрелят, - пообещала Маша без особой уверенности в голосе.
Сабрина как будто не слушала.
- Из-за чего это произошло? Он сказал? Раньше такого не было.
Маша поняла, что, глядя в одну точку, Сабрина пытается спросить про Альбину, но почему-то избегает называть её по имени. Воображение нарисовало вдруг полуразрушенное здание общежития, слепые оконные проёмы, забор из сетки-рабицы, знак «вход запрещён, опасная зона». И слова диктора из новостей: «Аномалия под кодовым именем Альбина поразила здание на одной из самых оживлённых улиц города. Жители эвакуированы, никто не пострадал». И сирены красно-синими сполохами в небе.
- Мне сказали, что из-за эмоционального фона. Разнервничалась, может. Или устала. Или вообще…
- Как ты чувствовала себя? – перебила её Сабрина, и Маше почти передалось её болезненное желание разобраться во всём, до последнего мгновения.
- Ну, - она пожала плечами, чуя, как фальшиво зазвучал голос. – Печально, скучно и одиноко.
- А во второй раз? Когда она пришла во второй раз, - произнесла Сабрина механически-хмуро.
- Печально, скучно и одиноко. Примерно так же, да.

Маша в задумчивости провела языком по внутренней поверхности зубов. – Она приходила, когда мне было не по себе. В третий раз – когда ты пропала. Я её прогнала. А вчера она сказала мне, что хочет уйти.
Она говорила, замечая, как голос из деланно-хулиганского становится глухим, и больше не хотелось вдыхать горьковатый вечер.
- Я бы могла её удержать.
- Ты не могла бы, - негромко заметила Сабрина.
Маша видела теперь разве что её согнутую спину и чёрные волосы водопадом по голым рукам. А лица не видела.
- Всё это получилось по-идиотски! – Она не выдержала и сорвалась на тон выше. Холодная стена ткнулась в лопатки. – Сначала аномалия тебя затащила в старую больницу и там чуть не убила, теперь уже сущность гуляет по городу, и вообще не понятно, что будет дальше. С Мифом, конечно, у меня ничего не получилось, а я была так рада, когда он захотел стать моим научным руководителем. Размечталась, как будет хорошо. Знаешь, он же когда оставлял меня после консультаций, проводил тесты и потом всё говорил, как это хорошо, что я рано проявилась. Хоть раз в жизни я могла бы чего-то добиться. А!...
Она откинула голову назад, коснувшись затылком шершавой стены. В комнате горела только бледная настольная лампа, да светился экран компьютера, но глаза всё равно болели. Хотелось зажмуриться.
- Никогда у меня ничего не выйдет, - уже спокойно и уверенно произнесла Маша.
Сабрина обернулась и едва ощутимо притронулась к её руке чуть повыше запястья.
- Ты не виновата. Это я. Но я не знала, что так получится.
Она говорила сдавлено, как будто горло перехватило от боли. Маша раздосадовано тряхнула плечом.
- Перестань, ну что ты!
Охнул старый матрас, Сабрина поднялась – пальцы запутались в волосах. Пнула сумку, перегородившую узенький проход между стеной и шкафом, и вышла. Надсадно потянуло из окна дымом.

Ночью зазвонил телефон. Маша подхватила его и сама едва не упала с кровати. Но звонил не Миф, на экране высветился совсем другой номер. Маша села на краю постели, спустив ноги в сероватую лужицу лунного света.
- Да?
- Давно уже была бы дома, - голосом восставшего мертвеца сказала Ляля вместо приветствия. – Ты как там вообще? Призраки из-за угла не лезут?
В комнате, в которой никогда не задёргивались шторы, городские огни освещали даже самую последнюю пылинку под шкафом. Маша оглянулась: кровать Сабрины была гладко заправлена, сумка валялась у стола, и подол платья по-прежнему торчал из-за дверцы шкафа.
- Не лезут пока, но, чую, скоро полезут. А тебе что, не спится?
- Я сижу на вокзале. Знаешь, чего звоню? Я подумала, а что если Миф сам тех сатанистов-идиотов в больницу заманил? И вас потом. Тогда его повесить мало.
Маша с силой зажмурилась, надеясь, что от этого пройдёт жестокая головная боль, открыла глаза – огромный молоток ещё колотился в затылке. Из окна была видна трасса, по которой нет-нет и проскакивала машина.
«Интересно, который час».
- Ага, и Миф кормил аномалию, как домашнего кролика. С чего ты взяла?
Ляля посопела в трубку, и Маше почудился стук поезда на заднем плане. Она поднялась и прошла по комнате – от кровати и столу, - чтобы размять затёкшие ноги. Из окна город был, как на ладони. Подсвеченный фонарями проспект казался сказочной дорожкой из жёлтого кирпича.
- Да я всё думала, чего он тебя в ту комнату пускать не хотел.
Вещи Сабрины лежали нетронутыми. Маша прикрыла рукой телефон и высунулась в коридор. Тут, как и всегда, мерцали неяркие лампы, и было пусто.
- Ладно, разберёмся, - пообещала Маша, пристально изучая тёмный конец коридора – там была старая вечно запертая кладовка, и лампа рядом с ней давно перегорела.
- Угу. Правила помнишь?
- Не оборачиваться?
- Угу. И не отворачиваться, если что.
Трубка зашлась гудками.

- Не оборачиваться? – Она повернулась к другому окончанию коридора. На окне тихонько покачивалась тюль.
- Угу, - промычала Ляля, соревнуясь в громкости голоса с вокзальными объявлениями. - И не отворачиваться, если что. Помнишь.
Трубка зашлась гудками. Маша сунула мобильный в карман джинсов и зашагала в сторону кухни. Свет там был выключен, запертые двери комнат провожали её безразличными взглядами. По полу бродил беспризорный сквозняк.
- Сабрина? – окликнула Маша, заглядывая на пустую кухню. Светлый прямоугольник окна вздыбился шторой.
Маша прошла к нему, тщательно закрыла форточку. Из-под стола, с пустых полок на неё смотрела темнота. Всё жемчужно-серое небо над городом было исчерчено следами самолётов, рёв двигателей стал привычным.
Телефон в её кармане снова задёргался. Вытаскивая его, Маша отметила, что давно была пройдена полночь.
- Ник, привет. А тебе-то чего не спится? – спросила Маша тихо, как будто окружённая спящими. Прислонилась к подоконнику, надеясь почувствовать облегчение от мимолётной прохлады. Самолёты ревели даже через стекло.
Ник печально вздохнул.
- Не знаю, как-то мне не по себе. Ты, кажется, тоже не спала?
Из трубки слышались потрескивания, шорохи, как бывает, если теряется сеть.
- Уже проснулась. – От боли в затылке ей хотелось зажмурится, но сон бы не пришёл снова, Маша знала.
- Я подумал тут. Что могло случиться с аномалией в больнице после того, как там пропали подростки? Выдохлась она что ли? Я порылся в Интернете. Больница не значится ни в одном списке опасных объектов. И ты говоришь, что там ничего не было.
- Между тем, строительство закрыли, - проговорила Маша. Эти мысли давно вертелись в голове, не находя себе отгадок. – Да уж, ничего не понятно.
Они поговорили ни о чём ещё с минуту и пожелали друг другу спокойной ночи. И Маша решила спуститься в фойе. В спящем общежитии Сабрине особенно некуда было деваться: двери заперты, в большинстве чужих комнат – темнота и тишина.
Она нашла Сабрину на одном из лестничных пролётов, где кто-то из местных оставил стул и чахлый цветок на подоконнике. Сабрина сидела, обхватив себя за плечи, и волосы скрывали её лицо.
- Что с тобой? – испугалась Маша, опускаясь на корточки у её ног. Положила ладонь на колено Сабрине.
Та медленно покачала головой.
- Ну! – Маша нашла её руку, вцепилась в послушные холодные пальцы. – Идём в комнату.
- Ты ничего не поняла.
Ноги онемели от неудобной позы, и Маша выпрямилась. Рокот самолётов у самых окон вдруг стал невыносимым, раздражающим.
- Я всё поняла. Ты винишь себя в том, что я чувствовала одиночество, и, соответственно, начала создавать аномалии. Но это всё бред. Мало ли как я себя почувствовала. Никто не мог бы предугадать.
Сабрина высвободила руку и зарылась пальцами в волосы.
- Ничего ты не поняла, - повторила она горько. – И хорошо бы мне сейчас промолчать, но я больше не могу. Я ведь правда не могла предугадать.
- В чём дело? – тревожно спросила Маша, ощутив отчаянное желание шагнуть назад, отступить и забрать вопрос назад.
Сабрина встала, откинула с лица волосы. Окно на лестничном пролёте было закрыто, по сквозняк и здесь дотянулся длинными тонкими пальцами до полупрозрачной шторы.
- Я боялась, что потеряю тебя.

- Я боялась, что потеряю тебя, - сказала Сабрина, глядя Маше в глаза. Она никогда не умела отступать, и сейчас не отступила.
- Ты не потеряешь, - бледно попыталась возразить Маша, нервно растягивая край футболки. – Что…
- Мне просто было интересно, как долго ты станешь меня искать, - выдавила Сабрина сквозь стиснутые зубы. – И я решила устроить небольшой… розыгрыш.
Маша стояла перед ней, не шевелясь. Казалось, если она двинет хоть пальцем, порвётся тонкая струна ночного спокойствия, и пустая лестница взорвётся криками.
- То есть как это? – пробормотала она непослушными губами.
- Так. В первый день я сама от тебя сбежала. Потом, конечно, появилась эта аномалия, из-за которой я не могла выйти. Иначе я бы вышла. Всё зашло чересчур далеко, я понимаю. Я так не хотела. Прости.
Отчаянно взвыла за окном чья-то одинокая сигнализация.
- Лучше бы я не говорила, - добавила Сабрина после молчания, показавшегося вечным.
Скрипнул ножками по паркетному полу отодвинутый стул. Она отвернулась, снова выпустив из-под контроля волну волос.
- Зачем ты так? – смогла, наконец, вычленить Маша из тысячи бессвязных слов в голове. Она осталась у перил, одна, неловкая от удивления, глупо разводящая руками.
Сабрина привалилась к стене. Короткие шорты обнажали коленки, покрытые мурашками, как от холода – душной летней ночью. Волосы не давали разглядеть выражения её лица.
- Мне было интересно.
- Ты шутишь что ли? – обессилено проговорила Маша, отступая на шаг назад. Она споткнулась о первую ступеньку и еле удержалась на ногах.
- Ты отдалилась от меня. Чуть что – убегала поболтать с Альбиной, оставалась с Мифом и не собиралась ничего мне рассказывать.
- То есть ты убежала, чтобы я обратила на тебя внимание? Сабрина, ну как же так, - проговорила Маша, заикаясь от возмущения и размахивая руками, как ветряная мельница. Произнося слова и понимая, что ни одно из них не убедит. – Я же всё рассказывала тебе. И об Альбине. Да и вообще, она же аномалия, ревновать к аномалии смешно! И Миф… ну правда, не целовались мы с ним после консультаций!
Молчание было страшным. В молчании больно колотилось о рёбра сердце, и холодок сползал вниз по пальцам.
- Не целовались, - эхом повторила Сабрина.
Маша выдохнула, не зная, что ещё сказать. Сжала и разжала кулаки.
- Ну хорошо, - сказала она, и коридорный сквозняк подхватил её голос, как море – пылинку. Развернулась и пошла вверх по лестнице, преодолевая ступеньку за ступенькой и каждый раз сглатывая комок в горле.

Она пришла вовремя и пятнадцать минут простояла под дверью, прежде чем в гулком институтском коридоре появилась знакомая фигура с развевающимися светлыми волосами.
- Пришла, - выгнул бровь Миф, как будто сомневался в том, что Маша вообще явится.
Он ловко перехватил ключ, повернул его в замочной скважине и в открытую дверь пропустил Машу вперёд. В крошечную подлестничную аудиторию на пять парт.
- Что-нибудь нашли? – спросила она, бестактная от бессонницы, села и уставилась в одну точку, где на обоях осталось пятно то ли от чернил, то ли от раздавленного таракана.

- Нашли, - сердито отозвался Миф, верхом усаживаясь на мягкий стул. – Шестеро видели твою аномалию в разных районах города, и все описывают Альбину в точности.
Он замолчал, уставившись в окно, как будто за ним было хоть что-то кроме хмурого неба. С утра собирался дождь, а земля дышала тяжёлым густым паром, как бывает перед непогодой.
- И что она делала? – спросила Маша, устав ждать продолжения.
Глаза от недосыпа резало, как будто в лицо ей бросили горсть песка. Ни ночью, ни утром Сабрина в комнату не вернулась, а Маша занималась тем, что таращилась в стенку. В свете уличных фонарей казалось, что по комнате скачут странные силуэты-тени. Утром позвонил Миф и сказал прийти.
Миф склонил голову на бок, как будто его интересовало, что же выкинет Маша в следующую секунду. Вдруг подпрыгнет и взлетит.
- Пыталась втереться в доверие. Рассказывала всякие ужасы. То её родители выгнали из дома, то жених избил, то похитили и пытались изнасиловать. Люди ей сочувствовали, конечно, полицию там пытались вызвать, врачей, но Альбина от всего этого как-то грустнела, сникала и тихонько уходила. Можешь сказать что-нибудь умное?
Умное? Она совершенно потерялась в гулких коридорах своих мыслей, а он просил сказать «умное».
- Она мне тоже всякие ужасы рассказывали. Что кто-то из группы её побил. Почему она себя так ведёт?
Миф взглянул на неё из-под сведённых бровей.
- Потому что кушать хочет. А кушает она, как ты понимаешь, не пирожки из столовой, а человеческую энергетику. – Он снова отвернулся к окну. – Хотя теперь мне уже кажется, что она способна питаться только тобой.
Грустный город за окном покрылся испариной слепого дождика.
- Это же хорошо, - с надеждой протянула Маша. Она повертела эту мысль в голове и так, и эдак. По всему выходило, что Миф должен пританцовывать от счастья – ещё одна проблема с плеч. Но весёлым он точно не выглядел. – Значит, Альбина скоро затухнет.
- Это хорошо, - подтвердил Миф, выстукивая костяшками пальцев по облысевшей спинке стула воинственную дробь. – Но вот с тобой придётся повозиться. И похоже, что я от этой прекрасной обязанности не отверчусь. Ладно, Орлова, отвечай мне чётко и ясно, я два раза переспрашивать не буду. Ты хочешь заниматься научной работой под моим руководством?
Так бывает, когда не ожидаешь от себя слишком смелых слов. Как будто наблюдаешь со стороны, а губы сами собой складываются, чтобы произнести:
- Да.
Миф выдохнул и стянул очки, вот только протирать их не стал. Линзы отбросили на ближнюю парту два бледных отблеска. Тонкая дужка крутнулась в его пальцах.
- Надеялся, что ты откажешь. Ну ладно, тогда собирай все мысли в кучу и начнём учиться.

Серым вечером они вышли на крыльцо у институтского чёрного выхода. Миф отбросил назад выбившиеся из хвоста пряди волос.
- Звони мне, если что вдруг.
По его тону Маша поняла, что он будет вовсе не рад услышать в телефонной трубке её голос. Но ответит. Совесть не позволит не ответить.
- Хорошо.
Миф обернулся на неё и, кажется, первый раз, без раздражения рассмотрел.
- Устала?
- Да, - призналась Маша, опуская глаза.
- Ничего. Ещё не так будешь уставать. – Он помял в пальцах кленовый «самолётик», примостившийся на перилах. После вечернего дождя с ветром асфальт был усыпан зелёными ещё листьями.
- Мифодий Кириллович. – Маша глянула на него из-под намокших волос. Внизу вверх, как и положено. – Что случилось с теми сатанистами, которые пробрались в больницу?
Он усмехнулся совсем без удивления.
- Любишь городские сплетни? Да не было там никаких сатанистов. Был парень, такой же, как ты, только ещё сильнее, гораздо сильнее. Я нашёл его случайно, и мне стало интересно, что он может. Честно говоря, вышло всё – глупее не придумаешь. Он решил похвастаться перед друзьями, потянул их на стройку, а там и пришиб всех. Не то, чтобы он стал чудовищем. Скорее, младенцем, который играется с ракетной установкой. В больнице и правда нет никаких аномалий.
- Значит, мне ещё повезло, что я не убиваю всех направо и налево?
- Да, - легко согласился Миф, как будто речь шла о том, что кто-то не сдал вовремя библиотечную книжку.
Маша поморщила лоб. Туманная дымка над дорожками на заднем дворе института таяла, превращаясь постепенно в сумерки.
- Вы его пристрелили? Вы говорили, что…
- Да. Другого выхода не было. Я его застрелил, потому что он был опасен для окружающих. Но не сразу. Сначала я его запер в той комнате, в которую ты меня водила. Все надеялись, что станет полегче, но не стало. Впрочем, сам виноват. Ещё и стены зачем-то разрисовал каракулями.
Внутри у Маши сделалось горячо, как от глотка только что вскипячённой воды. Миф говорил, не глядя на неё, и дымка на дорожках парка уже превратилась в густой вечер, разбавленный бледным светом фонарей у ворот и у входа в приземистое здание лаборатории. Из-за пасмурного неба стемнело очень быстро.
- Раз вы знали, что в больнице нет никакой аномалии, зачем же тогда закрыли стройку? – не поверила она. Не мог человек так спокойно рассуждать об убийстве.
Мог.
Миф махнул рукой.
- О, на это были причины, не переживай. Сильные мира сего не поделили то ли деньги, то ли сферы влияния. Меня только попросили сочинить научную причину. Я сочинил. Правдоподобно вышло, ведь так? И с этими сатанистами удачно совпало.
Он улыбнулся в Машино застывшее лицо, шагнул вниз. И вскоре призрак белой рубашки скрылся за деревьями парка.

***

Ветер гонял по асфальту обёртку от конфеты, и вчерашние лужи шли рябью. Вокруг луж прыгали воробьи, пухлые, желторотые, разевали голодные клювы.
- Сабрина так и не позвонила? – хмуро спросила Ляля, болтая над лужей ногами в резиновых сапогах.
В парке было пусто, никого не прельщал накрапывающий дождь, и мокрые воробьи под деревьями, и лужи, которые вольготно раскинулись под каждой скамейкой.
- Нет, - в который раз повторила Маша. Она устала слушать удивлённые возгласы, хлопанья руками и бесконечное «ну как же так!».
- Ты меня, конечно, извини, но это идиотизм, - фыркнула Ляля.
Маша прищурилась, глядя на жёлто-оранжевую половинку солнца, падающую за крышу центрального музея.
- Я тоже вела себя неправильно. Я знала, что у Сабрины тяжёлый характер.
- Это уж точно.
Они бродили по асфальтовым дорожкам, поскальзываясь на мокрых, сбитых дождём листьях. Заплакал им на зонты насупленный город, и тогда снова попрятались воробьи.
- Чему научил тебя Миф? – поинтересовалась Ляля, искоса поглядывая на Машу.
Та ловила капли, вытянув вперёд руку. Поджала губы с почти стёршейся помадой.
- Представь себе ленту. Представила? Теперь сверни её восьмёркой, чтобы она ни в одном месте не перегнулась. Потом ещё одну петлю, но чтобы левый конец ленты перегнулся. И дальше плети цепочку. Каждая третья петля – с перегибом. Плети дальше. А теперь в уме вычисли, сколько будет триста восемьдесят пять умножить на тринадцать. Не забудь о каждом третьем…
- Голову можно сломать! – выкрикнула Ляля, еле дождавшись конца.
Маша безрадостно усмехнулась. Парк, ограниченный четырьмя дорогами, был прямоугольным, и когда они доходили до выхода, Ляля придерживала её за рукав: «Ещё прямоугольничек?».
- Этим и занимаюсь. Мне ленты и прочие окружности уже во сне видятся.
Мимо прошлёпала по лужам девушка на высоких каблуках, сердитая и деловая, с большим пакетом в руках. Маша бездумно проследила за ней – нет, не Альбина.
- Ну и как, помогает?
- Как будто бы да, - пожала плечами Маша. - Времени нет думать об аномалиях. Только о лентах и восьмёрках.
Снова быстро стемнело – в лужах уже плавали отражения сырных головок фонарей.
- Это значит, ты теперь можешь создать какого угодно призрака, - чуть мечтательно пробормотала Ляля, опуская раскрытый зонтик, чтобы задрать к тёмному небу лицо. Звёзды, заглушённые городскими огнями, тускло поблескивали ей в ответ.
- Я даже не знаю, как это получается. А ведь правда. Что если… - Маша глянула на темнеющие впереди ели.
- Маша, - тихонько окликнула её собеседница. – Что-то мне не нравится твоя улыбка.