Семнадцатого ноября в Рортоне выпал первый снег, белый, как платье невесты, как свежие простыни, как сама невинность. Кирен смотрел на него очень, очень долго, как будто никогда его раньше не видел такого чуда; потом вышел на крыльцо бунгало, выпростал руку из-под крыши и стоял так, глядя, как ладонь наполняется снегом.
Все было разрушено до основания, вся его жизнь разнесена по кирпичику, растерта в пыль и развеяна над морем; Кирен мог видеть в темноте, не испытывал жажды и голода, не боялся смерти, высоты и воды, но променял бы все это на то, чтобы снег на его ладони таял.
К пяти пришел Саймон, поцеловал его в лоб и увел в дом, чтобы там поцеловать его снова, крепко и сильно; и это было спасением, как ветер на кончиках пальцев в ту ночь, когда земля над ним начала расступаться. Когда Саймон обнимал его, целовал его, защищал его, заботился о нем, у Кирена возникала надежда на Нормальную Жизнь – что бы это не значило.
- Ты чертовски разочаровываешь меня, - шептал Саймон, склонившись к его уху, и Кирен, ощущая внутри какие-то движения, как если бы его сердце бешено заходилось от волнения, подумал с горечью, что это, возможно, черви.
Когда ты мертв, все чувства напоминают тебе об опарышах внутри твоего тела. Но Саймон продолжал говорить, и прижимал его к себе все крепче.
- Ты делаешь мне больно, - укус в мочку уха, - когда стоишь под дождем, водишь ножом по коже, держишь руки над огнем, - поцелуй в шею, - пожалуйста, пожалуйста, - касается щеки своей щекой, - перестань.
- Я пытаюсь чувствовать, - шепнул Кирен, подставляя шею. – Что-нибудь, кроме любви к тебе.
- Мой мальчик, - удовлетворенно сказал Саймон, делая упор на слове «мой». Он узнал, что «его мальчику» больше всего на свете хочется быть чьим-то всего через две ночи, проведенных вместе за просмотром черно-белых комедий.
Эти фильмы не увлекали никого из них, но создавали ощущение безопасности: экран бросал отсветы на стены, разгонял непролазную гробовую темноту ноябрьских ночей, а отсутствие разговоров в кино заставляло их говорить друг с другом. Эти ночи были быстрыми и жаркими – насколько это возможно, когда температура твоего тела стремится к нулю.
Примерно через пятнадцать минут после начала комедии Саймон принимался водить пальцами по тонкой светлой коже Кира, там, где она была открыта – в вырезе старой футболки, под рукавами истертой до дыр толстовки. И когда Кирен откликался, поворачивался к нему и обвивал ногами или садился на него сверху, целовал его – он чувствовал жар и похоть; на секунду Монро забывал, что его кровь свернулась, что сердце не бьется, что его мальчик взрезал себе вены несколько лет назад, что они оба не функционируют. В эти краткие моменты Саймон знал, как нечто очевидное, что они сейчас, немедленно, разденутся и будут заниматься сексом, пока за окном не заалеет рассвет.
Но смерть вносит свои коррективы в твою физиологию.
Во вторую ночь после того, как Уокер переехал в бунгало, бывшая община Монро перерезала электрические провода, ведущие к дому. Свет погас, Чарли Чаплин совершил свой последний кульбит и погряз в темноте сдохшего экрана. Монро почувствовал, как Кирен вздрогнул под его рукой и тут же крепко вцепился в нее своими тонкими паучьими пальцами.
- Не ходи туда, - взмолился он, - они что-нибудь сделают.
- Конечно, сделают, - спокойно ответил Саймон и коснулся губами холодного виска, вдохнул запах рыжих волос и поднялся. – Но я не могу сидеть здесь, как в норе. Время получать подарки от Восставшего Пророка.
На крыльце их уже ждали. Белесая девица – звали ее, кажется, Мэриан, - взяла на себя обязательства Саймона и возглавила осиротевшую общину. Она и сжимала в руке нож с зазубринами, тот, которым сам Монро не так давно пытался убить Рена.
- Так легко вас выманить, - усмехнулась она, - а мы даже достали овечьих мозгов, чтобы вы уж точно вышли на запах.
- Оставьте себе, - глухо откликнулся Саймон.- Если это все, уходите.
- Конечно, нет, мистер. Нам нужен он, - она кивнула на Уокера за его спиной. – Вернее, его маленькое мертвое сердечко. В подарок Пророку.
Монро отвел назад руку и крепко сжал подрагивающую ладонь Кира.
- О, это так мило, - не замедлила отозваться Мэриан. – Саймон, просто отдай его нам. Ты можешь не смотреть, когда мы будем убивать его. Может быть, Пророк простит тебя.
- Уходите, уходите все, - попросил Монро, - пожалуйста. Не сегодня.
Она оскалилась и замахнулась – по-дилетантски, по-женски – Саймон удержал ее руку, завел ее за спину и вырвал нож из судорожно сжатой ладони. Она плевалась и кусалась; община стояла в стороне, тихо наблюдая. Саймон прорычал:
- Второго Восстания не будет! Пророк лжет, лгал нам всем! – и скинул девицу с крыльца под ноги Дэнни и Колину. – Он – мой. Кто хочет иметь дело с ним, должен сначала убить меня, это ясно?!
- Но ты говорил… - тихо начал Колин.
- Я был не прав. Живите так, как будто вы не умирали. Вы имеете право на это больше, чем кто бы то ни было.
Он посмотрел на них с высоты крыльца и вернулся в дом.