I can. I will. Believe that.
Информация о фикеКатегория: слэш
Фандом: CW RPS
Автор: Момус
Бета/Гамма: ЗдесьИСейчас, но в сообществе будет только набранный текст, поэтому все вопросы по ошибкам отметаются - их просто много =)))
Пейринг: Джаред Падалеки/Дженсен Эклз
Персонажи: Джеффри Морган, Чад Мюррей, Майкл Розенбаум
Рейтинг: до NC-17
Жанр: романс
Предупреждения: ООС, AU. Дженсен - священник, Джаред - актер, попавший в монастырь на излечение.
Можно читать как оридж, кроме предполагаемой внешности известных лиц у героев нет ничего от прототипов, ООС указано
Размер: макси
Статус: в процессе
От автора: плохо идет вторая часть, поэтому решил начать с малого - по 3000 знаков три раза в неделю (дни не определил). Выкладывать буду именно вторую часть, потому что она идет тяжело. А первая здесь, это мастер-пост.
Начальный текст - 13591
Глава 2
читать дальше20.08 - 3109
23.08 - 3019
31.08 - 2973
- не писал из-за болезни -
26.09 - 5107
27.09 - 3121
09.10 - 5087
- Не писал - депрессия и полное отсутствие желания. Стараюсь прийти в себя. -
28.11 - 3630
02.12- 2981
05.12 - 2771
- Работал над другим проектом -
22.12 - 2843
- Новогодние каникулы -
16.01 - 4253
17.01 - 3003
22.01 -3685 6438 немного увлекся =))
-Байки-
22.03 - 3189
31.03 - 7625
03.04 - 3248+4722
06.04 - 4814
09.04 - 3820+3958
10.04 - 7129
17.04 - 6475+3332 (не было интернета, писал, но не мог выложить)
24.05 - 3362
27.05 - 4120 (не мог выложить)
29.05 - 3152
ПрологПролог
Оказывается, даже спустя десять лет можно просыпаться от раздирающих тело и душу кошмаров, рвать ворот тонкой футболки в надежде вдохнуть хоть немного больше воздуха…
…осторожные легкие поглаживания бедер через топорщащиеся брюки и голос отца в соседней комнате – он готовится к проповеди. Еще полминутки, и горячие ладони исчезают. Их обладателю пора занять свое место у алтаря.
…раздевалка футбольной команды и натянутое до боли полотенце. Главное, скрыть волнение и возбуждение, не дать этим парням почувствовать свою позорную слабость. Он притворяется больным, ждет, пока остальные уйдут, а сам дышит, дышит этим острым и резким запахом настоящих самцов, тестостерона и гормонов, запоминает его, хранит в себе до поры, а вечером смывает вместе со спермой в душе.
…эти запахи – мужские, крепкие, мускусные – тревожат, заставляют терять голову и забывать об опасности. Дверь ванной открывается в самый пиковый момент, когда невозможно остановиться, но и прекратить нужно – отец смотрит на него осуждающе, поджимает губы:
- Это недопустимо, Дженсен Росс, - и заставляет отмаливать «грех».
…он борется, борется с собой, ранит себя, испытывает и до конца верит, что справится. Господь не дает ношу не по силам. Его испытывают, его проверяют, Господь хочет узнать силу его любви. Проклятые руки сами тянутся вниз, нужно прекратить, перестать думать об этом, чувствовать эти запахи, поддаваться своему греху.
…идея приходит внезапно и поглощает все его мысли, даже горячие, мутящие чувства запахи и желания отходят на второй план. Он понимает, что не справится в одиночку, ему нужна помощь, поддержка Господа, и он решает найти место поближе к нему и подальше от соблазнов. Голодный, истрепавшийся в дороге, он стучит в ворота монастыря.
…здесь нет мужчин. Монахи пахнут постом и смирением, и ему тоже становится легче дышать. Он уверяется в правильности своего выбора, и только едва уловимый аромат тела настоятеля изредка тревожит его сон намеком грешных мыслей.
…все возвращается с приездом этого парня. Все снова становится как тогда, десять лет назад. Пряный и горячий запах самца бьет в голову, тревожит ее, заставляет сомневаться в выбранном пути. Но он не сдастся, не сдастся, нет…
Дженсен просыпается от собственного крика и тяжести внизу живота – почти забытой, грязной и довлеющей тяжести. Как есть, в футболке и широких пижамных штанах, босиком он бежит в главный храм, темный и пустой по ночному времени. Лик Спасителя видно даже в темноте, он смотрит на жалкого раба своего с жалостью и укором, и Дженсен замаливает грех, судорожно крестясь на огромное дубовое распятие с обнаженным мужским телом.
- Ты снова здесь, Дженсен? – густой голос настоятеля раздается под сводами храма, усиленный темнотой и пустотой. Дженсен вздрагивает и тут же корит себя за сиюминутный испуг. – Что случилось?
Отец Джеффри сейчас тоже мало похож на себя обычного – в простом сером свитере и брюках, в очках, надвинутых на лоб, он нисколько не похож на настоятеля, скорее на отдыхающего после рабочего дня отца семейства. И выражение его лица такое же. В нем и усталость, и сонливость, но еще больше любви и нежности к своему семейству. Только всего семейства – один Дженсен, но в этом и плюс. Вся нерастраченная этим мужчиной отцовская любовь достается только ему.
Дженсен молчит, склонив голову в покаянии, и отец Джеффри понимает его без слов. Они садятся на прикрытую полиэтиленом скамейку, и Дженсен утыкается лбом в плечо своего пастыря. Он не хочет плакать, нет, но тоска и необоримая жажда того запретного, что преследует его с семнадцати лет, запечатывают рот, и он почти стонет, не в силах высказать свою боль.
Джеффри не мог быть хорошим наставником и пастырем своему неразумному чаду, если бы не понимал его с полустона.
- Крепись, Дженсен, ты сам выбрал свой путь. Ты сам решил прийти сюда за помощью, скрыться от своего греха. Терпи, Господь дает ношу только по силам, значит, такова твоя сила. Ты справишься, сынок. Ты перемолишь свои грехи.
Дженсен кивает, но прикусывает губу до боли. Ему ли не знать, как тяжко быть рядом с ходячим дьявольским искушением, когда невозможно ни прогнать его, ни приблизить.
Самое страшное в его ситуации – дышать. С каждым глотком воздуха рядом с этим мужчиной, с каждой молекулой в Дженсена проникает грех. Джаред пахнет всегда. Утром – невинностью и похотью, он молод, его желание велико и несгибаемо, он просто пышет им, заражая и едва держащего себя в руках Дженсена. Днем Джаред пахнет потом и силой – мужчиной, альфа-самцом, и Дженсен, прикусывая губу изнутри и до белизны сжав кулаки, борется сам с собой, прочитывая «Отче наш» на каждую грешную полумысль, не то что желание. Вечером Джаред пахнет вязкой и жаркой похотью, ленивой и медовой, растекающейся по жилам сахарной лавой. А Дженсен ждет ночи, чтобы замолить свои непрошенные адские желания.
Только ночью, в темноте и прохладе храма, он может снова стать собой – примерным и набожным сыном, алтарным мальчиком – помощником отца-священника, отличником и гордостью школы – всем тем, кем он был ДО осознания своей истинной, мерзкой сущности. Дженсен молится, растирает в кровь колени, шепчет слова молитвы все быстрее, но понимает, что ему все сложнее противостоять искушению.
Джаред же каждое мгновение нарушает его хрупкий покой и равновесие. Он ходит рядом, разговаривает с Дженсеном, улыбается ему. Они вместе почти всегда, расстаются лишь на ночь, но и это время полностью поглощено им же, вернее, расплатой за его присутствие в жизни Дженсена.
Когда Дженсен не выдерживает своего испытания и просит настоятеля освободить его от наставничества, он думает, что все станет проще. Но от отсутствия ставшим уже привычным Джареда становится еще хуже. Теперь, когда Дженсен не может видеть его рядом, чувствовать его, темные желания, подкрепленные воображением, терзают его еще сильнее. Он старается, Господь свидетель его мук, он действительно пытается избавиться от своего наваждения, но все тщетно.
Пиком его мук становится ночь, когда похоть въедается в его сознание, заставляя поддаться ей, облегчить тянущую тяжесть. Дженсен не может ей противиться, пока не осознает, что и, главное, где он делает. Он жесткой мочалкой трет руки, заляпанные похотью, до красноты, до стертой кожи, но все равно видит на них грязь, проступающую будто из его собственной души.
Когда Дженсен невольно подслушивает исповедь Джареда, ему становится стыдно, и этот стыд помогает ему перебороть самого себя. Испытывать столь греховное влечение к человеку, видящему в тебе лишь объект для уважения и подражания, кажется Дженсену еще худшим грехом, чем влечение мужчины к мужчине. Именно это и помогает ему справиться с собой, обуздать свою плоть и мысли. Отец Джеффри с радостью возвращает ему наставничество, и с этого момента Дженсен чувствует странную легкость, из-за чего и его общение с Джаредом становится более открытым.
Сегодня он чувствует себя мальчишкой, Томом Сойером, вырвавшимся из-под присмотра строгой тетушки Полли, наслаждается свежестью воды и солнцем, чувствует каждую мышцу, вспоминает памятью тела, наконец, что он молодой еще парень, которому положено веселиться и ничего не стоит подурачиться. Джаред смешно отфыркивается, когда Дженсен утягивает его под воду, мокрые волосы облепляют неожиданно крупные и оттопыренные уши, всегда аккуратно скрытые прической…
И только на обратном пути Дженсен понимает, что было ошибкой отпускать себя на волю. Его сущность, его темный монстр, живущий внутри, тоже почуял слабину. Всю обратную дорогу Дженсен старательно отводит глаза от статной фигуры впереди, но получается плохо. Точнее, не получается совсем. Он снова старается обуздать себя, загнать в клетку демонов, и только за стенами монастыря ему это удается. Почти.
- И помните, я не сведу с вас глаз.
Будь он проклят. Именно это и случится, уверен Дженсен.
Глава 1Глава 1
Невероятная жара должна была когда-нибудь кончиться. Но никто не предполагал, что это произойдет именно так.
Сильнейший ветер выворачивает с корнями деревья, несет их над землей, одно падает на двор монастыря, разнося умывальники и задевая хозяйственный сарай. Джаред узнает одну из тех ив, под которыми они с Чадом тайком курили на прошлой неделе. По хорошему, нужно выйти и убрать дерево, под тяжестью которого проседает крыша сарая, но ливень не дает выйти из помещения. Во дворе течет вода, она доходит по щиколотку, разъедает землю между камнями, которыми вымощен двор. Стены самого монастыря выдерживали и не такое, но кажется, будто от каждого раската грома они грозят рухнуть. Монахи сидят по своим кельям, молятся, а Джаред торчит около узкого окна, наблюдая, как молнии освещают территорию монастыря, дробятся в потоках воды, пропадают и загораются снова.
Крыша сарая проседает и почти рушится внутрь, и почти сразу в дверь кельи Джареда стучат.
- Джей, пошли, надо убирать эту иву. В этом сарае все здешние запасы овсянки, - даже в такое время Чад остается верен себе. – И не тяни кота за письку, ни молока, ни удовольствия, - подталкивает он его к выходу.
На улице темно, хотя на часах не больше шести вечера. Во дворе видны три фигуры. Когда они подходят ближе, Джаред понимает, что это Дженсен и Майкл, а на самой крыше – здоровяк Карл, обрубающий топором раскидистые ветки. На самом деле сарай пострадал немного, стены у него каменные, обрушился только край деревянной, крытой брезентом крыши.
- Я еще в мае говорил, что крышу нужно перекрывать, - ругается отец Майкл. – А настоятелю плевать, дождался…
- Успокойся, Майкл, - спокойно возражает ему отец Дженсен. – Лучше принеси брезент, нужно прикрыть дыру, пока вода окончательно все не уничтожила. О, вот и вы, - замечает он подошедших Джея и Чада. - Мистер Мюррей, помогите своему наставнику с брезентом, а вы, Джаред, помогите мне – нужно унести ветки.
Трудяга Карл почти полностью освобождает ствол от корней и веток, но не торопится их убирать, иначе вода прольется вниз. Дженсен и Джаред оттаскивают оголившееся дерево в сторону, переносят туда же корни, и к этому времени возвращаются отец Майкл и Чад, таща тяжелый и длинный рулон брезента. Джаред забирается наверх, к Карлу, оставшиеся внизу расправляют брезент, и Джей с Карлом затаскивают его наверх, закрывая дыру. Забравшийся к ним Чад скидывает вниз ветки, и Дженсен с Майклом оттаскивают их в общую кучу.
- Дженсен, Майкл, - раздается громкий крик настоятеля из арки храма. – Мы натопили в банях, после того, как закончите – можете погреться и вымыться там. Вы слышите меня?
- Слышим, - бурчит Майкл. – Благодетель ты наш, - но осекается под строгим взглядом Дженсена. – Все закончили?
- Вы идите, - отвечает отец Дженсен. – Мы вынесем со двора ветки и корни, помогите только со стволом.
Карл с жалующимся на тяжелую судьбу Чадом оттаскивают ствол дерева, Майкл тащит за собой пару самых больших корней, но Дженсен все-таки отправляет их в бани.
- Просто они здесь с самого начала, как это дерево упало, - отвечает он на невысказанный вслух вопрос Джареда. – Я позже подошел, а потом и за вами послали. Пусть прогреваются первыми, иначе простуда обеспечена.
Они оттаскивают оставшиеся ветки и корни, и наконец отец Дженсен отправляет Джея за сменой одежды. Они встречаются внизу в холле, и наставник ведет Джареда за собой в пристрой к гостевому дому, где и оказываются бани.
- Их только зимой топят, летом хватает умывальников во дворе и купальни на озере, - объясняет отец Дженсен, но его прерывает невероятно громкий чих Джареда. – Давайте поторопимся, вам срочно нужно прогреться.
В банях уже никого нет, они задержались, перетаскивая ветки, но Джаред даже рад этому. Он, правда, до конца не верит, что отец Дженсен преодолеет себя и сможет вместе с ним пойти внутрь, но, видимо, совместное купание немного сблизило их. Джаред замечает, как его наставник медлит пару мгновений перед тем, как раздеться, и молится, чтобы тот все-таки решился. Но нет.
- Джаред, думаю, вам будет лучше пойти одному, - оборачивается Дженсен к уже голому Джею. – Я пойду после. Не буду вас смущать.
В Джареде закипает какое-то странное чувство – возмущение, обида и десертная ложечка неудовлетворенного любопытства. О щепотке похоти, делающей этот коктейль по-настоящему взрывоопасным, Джаред предпочитает не думать.
Он потом и сам не может понять, что его подтолкнуло, но тогда это кажется очень правильным. Возможно, жар, возможно, любопытство, но вероятнее всего – та самая, тщетно гонимая толика похоти. Как бы ни было, но…
Джаред высовывается из жарко протопленной бани и голосом умирающего просит:
- Отец Дженсен, мне не очень хорошо. Может быть, вы побудете со мной? - И наставник забывает о своем смущении.
Джаред лежит на каменной полке, горячей, прогретой огнем печки, истекает потом и сквозь прикрытые глаза наблюдает за окончательно потерянным священником. Сколько раз он видел такой взгляд? Джей даже не собирается считать – это многие сотни. Дженсен из последних сил борется с грехом искушения, это Падалеки знает точно. Джей с тихим стоном переворачивается на спину и кладет на глаза руку, изображая чуть ли не смертельную болезнь. Из-под руки ему прекрасно видно, как жадно шарит глазами по его телу Дженсен…
Джаред пахнет. Джаред снова пахнет. По-животному, остро, пряно, мускусно. Он истекает потом, и от этого запаха у Дженсена окончательно подгибаются ноги. Он снова чувствует себя подростком, скрытно разглядывающим тела своих друзей по команде, чувствующим запах их молодости и похоти, и тщетно желавшим стать нормальным как они. Дженсен чувствует, как возбуждается, против воли, он шепчет молитву, пытаясь прогнать от себя грешные мысли, но ничего не получается.
Ему немного легче, пока Джаред лежит на животе. Дженсен, хоть и ругает себя, но продолжает изучать тело, почти полностью открытое его взгляду. Что-то будто толкает его туда, заставляет хотя бы потрогать, понять, каково это, - осязать мускулы под смуглой кожей, скрытую внутри силу, чувствовать этот невероятный запах, пропитанный тестостероном и сексом, но Дженсен держится и гордится своей выдержкой.
Едва Джаред переворачивается, как Дженсена накрывает новой удушливой волной. У него нет сил смотреть на красивое и сильное мужское тело, но и отвести взгляд он не может тоже. Такие тела высекал из мрамора Микельанджело, рисовали на своих подносах и амфорах древние греки, а римляне возводили такие тела в ранг религии. Сила, много силы - вот что видит и чувствует Дженсен. Стихия и мощь, которой хочется покориться - в каждом мускуле, кубике пресса, каждой венке. А еще - Дженсен сам не понимает, почему думает именно так - Джаред совершенно не похож на Иисуса с центрального распятия храма.
Джаред лежит, не двигаясь, будто рухнувший с постамента колосс, прикрывает глаза словно от яркого света. Он влажный и блестящий, гладкий, к нему отчаянно хочется прикоснуться, почувствовать искрящуюся силу на кончиках пальцев. И Дженсен плывет в этом ощущении, пока Джаред не шепчет странно сорванным голосом:
- Святой отец, мне плохо. Мне нужно вымыться и пойти спать, помогите мне, пожалуйста…
Дженсен не может сопротивляться этой просьбе, он подходит ближе, все повторяя и повторяя про себя молитвы для избавления от соблазнов, и это помогает. Возбуждение отступает, оставляя только желание помочь занемогшему Джареду. Кусая губы, держась из последнего, Дженсен намыливает жаркое и мокрое от пота тело, смывает пену горячей водой, ополаскивает его еще раз, а потом быстро моется сам. Он одевает Джареда будто маленького ребенка, поддерживая почти бессильное тело, ведет его в келью и осторожно укладывает в кровать.
- Побудете со мной? – тихо спрашивает Джаред, и Дженсен кивает в ответ.
- Только принесу лекарства, - успокаивает он и быстро идет в монашеские кельи, к отцу Захарию, их аптекарю. Пара порошков, таблетки и сироп – единственное, чем его снабжают, из-за грозы аптекарь не может добраться до своих запасов, лежащих там же, в поврежденном деревом хозяйственном сарае. Но и этого пока должно хватить. Порошки чуть сбивают температуру, сироп снимает раздражение в уже обметанном простудой горле, аспирин успокаивает и позволяет Джареду уснуть.
Только Дженсен всю ночь старается не дышать – горячий и потный Джаред пахнет так, что последние силы противостоять искушению погибают на корню.
Фандом: CW RPS
Автор: Момус
Бета/Гамма: ЗдесьИСейчас, но в сообществе будет только набранный текст, поэтому все вопросы по ошибкам отметаются - их просто много =)))
Пейринг: Джаред Падалеки/Дженсен Эклз
Персонажи: Джеффри Морган, Чад Мюррей, Майкл Розенбаум
Рейтинг: до NC-17
Жанр: романс
Предупреждения: ООС, AU. Дженсен - священник, Джаред - актер, попавший в монастырь на излечение.
Можно читать как оридж, кроме предполагаемой внешности известных лиц у героев нет ничего от прототипов, ООС указано
Размер: макси
Статус: в процессе
От автора: плохо идет вторая часть, поэтому решил начать с малого - по 3000 знаков три раза в неделю (дни не определил). Выкладывать буду именно вторую часть, потому что она идет тяжело. А первая здесь, это мастер-пост.
Начальный текст - 13591
Глава 2
читать дальше20.08 - 3109
23.08 - 3019
31.08 - 2973
- не писал из-за болезни -
26.09 - 5107
27.09 - 3121
09.10 - 5087
- Не писал - депрессия и полное отсутствие желания. Стараюсь прийти в себя. -
28.11 - 3630
02.12- 2981
05.12 - 2771
- Работал над другим проектом -
22.12 - 2843
- Новогодние каникулы -
16.01 - 4253
17.01 - 3003
22.01 -
-Байки-
22.03 - 3189
31.03 - 7625
03.04 - 3248+4722
06.04 - 4814
09.04 - 3820+3958
10.04 - 7129
17.04 - 6475+3332 (не было интернета, писал, но не мог выложить)
24.05 - 3362
27.05 - 4120 (не мог выложить)
29.05 - 3152
ПрологПролог
Оказывается, даже спустя десять лет можно просыпаться от раздирающих тело и душу кошмаров, рвать ворот тонкой футболки в надежде вдохнуть хоть немного больше воздуха…
…осторожные легкие поглаживания бедер через топорщащиеся брюки и голос отца в соседней комнате – он готовится к проповеди. Еще полминутки, и горячие ладони исчезают. Их обладателю пора занять свое место у алтаря.
…раздевалка футбольной команды и натянутое до боли полотенце. Главное, скрыть волнение и возбуждение, не дать этим парням почувствовать свою позорную слабость. Он притворяется больным, ждет, пока остальные уйдут, а сам дышит, дышит этим острым и резким запахом настоящих самцов, тестостерона и гормонов, запоминает его, хранит в себе до поры, а вечером смывает вместе со спермой в душе.
…эти запахи – мужские, крепкие, мускусные – тревожат, заставляют терять голову и забывать об опасности. Дверь ванной открывается в самый пиковый момент, когда невозможно остановиться, но и прекратить нужно – отец смотрит на него осуждающе, поджимает губы:
- Это недопустимо, Дженсен Росс, - и заставляет отмаливать «грех».
…он борется, борется с собой, ранит себя, испытывает и до конца верит, что справится. Господь не дает ношу не по силам. Его испытывают, его проверяют, Господь хочет узнать силу его любви. Проклятые руки сами тянутся вниз, нужно прекратить, перестать думать об этом, чувствовать эти запахи, поддаваться своему греху.
…идея приходит внезапно и поглощает все его мысли, даже горячие, мутящие чувства запахи и желания отходят на второй план. Он понимает, что не справится в одиночку, ему нужна помощь, поддержка Господа, и он решает найти место поближе к нему и подальше от соблазнов. Голодный, истрепавшийся в дороге, он стучит в ворота монастыря.
…здесь нет мужчин. Монахи пахнут постом и смирением, и ему тоже становится легче дышать. Он уверяется в правильности своего выбора, и только едва уловимый аромат тела настоятеля изредка тревожит его сон намеком грешных мыслей.
…все возвращается с приездом этого парня. Все снова становится как тогда, десять лет назад. Пряный и горячий запах самца бьет в голову, тревожит ее, заставляет сомневаться в выбранном пути. Но он не сдастся, не сдастся, нет…
Дженсен просыпается от собственного крика и тяжести внизу живота – почти забытой, грязной и довлеющей тяжести. Как есть, в футболке и широких пижамных штанах, босиком он бежит в главный храм, темный и пустой по ночному времени. Лик Спасителя видно даже в темноте, он смотрит на жалкого раба своего с жалостью и укором, и Дженсен замаливает грех, судорожно крестясь на огромное дубовое распятие с обнаженным мужским телом.
- Ты снова здесь, Дженсен? – густой голос настоятеля раздается под сводами храма, усиленный темнотой и пустотой. Дженсен вздрагивает и тут же корит себя за сиюминутный испуг. – Что случилось?
Отец Джеффри сейчас тоже мало похож на себя обычного – в простом сером свитере и брюках, в очках, надвинутых на лоб, он нисколько не похож на настоятеля, скорее на отдыхающего после рабочего дня отца семейства. И выражение его лица такое же. В нем и усталость, и сонливость, но еще больше любви и нежности к своему семейству. Только всего семейства – один Дженсен, но в этом и плюс. Вся нерастраченная этим мужчиной отцовская любовь достается только ему.
Дженсен молчит, склонив голову в покаянии, и отец Джеффри понимает его без слов. Они садятся на прикрытую полиэтиленом скамейку, и Дженсен утыкается лбом в плечо своего пастыря. Он не хочет плакать, нет, но тоска и необоримая жажда того запретного, что преследует его с семнадцати лет, запечатывают рот, и он почти стонет, не в силах высказать свою боль.
Джеффри не мог быть хорошим наставником и пастырем своему неразумному чаду, если бы не понимал его с полустона.
- Крепись, Дженсен, ты сам выбрал свой путь. Ты сам решил прийти сюда за помощью, скрыться от своего греха. Терпи, Господь дает ношу только по силам, значит, такова твоя сила. Ты справишься, сынок. Ты перемолишь свои грехи.
Дженсен кивает, но прикусывает губу до боли. Ему ли не знать, как тяжко быть рядом с ходячим дьявольским искушением, когда невозможно ни прогнать его, ни приблизить.
Самое страшное в его ситуации – дышать. С каждым глотком воздуха рядом с этим мужчиной, с каждой молекулой в Дженсена проникает грех. Джаред пахнет всегда. Утром – невинностью и похотью, он молод, его желание велико и несгибаемо, он просто пышет им, заражая и едва держащего себя в руках Дженсена. Днем Джаред пахнет потом и силой – мужчиной, альфа-самцом, и Дженсен, прикусывая губу изнутри и до белизны сжав кулаки, борется сам с собой, прочитывая «Отче наш» на каждую грешную полумысль, не то что желание. Вечером Джаред пахнет вязкой и жаркой похотью, ленивой и медовой, растекающейся по жилам сахарной лавой. А Дженсен ждет ночи, чтобы замолить свои непрошенные адские желания.
Только ночью, в темноте и прохладе храма, он может снова стать собой – примерным и набожным сыном, алтарным мальчиком – помощником отца-священника, отличником и гордостью школы – всем тем, кем он был ДО осознания своей истинной, мерзкой сущности. Дженсен молится, растирает в кровь колени, шепчет слова молитвы все быстрее, но понимает, что ему все сложнее противостоять искушению.
Джаред же каждое мгновение нарушает его хрупкий покой и равновесие. Он ходит рядом, разговаривает с Дженсеном, улыбается ему. Они вместе почти всегда, расстаются лишь на ночь, но и это время полностью поглощено им же, вернее, расплатой за его присутствие в жизни Дженсена.
Когда Дженсен не выдерживает своего испытания и просит настоятеля освободить его от наставничества, он думает, что все станет проще. Но от отсутствия ставшим уже привычным Джареда становится еще хуже. Теперь, когда Дженсен не может видеть его рядом, чувствовать его, темные желания, подкрепленные воображением, терзают его еще сильнее. Он старается, Господь свидетель его мук, он действительно пытается избавиться от своего наваждения, но все тщетно.
Пиком его мук становится ночь, когда похоть въедается в его сознание, заставляя поддаться ей, облегчить тянущую тяжесть. Дженсен не может ей противиться, пока не осознает, что и, главное, где он делает. Он жесткой мочалкой трет руки, заляпанные похотью, до красноты, до стертой кожи, но все равно видит на них грязь, проступающую будто из его собственной души.
Когда Дженсен невольно подслушивает исповедь Джареда, ему становится стыдно, и этот стыд помогает ему перебороть самого себя. Испытывать столь греховное влечение к человеку, видящему в тебе лишь объект для уважения и подражания, кажется Дженсену еще худшим грехом, чем влечение мужчины к мужчине. Именно это и помогает ему справиться с собой, обуздать свою плоть и мысли. Отец Джеффри с радостью возвращает ему наставничество, и с этого момента Дженсен чувствует странную легкость, из-за чего и его общение с Джаредом становится более открытым.
Сегодня он чувствует себя мальчишкой, Томом Сойером, вырвавшимся из-под присмотра строгой тетушки Полли, наслаждается свежестью воды и солнцем, чувствует каждую мышцу, вспоминает памятью тела, наконец, что он молодой еще парень, которому положено веселиться и ничего не стоит подурачиться. Джаред смешно отфыркивается, когда Дженсен утягивает его под воду, мокрые волосы облепляют неожиданно крупные и оттопыренные уши, всегда аккуратно скрытые прической…
И только на обратном пути Дженсен понимает, что было ошибкой отпускать себя на волю. Его сущность, его темный монстр, живущий внутри, тоже почуял слабину. Всю обратную дорогу Дженсен старательно отводит глаза от статной фигуры впереди, но получается плохо. Точнее, не получается совсем. Он снова старается обуздать себя, загнать в клетку демонов, и только за стенами монастыря ему это удается. Почти.
- И помните, я не сведу с вас глаз.
Будь он проклят. Именно это и случится, уверен Дженсен.
Глава 1Глава 1
Невероятная жара должна была когда-нибудь кончиться. Но никто не предполагал, что это произойдет именно так.
Сильнейший ветер выворачивает с корнями деревья, несет их над землей, одно падает на двор монастыря, разнося умывальники и задевая хозяйственный сарай. Джаред узнает одну из тех ив, под которыми они с Чадом тайком курили на прошлой неделе. По хорошему, нужно выйти и убрать дерево, под тяжестью которого проседает крыша сарая, но ливень не дает выйти из помещения. Во дворе течет вода, она доходит по щиколотку, разъедает землю между камнями, которыми вымощен двор. Стены самого монастыря выдерживали и не такое, но кажется, будто от каждого раската грома они грозят рухнуть. Монахи сидят по своим кельям, молятся, а Джаред торчит около узкого окна, наблюдая, как молнии освещают территорию монастыря, дробятся в потоках воды, пропадают и загораются снова.
Крыша сарая проседает и почти рушится внутрь, и почти сразу в дверь кельи Джареда стучат.
- Джей, пошли, надо убирать эту иву. В этом сарае все здешние запасы овсянки, - даже в такое время Чад остается верен себе. – И не тяни кота за письку, ни молока, ни удовольствия, - подталкивает он его к выходу.
На улице темно, хотя на часах не больше шести вечера. Во дворе видны три фигуры. Когда они подходят ближе, Джаред понимает, что это Дженсен и Майкл, а на самой крыше – здоровяк Карл, обрубающий топором раскидистые ветки. На самом деле сарай пострадал немного, стены у него каменные, обрушился только край деревянной, крытой брезентом крыши.
- Я еще в мае говорил, что крышу нужно перекрывать, - ругается отец Майкл. – А настоятелю плевать, дождался…
- Успокойся, Майкл, - спокойно возражает ему отец Дженсен. – Лучше принеси брезент, нужно прикрыть дыру, пока вода окончательно все не уничтожила. О, вот и вы, - замечает он подошедших Джея и Чада. - Мистер Мюррей, помогите своему наставнику с брезентом, а вы, Джаред, помогите мне – нужно унести ветки.
Трудяга Карл почти полностью освобождает ствол от корней и веток, но не торопится их убирать, иначе вода прольется вниз. Дженсен и Джаред оттаскивают оголившееся дерево в сторону, переносят туда же корни, и к этому времени возвращаются отец Майкл и Чад, таща тяжелый и длинный рулон брезента. Джаред забирается наверх, к Карлу, оставшиеся внизу расправляют брезент, и Джей с Карлом затаскивают его наверх, закрывая дыру. Забравшийся к ним Чад скидывает вниз ветки, и Дженсен с Майклом оттаскивают их в общую кучу.
- Дженсен, Майкл, - раздается громкий крик настоятеля из арки храма. – Мы натопили в банях, после того, как закончите – можете погреться и вымыться там. Вы слышите меня?
- Слышим, - бурчит Майкл. – Благодетель ты наш, - но осекается под строгим взглядом Дженсена. – Все закончили?
- Вы идите, - отвечает отец Дженсен. – Мы вынесем со двора ветки и корни, помогите только со стволом.
Карл с жалующимся на тяжелую судьбу Чадом оттаскивают ствол дерева, Майкл тащит за собой пару самых больших корней, но Дженсен все-таки отправляет их в бани.
- Просто они здесь с самого начала, как это дерево упало, - отвечает он на невысказанный вслух вопрос Джареда. – Я позже подошел, а потом и за вами послали. Пусть прогреваются первыми, иначе простуда обеспечена.
Они оттаскивают оставшиеся ветки и корни, и наконец отец Дженсен отправляет Джея за сменой одежды. Они встречаются внизу в холле, и наставник ведет Джареда за собой в пристрой к гостевому дому, где и оказываются бани.
- Их только зимой топят, летом хватает умывальников во дворе и купальни на озере, - объясняет отец Дженсен, но его прерывает невероятно громкий чих Джареда. – Давайте поторопимся, вам срочно нужно прогреться.
В банях уже никого нет, они задержались, перетаскивая ветки, но Джаред даже рад этому. Он, правда, до конца не верит, что отец Дженсен преодолеет себя и сможет вместе с ним пойти внутрь, но, видимо, совместное купание немного сблизило их. Джаред замечает, как его наставник медлит пару мгновений перед тем, как раздеться, и молится, чтобы тот все-таки решился. Но нет.
- Джаред, думаю, вам будет лучше пойти одному, - оборачивается Дженсен к уже голому Джею. – Я пойду после. Не буду вас смущать.
В Джареде закипает какое-то странное чувство – возмущение, обида и десертная ложечка неудовлетворенного любопытства. О щепотке похоти, делающей этот коктейль по-настоящему взрывоопасным, Джаред предпочитает не думать.
Он потом и сам не может понять, что его подтолкнуло, но тогда это кажется очень правильным. Возможно, жар, возможно, любопытство, но вероятнее всего – та самая, тщетно гонимая толика похоти. Как бы ни было, но…
Джаред высовывается из жарко протопленной бани и голосом умирающего просит:
- Отец Дженсен, мне не очень хорошо. Может быть, вы побудете со мной? - И наставник забывает о своем смущении.
Джаред лежит на каменной полке, горячей, прогретой огнем печки, истекает потом и сквозь прикрытые глаза наблюдает за окончательно потерянным священником. Сколько раз он видел такой взгляд? Джей даже не собирается считать – это многие сотни. Дженсен из последних сил борется с грехом искушения, это Падалеки знает точно. Джей с тихим стоном переворачивается на спину и кладет на глаза руку, изображая чуть ли не смертельную болезнь. Из-под руки ему прекрасно видно, как жадно шарит глазами по его телу Дженсен…
Джаред пахнет. Джаред снова пахнет. По-животному, остро, пряно, мускусно. Он истекает потом, и от этого запаха у Дженсена окончательно подгибаются ноги. Он снова чувствует себя подростком, скрытно разглядывающим тела своих друзей по команде, чувствующим запах их молодости и похоти, и тщетно желавшим стать нормальным как они. Дженсен чувствует, как возбуждается, против воли, он шепчет молитву, пытаясь прогнать от себя грешные мысли, но ничего не получается.
Ему немного легче, пока Джаред лежит на животе. Дженсен, хоть и ругает себя, но продолжает изучать тело, почти полностью открытое его взгляду. Что-то будто толкает его туда, заставляет хотя бы потрогать, понять, каково это, - осязать мускулы под смуглой кожей, скрытую внутри силу, чувствовать этот невероятный запах, пропитанный тестостероном и сексом, но Дженсен держится и гордится своей выдержкой.
Едва Джаред переворачивается, как Дженсена накрывает новой удушливой волной. У него нет сил смотреть на красивое и сильное мужское тело, но и отвести взгляд он не может тоже. Такие тела высекал из мрамора Микельанджело, рисовали на своих подносах и амфорах древние греки, а римляне возводили такие тела в ранг религии. Сила, много силы - вот что видит и чувствует Дженсен. Стихия и мощь, которой хочется покориться - в каждом мускуле, кубике пресса, каждой венке. А еще - Дженсен сам не понимает, почему думает именно так - Джаред совершенно не похож на Иисуса с центрального распятия храма.
Джаред лежит, не двигаясь, будто рухнувший с постамента колосс, прикрывает глаза словно от яркого света. Он влажный и блестящий, гладкий, к нему отчаянно хочется прикоснуться, почувствовать искрящуюся силу на кончиках пальцев. И Дженсен плывет в этом ощущении, пока Джаред не шепчет странно сорванным голосом:
- Святой отец, мне плохо. Мне нужно вымыться и пойти спать, помогите мне, пожалуйста…
Дженсен не может сопротивляться этой просьбе, он подходит ближе, все повторяя и повторяя про себя молитвы для избавления от соблазнов, и это помогает. Возбуждение отступает, оставляя только желание помочь занемогшему Джареду. Кусая губы, держась из последнего, Дженсен намыливает жаркое и мокрое от пота тело, смывает пену горячей водой, ополаскивает его еще раз, а потом быстро моется сам. Он одевает Джареда будто маленького ребенка, поддерживая почти бессильное тело, ведет его в келью и осторожно укладывает в кровать.
- Побудете со мной? – тихо спрашивает Джаред, и Дженсен кивает в ответ.
- Только принесу лекарства, - успокаивает он и быстро идет в монашеские кельи, к отцу Захарию, их аптекарю. Пара порошков, таблетки и сироп – единственное, чем его снабжают, из-за грозы аптекарь не может добраться до своих запасов, лежащих там же, в поврежденном деревом хозяйственном сарае. Но и этого пока должно хватить. Порошки чуть сбивают температуру, сироп снимает раздражение в уже обметанном простудой горле, аспирин успокаивает и позволяет Джареду уснуть.
Только Дженсен всю ночь старается не дышать – горячий и потный Джаред пахнет так, что последние силы противостоять искушению погибают на корню.
Джаред просыпается будто в дежа-вю. Рядом с ним снова отец Дженсен, как тогда, еще в самом начале, но теперь между ними все меняется. Джаред прекрасно видит, что происходит с его наставником, и это тревожит его.
Если бы все было иначе, там, за стенами монастыря, то он знал бы, что и к чему идет. Он поиграл бы с Дженсеном еще немного – это танго на краю ножа заводит его, а потом просто взял бы, не один и не два раза, но на многое его бы точно не хватило. Но здесь и сейчас Джаред теряется в своих ощущениях.
Дженсен – настоящий Дженсен без белого воротничка и сутаны-крепости – волнует его, тревожит каждый нерв, но Джаред не знает, что ему с этим делать. Любая мелочь, любое движение переполняет треснувшую плотину желания, и она держится на обрывках понимания неправильности происходящего.
- Как вы себя чувствуете, Джаред? – голос наставника глух и грустен, Джаред видит его усталость, видимо, отец Дженсен просидел у его кровати все ночь, не смыкая глаз, и Джею стыдно.
- Уже лучше, - на самом деле Джаред здоров, он выспался и прогрелся за ночь, и вчерашняя усталость и холод отступили. – А вам, наверное, лучше отдохнуть.
Дженсен кивает, он действительно устал и хочет спать. Сегодня их вряд ли отправят на работы, и можно выспаться со спокойной душой. Он поднимается со стула, с колен падает Библия, которую он читал ночью, и его самого немного пошатывает. Джаред вскакивает с кровати, чтобы помочь ему, но отец Дженсен отстраняет его.
- Все в порядке, Джаред, я справлюсь.
Но он не справляется. Усталость, недосып, вчерашние приключения под грозой – из-за всего этого Дженсена качает при каждом шаге. Джаред, как был – босиком, в мятых пижамных штанах – подставляет ему плечо, и помогает дойти до его кельи.
Если раньше Джаред думал, что его келья – образец аскетизма, то, видя комнату Дженсена, он удивляется своему комфортному размещению. Келья наставника даже меньше, чем его собственная, только серые каменные стены завешаны репродукциями икон и фресок, на стене около кровати – наброски, в которых Джаред узнает фрески монастырского храма.
Дженсен даже не раздевается, ложится в кровать в одежде и сразу отворачивается к стене. Джаред тихо уходит, стараясь не мешать ему, но возвращается спустя пару минут. Дженсен не реагирует – спит так крепко, что его не разбудил бы и набат над ухом. Джаред опускается на колени возле его кровати и смотрит, как разглаживаются морщинки вокруг глаз, расслабляется лицо. Ему хочется коснуться, обвести пальцем скулы, дотронуться своими губами до его губ, но перед глазами огненными буквами горит слово «НЕЛЬЗЯ».
Дженсен вздыхает во сне и тянется к шее – ему мешает воротник, который он так и не снял перед сном. Пальцы неловко тянут и треплют воротничок, но не могут вынуть, и Джаред аккуратно вытаскивает его сам. Легкое прикосновение к тонкой коже шеи – и Джареда будто прожигает насквозь. Дыхание становится все чаще и чаще, начинают гореть щеки, потом все тело. Дженсен приокрывает рот и неловко переворачивается на другой бок – лицом к Джею, ему неудобно в сутане, которая обвивается вокруг его тела, а Джареду хочется помочь ему. Но в этом нет и грана помощи ближнему. Джей хочет сорвать и уничтожить эту черную хламиду, скрывающую под собой не только тело Дженсена, но и самого – настоящего – Дженсена. От этого желания свербит под кожей, руки будто сами тянутся к Дженсену, и только странный стук отвлекает Джареда…
Со стены срывается распятие, висевшее там, наверняка, многие десятки лет. Лик Христа печален и жалостен, он смотрит на Джареда из-под полуприкрытых от боли за наши грехи век, и Джаред видит в его лице предостережение.
Быстро, очень быстро, настолько, что уже не обращает внимания на тяжесть в паху, Джаред уходит из кельи отца Дженсена.
Пока еще нет =))
Время тянется невыносимо медленно, но Джаред справляется с собой, понемногу возвращаясь в реальный привычный мир. Отдохнувшее за день тело требует своего, желудок напоминает о себе голодным урчанием, и Джаред идет в трапезную, надеясь, что даже в неурочное время его накормят.
В трапезной уже пусто, только за одним столом сидят отец Майкл, Чад и Карл, которым сегодня тоже дали выходной. Смешной нос Чада покраснел и распух, Чад все время трет его, пытаясь унять чихание, отец Майкл зевает – широко и смачно, - и только Карл, как обычно, невозмутим. Джаред подсаживается к ним, получает свою порцию риса с куриной котлетой и ест, даже не находя в себе сил влиться в разговор.
- Как Дженсен? – первым интересуется отец Майкл. Джей бросает на него быстрый взгляд и снова утыкается в тарелку.
- Спит.
- А ты как? – гнусаво интересуется Чад и все-таки не сдерживается – чихает, едва успев отвернуться от стола. У Джареда пропадает аппетит и он отодвигает опустошенную почти наполовину тарелку.
- Нормально, - вздыхает он.
- Нас сегодня не отправят на работу, - радуется Чад, но отец Майкл тут же остужает его радость.
- На улицу, - поправляет он. – Мы после обедни будем работать в храме.
- Ч-чё… - Чад осекается под насмешливым взглядом наставника, - то есть, хорошо.
Джаред и Карл переглядываются, и понимающе улыбаются.
- А пока у вас есть возможность посидеть в своих кельях и поразмышлять о смысле жизни. Чем ч-чё… - передразнивает отец Майкл своего подопечного, - чесать языками от безделья.
Священник поднимается, забирает свои тарелки – работающие в трапезной монахи уже давно ушли – и сам относит их на кухню. Карл идет следом за ним, и Джаред с Чадом остаются одни.
- Я хотел спросить, - начинает Джей, едва отец Майк и Карл выходят из трапезной. – Ты чувствуешь, что вылечился в этом монастыре?
Чад полминуты думает, ища ответ на вопрос приятеля, а потом уверенно кивает.
- Ага, по себе чувствую. Очень домой хочу, к Соф, извиниться, измениться. Я ребенка хочу, только от нее. Наверное, да, я исцелился.
- Ну и хорошо, - соглашается будто бы сам с собой Джаред. – Значит, и я…
Он не обращает внимания на удивленный взгляд Чада, пока они уносят приборы и выходят из трапезной.
- Зайдешь за мной? – он оборачивается у входа в свою комнату. Чад кивает и уходит к себе.
В храме разобрали леса – ремонт и реставрация куполов и верха стен закончена, работы переместились ниже – на высоту человеческого роста или чуть выше. Джаред снова работает под руководством отца Майкла: выносит доски, выметает опилки и прочий мелкий мусор, старательно отводя глаза от работающего над нижними фресками отца Дженсена. Джаред вздрагивает от каждого громкого звука, ему кажется, что это главное распятие храма грозит упасть, как этим утром распятие в келье Дженсена. Но все попытки Джареда терпят неудачу. Он все чаще и чаще оборачивается к занятому своими красками священнику, завороженно наблюдает, как тот водит кистью по оштукатуренной стене, и понимает, насколько сильно он попал.
Из этой завороженности его выбивает болезненный толчок в плечо от Чада.
- Джей, - громко шепчет он. – Ты чего?..
- Все нормально, - тоже шепчет Падалеки. – Все нормально, - он понимает, что убеждает больше себя, а не Чада.
Джаред встряхивает головой, приходя в себя, и не замечает, как на их шепот оборачивается Дженсен.
везде все что-то делают, а здесь так мало действий и так много чувств.
Простите... Это плохо?
Dana aka Jules
Спасибо вам =)))
Lysi Hopkins
Очень рад, что нравится =)))
Спасибо вам!
LenaElansed
хочется историю, она у вас есть
Спасибо!
И окончание 2 главы, 1428 знаков
- Джаред, помогите мне, пожалуйста, - окликает своего подопечного отец Дженсен. Джей почти радостно отдает Чаду свою метлу и торопится к наставнику. – Помогите мне загрунтовать фоны, - почти ласково просит священник, а внутри Джея расползается колючий шар жара, отдающий иголками по нервам.
Джаред ползает на коленях, зарисовывая коричневым землю под ногами Девы Марии, выводит голубым облака за ее спиной, а за своей чувствует отца Дженсена, контролирующего его работу и наносящего потом завершающие штрихи. Один маленький шаг – и Дженсен неловко запинается о ногу Джея, вытянутую в проход, и падает на него, едва успев уберечь голову от удара. От этого Джареда толкает вниз, он еле удерживается, уперевшись в пол руками.
- Это от недосыпа, - виновато говорит священник, сползая с распластанного под ним Джареда. Его ноги неловко путаются в полах сутаны, и сам Джаред возится под ним, пытаясь выпутаться. От этого они сплетаются в большой копошащийся ком, над которым уже подхихикивает отец Майкл и сопливо хрюкает в кулак Чад.
- Вам помочь? – голос отца Майкла не громкий, но эхом раздается под сводами. Дженсен и Джаред вздрагивают от неожиданности, встречаются взглядами и тут же поспешно отводят глаза.
- Мы сами, - тихо отвечает отец Дженсен и добавляет. – Все потому, что я не в рубашке.
Он поднимается с пола, отряхивает сутану и протягивает Джареду руку, чтобы помочь подняться.
- Простите, Джаред, я очень неловок.
Он аккуратно моет кисти и складывает их в коробку, а Джаред смотрит ему вслед, с трудом приводя в порядок дыхание. Он до сих пор чувствует тяжесть тела Дженсена на своем теле, тепло его дыхания на шее, и хочет только одного – чтобы сердце перестало так громко и часто биться.
ОХ! Спасибо! Я рад, если получилось эти "качели" передать достоверно! Спасибо!
Джаред просыпается от неприятного холода – горячий пот остывает на теле, и простыня прилипает к телу из-за большого влажного пятна у паха. Это липко и противно, Джей брезгливо обтирается простыней, а потом просто стаскивает с койки постельное белье и несет его в прачечную. По раннему времени там никого нет, Джаред застирывает белье, а потом прямо так – с комком мокрой ткани на плече – идет в умывальню, чтобы смыть с себя остатки жаркого сна.
Утро хмурое, такое же, как и сам Падалеки, и люди вокруг кажутся такими же, и стены давят на него почти физически. Завтрак проходит также, компанию Джею составляет только вечно молчаливый Карл, мерно жующий еду. Джаред наблюдает за ним, как кот за бельем в стиральной машине, - внимательно, чуть наклонив голову набок. Во рту Карла пропадает одна ложка каши, вторая, третья, четвертая… Из этого гипноза Джея выдергивает появление в трапезной Дженсена и Майкла.
Что-то меняется, чувствует Джаред. Что-то между ними с Дженсеном не дает им отвести друг от друга взгляд, мешает дышать и снова разгоняет пульс до рваных скачков. Дженсен тоже не ест, лениво водит ложкой по тарелке, изредка поднимая глаза на следящего за ним Джареда, и снова опускает их вниз. Отец Майкл же словно не замечает его молчаливости, рассказывает что-то, быстро и бурно, а Дженсен лишь вяло кивает невпопад. Джаред, уставший от этой игры, поднимается из-за стола, ловя напоследок взгляд Дженсена.
Наставник находит Джареда чуть позже в храме, когда тот в полном одиночестве выметает остатки опилок и цементную пыль. Голос отца Дженсена глух и тих, но эхом раздается в каменных стенах и голове Джареда, отдаваясь в висках пульсацией крови. Джей слышит только ее, видит только двигающиеся губы собеседника, и только в самом конце понимает, о чем с ним говорит священник:
- …пока будет отец Майкл. Карл в конце недели покидает нас.
Джей будто просыпается на этих словах, не до конца понимая, о чем именно говорит ему отец Дженсен.
- Вы не могли бы повторить, что с отцом Майклом?
Священник вздыхает и недолго молчит, укоризненно глядя на Джея, а потом повторяет:
- Джаред, я уезжаю по поручению настоятеля в Бостон, к архиепископу О’Малли.
- Надолго? – перебивает Джаред.
- Я не знаю, - улыбается в ответ священник. – Я еду по важному вопросу, и его решение может затянуться на несколько недель. Или месяцев, - тихо заканчивает он.
- О… - единственное, что может сказать Джаред.
- На время моего отсутствия за вами будет присматривать отец Майкл. В конце недели от нас уходит Карл, поэтому для Майкла не составит труда взять опеку и над вами.
- А когда уезжаете вы?
- В это воскресенье.
- Понятно…
Понятным для Джареда было только одно – у него остается очень мало времени на то, чтобы побыть рядом с Дженсеном. Именно поэтому он не может удержаться, все чаще и чаще, будто случайно, прикасается к наставнику, пока они оба завершают фреску на правой стене храма, ловя немного испуганные и настороженные взгляды Дженсена. Но желание почувствовать тепло и жар, которое ему удалось попробовать во сне, не отпускает, толкает к Дженсену.
Но хуже всего то, что это отталкивает Дженсена от него…
Он просто не знает других способов решения проблем, очевидно =)))
Дженсен уезжает на следующий день после их разговора, и все это время в Джареде не бьется сердце. Оно иногда стучит – не в такт мыслям, - иногда резко заходится воем, но все остальное время просто молчит. И причина этого, ставшая так понятна Джареду с отъездом Дженсена, совсем не радует его. Раньше казалось, что влюбленность (Джаред гонит от себя слово «любовь», оно до сих пор пугает его) – это такая забавная штука, которая происходит с кем-то другим по непонятной причине, но оставляет после себя лишь кучу сломанной мебели и разбитой посуды. В его кругах влюбляться не принято, пара перепихонов, три «красные дорожки» - и снова на старт. И то, что сейчас понимает в себе Джаред, пугает его.
Кажется, что вокруг него выключен свет и погашено солнце, и выкачан воздух, и тело не помнит, как двигаться. Джареду просто чертов… он осекается, очень-очень плохо.
Без Дженсена.
Но он проживает эти три недели, оставляет за плечами день за днем и ночь за ночью, хотя и не видит между ними разницы. Его ничто не может вытянуть из мирной и темной сонливости, напавшей с отъездом Дженсена.
Так кажется. Пока к нему на завтраке не подходит один из монахов, в чьи обязанности входит следить за главными воротами.
- Мистер Падалеки, настоятель просит вас пройти к воротам.
На мгновение тело Джареда сковывает ледяной спазм, но быстро отпускает. Единственный, из-за кого сейчас может испугаться Джей, далеко, а все остальное не так ему интересно. На удивление Джареда, у ворот стоит сам настоятель, нетерпеливо поглядывающий то на дверь трапезной, то на ворота, за которыми слышится какой-то странный шум.
- Джаред, я думаю, что там сейчас кто-то из ваших друзей.
У Падалеки удивленно вытягивается лицо. Он подходит к калитке и осторожно выглядывает за нее.
Из Мерседеса Климанн – последней забавы Катчера – доносится бит Бисти Бойз, он и в этом верен себе. Едва увидев высовывающегося из-за двери Джея, Эштон радостно вопит:
- Пада-гад! О май гад! Ты ли это?
Джаред почти счастливо улыбается, обнимая друга, который с каким-то неверием смотрит на него. Катчер вообще почти единственный человек, который, не задирая голову, может посмотреть Падалеки в глаза, и это чертовски нравится Джею. Да и сам он, Джаред уверен, так же нравится Катчеру. Они вообще похожи, возможно, именно поэтому и сошлись, несмотря на, пусть небольшую, но разницу в возрасте.
- Привет, Крис! – Джаред всегда называет друга по первому имени, да и тот зовет его не иначе как ДжейТи. Ну, или Пада-гад, все зависит от настроения. А именно сейчас оно у Катчера зашкаливает. – Ты один? А где Брит?
- О! – Эштон заметно сникает. – Я и не думал, что ты здесь так оторван от жизни. Брит – это прошлый век, чувак. Сила – во взрослых кошечках.
- Ты говоришь так, будто подцепил на свой кривой член Деми Мур, - смеется Джаред, но, видя серьезное лицо друга, замолкает. – Ты?..
Эштон выразительно двигает бровями, а у Джареда удивленно открывается рот.
- Бля… - единственное, что он может произнести, а потом быстро оглядывается на монастырь и крестится.
- Моя очередь удивляться, ДжейТи. Когда ты стал таким набожным?
Джаред опускает голову – смущается, – но Катчеру уже не до этого. Он вообще старается долго не задерживать свое внимание на таких вещах.
- Только не говори, что любовь к Иисусу стала тебе важнее славного траха. Неужели тут нет ни одной сладкой цыпочки или цыпленочка?
Джаред укоризненно смотрит на друга, но мгновенно заполыхавшие уши выдают его с головой.
- Ты надолго? – пытается перевести он беседу, и Эштон, понимая, что ступил на зыбучий песок, и решив разобраться с этим позже, отвечает.
- На сколько пустят. Вообще, можно тут у вас потусить?
- Узнаем, - широко улыбается Джей и возвращается за ворота.
Настоятель с неодобрением рассматривает фэшн-фрика Эштона, особенно его синие замшевые ботинки, но соглашается с тем, чтобы «мистер Катчер ненадолго побыл с другом». Джаред сам ведет Эштона в его новую комнату, с некоторым ехидством наблюдает за тем, какое впечатление произведет на того скромная келья. Но Катчеру, кажется, все равно, где жить, и Джей в глубине души рад тому, насколько для друга важен именно он, Джаред, а не привычка к комфорту шикарных отелей.
- Ну что, показывай дальше.
Эштон запихивает небольшой чемоданчик под кровать и оборачивается к другу. Джаред почти за руку тащит его к выходу, быстро показывает, что и где в монастыре – при виде умывальников лицо Эштона становится невероятно комичным – и ведет его прямо в храм, чтобы похвастаться своей работой.
- Вау! – Эштон восхищенно рассматривает фрески, даже хочет потрогать их пальцем, но Джей легко бьет его по руке, не позволяя. – Это ты, что ли, нарисовал?
- Ну, - мнется Джей. – Не все. То есть, моего тут совсем немного. Все остальное пишет отец Дженсен.
- Кто?
- Мой наставник, - поясняет Джаред. – Он отлично рисует. А я только помогаю.
Джаред надеется, что в полумраке пустого сейчас храма не будет видно, как алеют его щеки, но Катчера не проведешь.
- А подробности? И желательно, погорячее, - подталкивает он друга к рассказу, но Джей продолжает мяться.
- Нет подробностей. Он мой наставник и хорошо рисует. Ты голодный? – снова пытается соскочить с темы Падалеки.
- Немного много, - смеется Катчер.
- Тогда пойдем, после завтрака должно что-то остаться.
Они выходят во двор именно в тот момент, когда через него от ворот идет отец Дженсен. Джаред удивленно замирает, глядя на него, и Эштон останавливается следом.
- Это кто? – шепчет он другу, и Джаред таким же тихим шепотом отвечает.
- Это… Это отец Дженсен.
Эштон молчит, наблюдая за тем, как Дженсен идет по двору, как видит своего подопечного и его лицо освещает широкая и радостная улыбка, которая гаснет при виде Катчера.
- Все с тобой ясно, Пада-гад. Ты верен себе.
Почему не открывается 1 часть? Хотела всё перечитать....
Я уничтожил мастер-пост, поэтому и ссылка побилась. Сам вчера понял, что нужно поправить, но решил, что сделаю это позже. А первую часть легко прочитать на дневнике.
Этот арт я вижу впервые, но он очень красивый.
Блин, это так прекрасно, что у меня просто нет слов...
Огромное спасибо за такую оценку!
Смеюсь и плачу
Да, я тоже рад своему выздоровлению хДД Спасибо, что ждали!
LenaElansed
Я не думал об этом, но, конечно, сделаю. Потом скажете свой адрес - я вышлю.
Спасибо за отзыв!
Lysi Hopkins
Именно для этого некоторым людям и необходимо помогать!
Спасибо =))
- Знаешь, ДжейТи, ты настолько верен сам себе, что тебя можно хранить в Парижской палате мер, - меланхолично говорит Крис, жуя травинку. Настоятель не позволяет друзьям праздно прохлаждаться, и Катчер отправляется на отработку вместе с другом. Но солнце палит нещадно, недавняя жара снова возвращается, чтобы сводить с ума людей, и всем работникам позволяют отдохнуть немного у воды, в тени оставшихся ив. Джаред и Кристофер отходят чуть дальше, им многое нужно сказать друг другу, а делать это под наблюдением священников не кажется отличной идеей.
- Как эталон кого? – вяло отзывается раскинувшийся в траве Джей.
- Как эталон настоящего долбоеба, - хмыкает Катчер и тут же откатывается, уворачиваясь от тяжелого кулака. – Да шучу, уймись, колода. Как эталон Падалеки. Потому что только Падалеки может приехать в монастырь чтобы вылечиться, а вместо этого влюбится в священника.
- Я не влюбился, - отзывается Джаред, чуть более поспешно, чем нужно.
- А я не трахаю самую красивую женщину этой планеты, - кивает Катчер. – Эти сказки я буду детям перед сном рассказывать.
- Рассказывай, у тебя их теперь трое, - смеется Джаред, но осекается, поймав на себе взгляд отца Дженсена. Катчер следит за направлением его взгляда, и ответный подкол невысказанным оседает у него на губах.
- И самое сладенькое в том, что этот священник влюбился тоже, - констатирует Крис.
- Ты спятил?
- Нет, ДжейТи, спятил ты!
Катчер поднимается с земли и внимательно смотрит на друга.
- Ты хоть понимаешь, во что вляпался на этот раз? Это посильнее кокса в кармане во время полицейского рейда.
В этом Джей с ним совершенно согласен. Кокс – развлечение для детей по сравнению с тем, какое действие оказывает на него Дженсен.
- Ты не понимаешь…
- Ха! Объясни мне! Гребаный йод, Падалеки! Ты сам понимаешь, что делаешь? Хотя… Хрен с тобой, ты же упрямый, как…
- Техасец, - заканчивает за друга Джаред. Они несколько мгновений смотрят друг на друга и начинают смеяться.
- Джаред, мистер Катчер, - раздается строгий голос отца Дженсена. – Если вы уже отдохнули, то мы можем вернуться к работе.
Нехотя оба поднимаются и снова возвращаются в поле, но по пути Крис придерживает Джея за плечо.
- Хотя бы в одном я тебя понимаю, Падалеки. Этот падре – просто картинка. Признаю, вкус у тебя есть. Если бы ты еще и одевался соответственно ему.
Джаред только закатывает глаза в притворном изнеможении.
Джаред идет чуть позади, ревниво и внимательно слушая то, что Катчер болтает отцу Дженсену, который с настоящим христианским смирением терпит этот водопад слов. За все время обратного пути Кристофер успевает выяснить, что отец Дженсена тоже был священником в их приходе, что у Дженсена есть брат и сестра, что в детстве он играл в лакросс и пел в церковном хоре. Сам Падалеки никогда бы не смог выяснить всего этого, хотя и он не страдает излишней застенчивостью. Но Катчера в этом переплюнуть невозможно – его язык трещит без умолку, засыпая отца Дженсена новыми вопросами, на которые тот, едва заметно вздыхая, отвечает. Но наконец и Джаред не выдерживает, оттаскивает Криса от наставника.
- Твой хордовый язык и меня окончательно достал! – шепчет он в ответ на недоумение друга.
- Почему хордовый? – удивляется тот.
- Потому что без костей! – громче шепчет Джей, и на этот шепот оборачивается отец Дженсен.
- Простите, отец, - виновато склоняет голову Джей, и наставник кивает в ответ.
Но спустя пару шагов Джаред снова не выдерживает.
- И прекрати так пялиться на него!
- Да ты что, Пада-гад? – деланно ухмыляется Катчер, пряча веселых бесенят в глазах за стеклами новомодных солнцезащитных очков. – Это только твоя территория. Как же это? Голгофа? – поддразнивает он.
Но Джаред молчит в ответ. Голгофа – не Голгофа, но крестом здесь определенно попахивает.
Пока еще он сам для себя все понял, еще немного - и поймут остальные. Спасибо! =))
bigta
Его никто не вводил - он сам приехал хДДД