I can. I will. Believe that.
Информация о фикеКатегория: слэш
Фандом: CW RPS
Автор: Момус
Бета/Гамма: ЗдесьИСейчас, но в сообществе будет только набранный текст, поэтому все вопросы по ошибкам отметаются - их просто много =)))
Пейринг: Джаред Падалеки/Дженсен Эклз
Персонажи: Джеффри Морган, Чад Мюррей, Майкл Розенбаум
Рейтинг: до NC-17
Жанр: романс
Предупреждения: ООС, AU. Дженсен - священник, Джаред - актер, попавший в монастырь на излечение.
Можно читать как оридж, кроме предполагаемой внешности известных лиц у героев нет ничего от прототипов, ООС указано
Размер: макси
Статус: в процессе
От автора: плохо идет вторая часть, поэтому решил начать с малого - по 3000 знаков три раза в неделю (дни не определил). Выкладывать буду именно вторую часть, потому что она идет тяжело. А первая здесь, это мастер-пост.
Начальный текст - 13591
Глава 2
читать дальше20.08 - 3109
23.08 - 3019
31.08 - 2973
- не писал из-за болезни -
26.09 - 5107
27.09 - 3121
09.10 - 5087
- Не писал - депрессия и полное отсутствие желания. Стараюсь прийти в себя. -
28.11 - 3630
02.12- 2981
05.12 - 2771
- Работал над другим проектом -
22.12 - 2843
- Новогодние каникулы -
16.01 - 4253
17.01 - 3003
22.01 -3685 6438 немного увлекся =))
-Байки-
22.03 - 3189
31.03 - 7625
03.04 - 3248+4722
06.04 - 4814
09.04 - 3820+3958
10.04 - 7129
17.04 - 6475+3332 (не было интернета, писал, но не мог выложить)
24.05 - 3362
27.05 - 4120 (не мог выложить)
29.05 - 3152
ПрологПролог
Оказывается, даже спустя десять лет можно просыпаться от раздирающих тело и душу кошмаров, рвать ворот тонкой футболки в надежде вдохнуть хоть немного больше воздуха…
…осторожные легкие поглаживания бедер через топорщащиеся брюки и голос отца в соседней комнате – он готовится к проповеди. Еще полминутки, и горячие ладони исчезают. Их обладателю пора занять свое место у алтаря.
…раздевалка футбольной команды и натянутое до боли полотенце. Главное, скрыть волнение и возбуждение, не дать этим парням почувствовать свою позорную слабость. Он притворяется больным, ждет, пока остальные уйдут, а сам дышит, дышит этим острым и резким запахом настоящих самцов, тестостерона и гормонов, запоминает его, хранит в себе до поры, а вечером смывает вместе со спермой в душе.
…эти запахи – мужские, крепкие, мускусные – тревожат, заставляют терять голову и забывать об опасности. Дверь ванной открывается в самый пиковый момент, когда невозможно остановиться, но и прекратить нужно – отец смотрит на него осуждающе, поджимает губы:
- Это недопустимо, Дженсен Росс, - и заставляет отмаливать «грех».
…он борется, борется с собой, ранит себя, испытывает и до конца верит, что справится. Господь не дает ношу не по силам. Его испытывают, его проверяют, Господь хочет узнать силу его любви. Проклятые руки сами тянутся вниз, нужно прекратить, перестать думать об этом, чувствовать эти запахи, поддаваться своему греху.
…идея приходит внезапно и поглощает все его мысли, даже горячие, мутящие чувства запахи и желания отходят на второй план. Он понимает, что не справится в одиночку, ему нужна помощь, поддержка Господа, и он решает найти место поближе к нему и подальше от соблазнов. Голодный, истрепавшийся в дороге, он стучит в ворота монастыря.
…здесь нет мужчин. Монахи пахнут постом и смирением, и ему тоже становится легче дышать. Он уверяется в правильности своего выбора, и только едва уловимый аромат тела настоятеля изредка тревожит его сон намеком грешных мыслей.
…все возвращается с приездом этого парня. Все снова становится как тогда, десять лет назад. Пряный и горячий запах самца бьет в голову, тревожит ее, заставляет сомневаться в выбранном пути. Но он не сдастся, не сдастся, нет…
Дженсен просыпается от собственного крика и тяжести внизу живота – почти забытой, грязной и довлеющей тяжести. Как есть, в футболке и широких пижамных штанах, босиком он бежит в главный храм, темный и пустой по ночному времени. Лик Спасителя видно даже в темноте, он смотрит на жалкого раба своего с жалостью и укором, и Дженсен замаливает грех, судорожно крестясь на огромное дубовое распятие с обнаженным мужским телом.
- Ты снова здесь, Дженсен? – густой голос настоятеля раздается под сводами храма, усиленный темнотой и пустотой. Дженсен вздрагивает и тут же корит себя за сиюминутный испуг. – Что случилось?
Отец Джеффри сейчас тоже мало похож на себя обычного – в простом сером свитере и брюках, в очках, надвинутых на лоб, он нисколько не похож на настоятеля, скорее на отдыхающего после рабочего дня отца семейства. И выражение его лица такое же. В нем и усталость, и сонливость, но еще больше любви и нежности к своему семейству. Только всего семейства – один Дженсен, но в этом и плюс. Вся нерастраченная этим мужчиной отцовская любовь достается только ему.
Дженсен молчит, склонив голову в покаянии, и отец Джеффри понимает его без слов. Они садятся на прикрытую полиэтиленом скамейку, и Дженсен утыкается лбом в плечо своего пастыря. Он не хочет плакать, нет, но тоска и необоримая жажда того запретного, что преследует его с семнадцати лет, запечатывают рот, и он почти стонет, не в силах высказать свою боль.
Джеффри не мог быть хорошим наставником и пастырем своему неразумному чаду, если бы не понимал его с полустона.
- Крепись, Дженсен, ты сам выбрал свой путь. Ты сам решил прийти сюда за помощью, скрыться от своего греха. Терпи, Господь дает ношу только по силам, значит, такова твоя сила. Ты справишься, сынок. Ты перемолишь свои грехи.
Дженсен кивает, но прикусывает губу до боли. Ему ли не знать, как тяжко быть рядом с ходячим дьявольским искушением, когда невозможно ни прогнать его, ни приблизить.
Самое страшное в его ситуации – дышать. С каждым глотком воздуха рядом с этим мужчиной, с каждой молекулой в Дженсена проникает грех. Джаред пахнет всегда. Утром – невинностью и похотью, он молод, его желание велико и несгибаемо, он просто пышет им, заражая и едва держащего себя в руках Дженсена. Днем Джаред пахнет потом и силой – мужчиной, альфа-самцом, и Дженсен, прикусывая губу изнутри и до белизны сжав кулаки, борется сам с собой, прочитывая «Отче наш» на каждую грешную полумысль, не то что желание. Вечером Джаред пахнет вязкой и жаркой похотью, ленивой и медовой, растекающейся по жилам сахарной лавой. А Дженсен ждет ночи, чтобы замолить свои непрошенные адские желания.
Только ночью, в темноте и прохладе храма, он может снова стать собой – примерным и набожным сыном, алтарным мальчиком – помощником отца-священника, отличником и гордостью школы – всем тем, кем он был ДО осознания своей истинной, мерзкой сущности. Дженсен молится, растирает в кровь колени, шепчет слова молитвы все быстрее, но понимает, что ему все сложнее противостоять искушению.
Джаред же каждое мгновение нарушает его хрупкий покой и равновесие. Он ходит рядом, разговаривает с Дженсеном, улыбается ему. Они вместе почти всегда, расстаются лишь на ночь, но и это время полностью поглощено им же, вернее, расплатой за его присутствие в жизни Дженсена.
Когда Дженсен не выдерживает своего испытания и просит настоятеля освободить его от наставничества, он думает, что все станет проще. Но от отсутствия ставшим уже привычным Джареда становится еще хуже. Теперь, когда Дженсен не может видеть его рядом, чувствовать его, темные желания, подкрепленные воображением, терзают его еще сильнее. Он старается, Господь свидетель его мук, он действительно пытается избавиться от своего наваждения, но все тщетно.
Пиком его мук становится ночь, когда похоть въедается в его сознание, заставляя поддаться ей, облегчить тянущую тяжесть. Дженсен не может ей противиться, пока не осознает, что и, главное, где он делает. Он жесткой мочалкой трет руки, заляпанные похотью, до красноты, до стертой кожи, но все равно видит на них грязь, проступающую будто из его собственной души.
Когда Дженсен невольно подслушивает исповедь Джареда, ему становится стыдно, и этот стыд помогает ему перебороть самого себя. Испытывать столь греховное влечение к человеку, видящему в тебе лишь объект для уважения и подражания, кажется Дженсену еще худшим грехом, чем влечение мужчины к мужчине. Именно это и помогает ему справиться с собой, обуздать свою плоть и мысли. Отец Джеффри с радостью возвращает ему наставничество, и с этого момента Дженсен чувствует странную легкость, из-за чего и его общение с Джаредом становится более открытым.
Сегодня он чувствует себя мальчишкой, Томом Сойером, вырвавшимся из-под присмотра строгой тетушки Полли, наслаждается свежестью воды и солнцем, чувствует каждую мышцу, вспоминает памятью тела, наконец, что он молодой еще парень, которому положено веселиться и ничего не стоит подурачиться. Джаред смешно отфыркивается, когда Дженсен утягивает его под воду, мокрые волосы облепляют неожиданно крупные и оттопыренные уши, всегда аккуратно скрытые прической…
И только на обратном пути Дженсен понимает, что было ошибкой отпускать себя на волю. Его сущность, его темный монстр, живущий внутри, тоже почуял слабину. Всю обратную дорогу Дженсен старательно отводит глаза от статной фигуры впереди, но получается плохо. Точнее, не получается совсем. Он снова старается обуздать себя, загнать в клетку демонов, и только за стенами монастыря ему это удается. Почти.
- И помните, я не сведу с вас глаз.
Будь он проклят. Именно это и случится, уверен Дженсен.
Глава 1Глава 1
Невероятная жара должна была когда-нибудь кончиться. Но никто не предполагал, что это произойдет именно так.
Сильнейший ветер выворачивает с корнями деревья, несет их над землей, одно падает на двор монастыря, разнося умывальники и задевая хозяйственный сарай. Джаред узнает одну из тех ив, под которыми они с Чадом тайком курили на прошлой неделе. По хорошему, нужно выйти и убрать дерево, под тяжестью которого проседает крыша сарая, но ливень не дает выйти из помещения. Во дворе течет вода, она доходит по щиколотку, разъедает землю между камнями, которыми вымощен двор. Стены самого монастыря выдерживали и не такое, но кажется, будто от каждого раската грома они грозят рухнуть. Монахи сидят по своим кельям, молятся, а Джаред торчит около узкого окна, наблюдая, как молнии освещают территорию монастыря, дробятся в потоках воды, пропадают и загораются снова.
Крыша сарая проседает и почти рушится внутрь, и почти сразу в дверь кельи Джареда стучат.
- Джей, пошли, надо убирать эту иву. В этом сарае все здешние запасы овсянки, - даже в такое время Чад остается верен себе. – И не тяни кота за письку, ни молока, ни удовольствия, - подталкивает он его к выходу.
На улице темно, хотя на часах не больше шести вечера. Во дворе видны три фигуры. Когда они подходят ближе, Джаред понимает, что это Дженсен и Майкл, а на самой крыше – здоровяк Карл, обрубающий топором раскидистые ветки. На самом деле сарай пострадал немного, стены у него каменные, обрушился только край деревянной, крытой брезентом крыши.
- Я еще в мае говорил, что крышу нужно перекрывать, - ругается отец Майкл. – А настоятелю плевать, дождался…
- Успокойся, Майкл, - спокойно возражает ему отец Дженсен. – Лучше принеси брезент, нужно прикрыть дыру, пока вода окончательно все не уничтожила. О, вот и вы, - замечает он подошедших Джея и Чада. - Мистер Мюррей, помогите своему наставнику с брезентом, а вы, Джаред, помогите мне – нужно унести ветки.
Трудяга Карл почти полностью освобождает ствол от корней и веток, но не торопится их убирать, иначе вода прольется вниз. Дженсен и Джаред оттаскивают оголившееся дерево в сторону, переносят туда же корни, и к этому времени возвращаются отец Майкл и Чад, таща тяжелый и длинный рулон брезента. Джаред забирается наверх, к Карлу, оставшиеся внизу расправляют брезент, и Джей с Карлом затаскивают его наверх, закрывая дыру. Забравшийся к ним Чад скидывает вниз ветки, и Дженсен с Майклом оттаскивают их в общую кучу.
- Дженсен, Майкл, - раздается громкий крик настоятеля из арки храма. – Мы натопили в банях, после того, как закончите – можете погреться и вымыться там. Вы слышите меня?
- Слышим, - бурчит Майкл. – Благодетель ты наш, - но осекается под строгим взглядом Дженсена. – Все закончили?
- Вы идите, - отвечает отец Дженсен. – Мы вынесем со двора ветки и корни, помогите только со стволом.
Карл с жалующимся на тяжелую судьбу Чадом оттаскивают ствол дерева, Майкл тащит за собой пару самых больших корней, но Дженсен все-таки отправляет их в бани.
- Просто они здесь с самого начала, как это дерево упало, - отвечает он на невысказанный вслух вопрос Джареда. – Я позже подошел, а потом и за вами послали. Пусть прогреваются первыми, иначе простуда обеспечена.
Они оттаскивают оставшиеся ветки и корни, и наконец отец Дженсен отправляет Джея за сменой одежды. Они встречаются внизу в холле, и наставник ведет Джареда за собой в пристрой к гостевому дому, где и оказываются бани.
- Их только зимой топят, летом хватает умывальников во дворе и купальни на озере, - объясняет отец Дженсен, но его прерывает невероятно громкий чих Джареда. – Давайте поторопимся, вам срочно нужно прогреться.
В банях уже никого нет, они задержались, перетаскивая ветки, но Джаред даже рад этому. Он, правда, до конца не верит, что отец Дженсен преодолеет себя и сможет вместе с ним пойти внутрь, но, видимо, совместное купание немного сблизило их. Джаред замечает, как его наставник медлит пару мгновений перед тем, как раздеться, и молится, чтобы тот все-таки решился. Но нет.
- Джаред, думаю, вам будет лучше пойти одному, - оборачивается Дженсен к уже голому Джею. – Я пойду после. Не буду вас смущать.
В Джареде закипает какое-то странное чувство – возмущение, обида и десертная ложечка неудовлетворенного любопытства. О щепотке похоти, делающей этот коктейль по-настоящему взрывоопасным, Джаред предпочитает не думать.
Он потом и сам не может понять, что его подтолкнуло, но тогда это кажется очень правильным. Возможно, жар, возможно, любопытство, но вероятнее всего – та самая, тщетно гонимая толика похоти. Как бы ни было, но…
Джаред высовывается из жарко протопленной бани и голосом умирающего просит:
- Отец Дженсен, мне не очень хорошо. Может быть, вы побудете со мной? - И наставник забывает о своем смущении.
Джаред лежит на каменной полке, горячей, прогретой огнем печки, истекает потом и сквозь прикрытые глаза наблюдает за окончательно потерянным священником. Сколько раз он видел такой взгляд? Джей даже не собирается считать – это многие сотни. Дженсен из последних сил борется с грехом искушения, это Падалеки знает точно. Джей с тихим стоном переворачивается на спину и кладет на глаза руку, изображая чуть ли не смертельную болезнь. Из-под руки ему прекрасно видно, как жадно шарит глазами по его телу Дженсен…
Джаред пахнет. Джаред снова пахнет. По-животному, остро, пряно, мускусно. Он истекает потом, и от этого запаха у Дженсена окончательно подгибаются ноги. Он снова чувствует себя подростком, скрытно разглядывающим тела своих друзей по команде, чувствующим запах их молодости и похоти, и тщетно желавшим стать нормальным как они. Дженсен чувствует, как возбуждается, против воли, он шепчет молитву, пытаясь прогнать от себя грешные мысли, но ничего не получается.
Ему немного легче, пока Джаред лежит на животе. Дженсен, хоть и ругает себя, но продолжает изучать тело, почти полностью открытое его взгляду. Что-то будто толкает его туда, заставляет хотя бы потрогать, понять, каково это, - осязать мускулы под смуглой кожей, скрытую внутри силу, чувствовать этот невероятный запах, пропитанный тестостероном и сексом, но Дженсен держится и гордится своей выдержкой.
Едва Джаред переворачивается, как Дженсена накрывает новой удушливой волной. У него нет сил смотреть на красивое и сильное мужское тело, но и отвести взгляд он не может тоже. Такие тела высекал из мрамора Микельанджело, рисовали на своих подносах и амфорах древние греки, а римляне возводили такие тела в ранг религии. Сила, много силы - вот что видит и чувствует Дженсен. Стихия и мощь, которой хочется покориться - в каждом мускуле, кубике пресса, каждой венке. А еще - Дженсен сам не понимает, почему думает именно так - Джаред совершенно не похож на Иисуса с центрального распятия храма.
Джаред лежит, не двигаясь, будто рухнувший с постамента колосс, прикрывает глаза словно от яркого света. Он влажный и блестящий, гладкий, к нему отчаянно хочется прикоснуться, почувствовать искрящуюся силу на кончиках пальцев. И Дженсен плывет в этом ощущении, пока Джаред не шепчет странно сорванным голосом:
- Святой отец, мне плохо. Мне нужно вымыться и пойти спать, помогите мне, пожалуйста…
Дженсен не может сопротивляться этой просьбе, он подходит ближе, все повторяя и повторяя про себя молитвы для избавления от соблазнов, и это помогает. Возбуждение отступает, оставляя только желание помочь занемогшему Джареду. Кусая губы, держась из последнего, Дженсен намыливает жаркое и мокрое от пота тело, смывает пену горячей водой, ополаскивает его еще раз, а потом быстро моется сам. Он одевает Джареда будто маленького ребенка, поддерживая почти бессильное тело, ведет его в келью и осторожно укладывает в кровать.
- Побудете со мной? – тихо спрашивает Джаред, и Дженсен кивает в ответ.
- Только принесу лекарства, - успокаивает он и быстро идет в монашеские кельи, к отцу Захарию, их аптекарю. Пара порошков, таблетки и сироп – единственное, чем его снабжают, из-за грозы аптекарь не может добраться до своих запасов, лежащих там же, в поврежденном деревом хозяйственном сарае. Но и этого пока должно хватить. Порошки чуть сбивают температуру, сироп снимает раздражение в уже обметанном простудой горле, аспирин успокаивает и позволяет Джареду уснуть.
Только Дженсен всю ночь старается не дышать – горячий и потный Джаред пахнет так, что последние силы противостоять искушению погибают на корню.
Фандом: CW RPS
Автор: Момус
Бета/Гамма: ЗдесьИСейчас, но в сообществе будет только набранный текст, поэтому все вопросы по ошибкам отметаются - их просто много =)))
Пейринг: Джаред Падалеки/Дженсен Эклз
Персонажи: Джеффри Морган, Чад Мюррей, Майкл Розенбаум
Рейтинг: до NC-17
Жанр: романс
Предупреждения: ООС, AU. Дженсен - священник, Джаред - актер, попавший в монастырь на излечение.
Можно читать как оридж, кроме предполагаемой внешности известных лиц у героев нет ничего от прототипов, ООС указано
Размер: макси
Статус: в процессе
От автора: плохо идет вторая часть, поэтому решил начать с малого - по 3000 знаков три раза в неделю (дни не определил). Выкладывать буду именно вторую часть, потому что она идет тяжело. А первая здесь, это мастер-пост.
Начальный текст - 13591
Глава 2
читать дальше20.08 - 3109
23.08 - 3019
31.08 - 2973
- не писал из-за болезни -
26.09 - 5107
27.09 - 3121
09.10 - 5087
- Не писал - депрессия и полное отсутствие желания. Стараюсь прийти в себя. -
28.11 - 3630
02.12- 2981
05.12 - 2771
- Работал над другим проектом -
22.12 - 2843
- Новогодние каникулы -
16.01 - 4253
17.01 - 3003
22.01 -
-Байки-
22.03 - 3189
31.03 - 7625
03.04 - 3248+4722
06.04 - 4814
09.04 - 3820+3958
10.04 - 7129
17.04 - 6475+3332 (не было интернета, писал, но не мог выложить)
24.05 - 3362
27.05 - 4120 (не мог выложить)
29.05 - 3152
ПрологПролог
Оказывается, даже спустя десять лет можно просыпаться от раздирающих тело и душу кошмаров, рвать ворот тонкой футболки в надежде вдохнуть хоть немного больше воздуха…
…осторожные легкие поглаживания бедер через топорщащиеся брюки и голос отца в соседней комнате – он готовится к проповеди. Еще полминутки, и горячие ладони исчезают. Их обладателю пора занять свое место у алтаря.
…раздевалка футбольной команды и натянутое до боли полотенце. Главное, скрыть волнение и возбуждение, не дать этим парням почувствовать свою позорную слабость. Он притворяется больным, ждет, пока остальные уйдут, а сам дышит, дышит этим острым и резким запахом настоящих самцов, тестостерона и гормонов, запоминает его, хранит в себе до поры, а вечером смывает вместе со спермой в душе.
…эти запахи – мужские, крепкие, мускусные – тревожат, заставляют терять голову и забывать об опасности. Дверь ванной открывается в самый пиковый момент, когда невозможно остановиться, но и прекратить нужно – отец смотрит на него осуждающе, поджимает губы:
- Это недопустимо, Дженсен Росс, - и заставляет отмаливать «грех».
…он борется, борется с собой, ранит себя, испытывает и до конца верит, что справится. Господь не дает ношу не по силам. Его испытывают, его проверяют, Господь хочет узнать силу его любви. Проклятые руки сами тянутся вниз, нужно прекратить, перестать думать об этом, чувствовать эти запахи, поддаваться своему греху.
…идея приходит внезапно и поглощает все его мысли, даже горячие, мутящие чувства запахи и желания отходят на второй план. Он понимает, что не справится в одиночку, ему нужна помощь, поддержка Господа, и он решает найти место поближе к нему и подальше от соблазнов. Голодный, истрепавшийся в дороге, он стучит в ворота монастыря.
…здесь нет мужчин. Монахи пахнут постом и смирением, и ему тоже становится легче дышать. Он уверяется в правильности своего выбора, и только едва уловимый аромат тела настоятеля изредка тревожит его сон намеком грешных мыслей.
…все возвращается с приездом этого парня. Все снова становится как тогда, десять лет назад. Пряный и горячий запах самца бьет в голову, тревожит ее, заставляет сомневаться в выбранном пути. Но он не сдастся, не сдастся, нет…
Дженсен просыпается от собственного крика и тяжести внизу живота – почти забытой, грязной и довлеющей тяжести. Как есть, в футболке и широких пижамных штанах, босиком он бежит в главный храм, темный и пустой по ночному времени. Лик Спасителя видно даже в темноте, он смотрит на жалкого раба своего с жалостью и укором, и Дженсен замаливает грех, судорожно крестясь на огромное дубовое распятие с обнаженным мужским телом.
- Ты снова здесь, Дженсен? – густой голос настоятеля раздается под сводами храма, усиленный темнотой и пустотой. Дженсен вздрагивает и тут же корит себя за сиюминутный испуг. – Что случилось?
Отец Джеффри сейчас тоже мало похож на себя обычного – в простом сером свитере и брюках, в очках, надвинутых на лоб, он нисколько не похож на настоятеля, скорее на отдыхающего после рабочего дня отца семейства. И выражение его лица такое же. В нем и усталость, и сонливость, но еще больше любви и нежности к своему семейству. Только всего семейства – один Дженсен, но в этом и плюс. Вся нерастраченная этим мужчиной отцовская любовь достается только ему.
Дженсен молчит, склонив голову в покаянии, и отец Джеффри понимает его без слов. Они садятся на прикрытую полиэтиленом скамейку, и Дженсен утыкается лбом в плечо своего пастыря. Он не хочет плакать, нет, но тоска и необоримая жажда того запретного, что преследует его с семнадцати лет, запечатывают рот, и он почти стонет, не в силах высказать свою боль.
Джеффри не мог быть хорошим наставником и пастырем своему неразумному чаду, если бы не понимал его с полустона.
- Крепись, Дженсен, ты сам выбрал свой путь. Ты сам решил прийти сюда за помощью, скрыться от своего греха. Терпи, Господь дает ношу только по силам, значит, такова твоя сила. Ты справишься, сынок. Ты перемолишь свои грехи.
Дженсен кивает, но прикусывает губу до боли. Ему ли не знать, как тяжко быть рядом с ходячим дьявольским искушением, когда невозможно ни прогнать его, ни приблизить.
Самое страшное в его ситуации – дышать. С каждым глотком воздуха рядом с этим мужчиной, с каждой молекулой в Дженсена проникает грех. Джаред пахнет всегда. Утром – невинностью и похотью, он молод, его желание велико и несгибаемо, он просто пышет им, заражая и едва держащего себя в руках Дженсена. Днем Джаред пахнет потом и силой – мужчиной, альфа-самцом, и Дженсен, прикусывая губу изнутри и до белизны сжав кулаки, борется сам с собой, прочитывая «Отче наш» на каждую грешную полумысль, не то что желание. Вечером Джаред пахнет вязкой и жаркой похотью, ленивой и медовой, растекающейся по жилам сахарной лавой. А Дженсен ждет ночи, чтобы замолить свои непрошенные адские желания.
Только ночью, в темноте и прохладе храма, он может снова стать собой – примерным и набожным сыном, алтарным мальчиком – помощником отца-священника, отличником и гордостью школы – всем тем, кем он был ДО осознания своей истинной, мерзкой сущности. Дженсен молится, растирает в кровь колени, шепчет слова молитвы все быстрее, но понимает, что ему все сложнее противостоять искушению.
Джаред же каждое мгновение нарушает его хрупкий покой и равновесие. Он ходит рядом, разговаривает с Дженсеном, улыбается ему. Они вместе почти всегда, расстаются лишь на ночь, но и это время полностью поглощено им же, вернее, расплатой за его присутствие в жизни Дженсена.
Когда Дженсен не выдерживает своего испытания и просит настоятеля освободить его от наставничества, он думает, что все станет проще. Но от отсутствия ставшим уже привычным Джареда становится еще хуже. Теперь, когда Дженсен не может видеть его рядом, чувствовать его, темные желания, подкрепленные воображением, терзают его еще сильнее. Он старается, Господь свидетель его мук, он действительно пытается избавиться от своего наваждения, но все тщетно.
Пиком его мук становится ночь, когда похоть въедается в его сознание, заставляя поддаться ей, облегчить тянущую тяжесть. Дженсен не может ей противиться, пока не осознает, что и, главное, где он делает. Он жесткой мочалкой трет руки, заляпанные похотью, до красноты, до стертой кожи, но все равно видит на них грязь, проступающую будто из его собственной души.
Когда Дженсен невольно подслушивает исповедь Джареда, ему становится стыдно, и этот стыд помогает ему перебороть самого себя. Испытывать столь греховное влечение к человеку, видящему в тебе лишь объект для уважения и подражания, кажется Дженсену еще худшим грехом, чем влечение мужчины к мужчине. Именно это и помогает ему справиться с собой, обуздать свою плоть и мысли. Отец Джеффри с радостью возвращает ему наставничество, и с этого момента Дженсен чувствует странную легкость, из-за чего и его общение с Джаредом становится более открытым.
Сегодня он чувствует себя мальчишкой, Томом Сойером, вырвавшимся из-под присмотра строгой тетушки Полли, наслаждается свежестью воды и солнцем, чувствует каждую мышцу, вспоминает памятью тела, наконец, что он молодой еще парень, которому положено веселиться и ничего не стоит подурачиться. Джаред смешно отфыркивается, когда Дженсен утягивает его под воду, мокрые волосы облепляют неожиданно крупные и оттопыренные уши, всегда аккуратно скрытые прической…
И только на обратном пути Дженсен понимает, что было ошибкой отпускать себя на волю. Его сущность, его темный монстр, живущий внутри, тоже почуял слабину. Всю обратную дорогу Дженсен старательно отводит глаза от статной фигуры впереди, но получается плохо. Точнее, не получается совсем. Он снова старается обуздать себя, загнать в клетку демонов, и только за стенами монастыря ему это удается. Почти.
- И помните, я не сведу с вас глаз.
Будь он проклят. Именно это и случится, уверен Дженсен.
Глава 1Глава 1
Невероятная жара должна была когда-нибудь кончиться. Но никто не предполагал, что это произойдет именно так.
Сильнейший ветер выворачивает с корнями деревья, несет их над землей, одно падает на двор монастыря, разнося умывальники и задевая хозяйственный сарай. Джаред узнает одну из тех ив, под которыми они с Чадом тайком курили на прошлой неделе. По хорошему, нужно выйти и убрать дерево, под тяжестью которого проседает крыша сарая, но ливень не дает выйти из помещения. Во дворе течет вода, она доходит по щиколотку, разъедает землю между камнями, которыми вымощен двор. Стены самого монастыря выдерживали и не такое, но кажется, будто от каждого раската грома они грозят рухнуть. Монахи сидят по своим кельям, молятся, а Джаред торчит около узкого окна, наблюдая, как молнии освещают территорию монастыря, дробятся в потоках воды, пропадают и загораются снова.
Крыша сарая проседает и почти рушится внутрь, и почти сразу в дверь кельи Джареда стучат.
- Джей, пошли, надо убирать эту иву. В этом сарае все здешние запасы овсянки, - даже в такое время Чад остается верен себе. – И не тяни кота за письку, ни молока, ни удовольствия, - подталкивает он его к выходу.
На улице темно, хотя на часах не больше шести вечера. Во дворе видны три фигуры. Когда они подходят ближе, Джаред понимает, что это Дженсен и Майкл, а на самой крыше – здоровяк Карл, обрубающий топором раскидистые ветки. На самом деле сарай пострадал немного, стены у него каменные, обрушился только край деревянной, крытой брезентом крыши.
- Я еще в мае говорил, что крышу нужно перекрывать, - ругается отец Майкл. – А настоятелю плевать, дождался…
- Успокойся, Майкл, - спокойно возражает ему отец Дженсен. – Лучше принеси брезент, нужно прикрыть дыру, пока вода окончательно все не уничтожила. О, вот и вы, - замечает он подошедших Джея и Чада. - Мистер Мюррей, помогите своему наставнику с брезентом, а вы, Джаред, помогите мне – нужно унести ветки.
Трудяга Карл почти полностью освобождает ствол от корней и веток, но не торопится их убирать, иначе вода прольется вниз. Дженсен и Джаред оттаскивают оголившееся дерево в сторону, переносят туда же корни, и к этому времени возвращаются отец Майкл и Чад, таща тяжелый и длинный рулон брезента. Джаред забирается наверх, к Карлу, оставшиеся внизу расправляют брезент, и Джей с Карлом затаскивают его наверх, закрывая дыру. Забравшийся к ним Чад скидывает вниз ветки, и Дженсен с Майклом оттаскивают их в общую кучу.
- Дженсен, Майкл, - раздается громкий крик настоятеля из арки храма. – Мы натопили в банях, после того, как закончите – можете погреться и вымыться там. Вы слышите меня?
- Слышим, - бурчит Майкл. – Благодетель ты наш, - но осекается под строгим взглядом Дженсена. – Все закончили?
- Вы идите, - отвечает отец Дженсен. – Мы вынесем со двора ветки и корни, помогите только со стволом.
Карл с жалующимся на тяжелую судьбу Чадом оттаскивают ствол дерева, Майкл тащит за собой пару самых больших корней, но Дженсен все-таки отправляет их в бани.
- Просто они здесь с самого начала, как это дерево упало, - отвечает он на невысказанный вслух вопрос Джареда. – Я позже подошел, а потом и за вами послали. Пусть прогреваются первыми, иначе простуда обеспечена.
Они оттаскивают оставшиеся ветки и корни, и наконец отец Дженсен отправляет Джея за сменой одежды. Они встречаются внизу в холле, и наставник ведет Джареда за собой в пристрой к гостевому дому, где и оказываются бани.
- Их только зимой топят, летом хватает умывальников во дворе и купальни на озере, - объясняет отец Дженсен, но его прерывает невероятно громкий чих Джареда. – Давайте поторопимся, вам срочно нужно прогреться.
В банях уже никого нет, они задержались, перетаскивая ветки, но Джаред даже рад этому. Он, правда, до конца не верит, что отец Дженсен преодолеет себя и сможет вместе с ним пойти внутрь, но, видимо, совместное купание немного сблизило их. Джаред замечает, как его наставник медлит пару мгновений перед тем, как раздеться, и молится, чтобы тот все-таки решился. Но нет.
- Джаред, думаю, вам будет лучше пойти одному, - оборачивается Дженсен к уже голому Джею. – Я пойду после. Не буду вас смущать.
В Джареде закипает какое-то странное чувство – возмущение, обида и десертная ложечка неудовлетворенного любопытства. О щепотке похоти, делающей этот коктейль по-настоящему взрывоопасным, Джаред предпочитает не думать.
Он потом и сам не может понять, что его подтолкнуло, но тогда это кажется очень правильным. Возможно, жар, возможно, любопытство, но вероятнее всего – та самая, тщетно гонимая толика похоти. Как бы ни было, но…
Джаред высовывается из жарко протопленной бани и голосом умирающего просит:
- Отец Дженсен, мне не очень хорошо. Может быть, вы побудете со мной? - И наставник забывает о своем смущении.
Джаред лежит на каменной полке, горячей, прогретой огнем печки, истекает потом и сквозь прикрытые глаза наблюдает за окончательно потерянным священником. Сколько раз он видел такой взгляд? Джей даже не собирается считать – это многие сотни. Дженсен из последних сил борется с грехом искушения, это Падалеки знает точно. Джей с тихим стоном переворачивается на спину и кладет на глаза руку, изображая чуть ли не смертельную болезнь. Из-под руки ему прекрасно видно, как жадно шарит глазами по его телу Дженсен…
Джаред пахнет. Джаред снова пахнет. По-животному, остро, пряно, мускусно. Он истекает потом, и от этого запаха у Дженсена окончательно подгибаются ноги. Он снова чувствует себя подростком, скрытно разглядывающим тела своих друзей по команде, чувствующим запах их молодости и похоти, и тщетно желавшим стать нормальным как они. Дженсен чувствует, как возбуждается, против воли, он шепчет молитву, пытаясь прогнать от себя грешные мысли, но ничего не получается.
Ему немного легче, пока Джаред лежит на животе. Дженсен, хоть и ругает себя, но продолжает изучать тело, почти полностью открытое его взгляду. Что-то будто толкает его туда, заставляет хотя бы потрогать, понять, каково это, - осязать мускулы под смуглой кожей, скрытую внутри силу, чувствовать этот невероятный запах, пропитанный тестостероном и сексом, но Дженсен держится и гордится своей выдержкой.
Едва Джаред переворачивается, как Дженсена накрывает новой удушливой волной. У него нет сил смотреть на красивое и сильное мужское тело, но и отвести взгляд он не может тоже. Такие тела высекал из мрамора Микельанджело, рисовали на своих подносах и амфорах древние греки, а римляне возводили такие тела в ранг религии. Сила, много силы - вот что видит и чувствует Дженсен. Стихия и мощь, которой хочется покориться - в каждом мускуле, кубике пресса, каждой венке. А еще - Дженсен сам не понимает, почему думает именно так - Джаред совершенно не похож на Иисуса с центрального распятия храма.
Джаред лежит, не двигаясь, будто рухнувший с постамента колосс, прикрывает глаза словно от яркого света. Он влажный и блестящий, гладкий, к нему отчаянно хочется прикоснуться, почувствовать искрящуюся силу на кончиках пальцев. И Дженсен плывет в этом ощущении, пока Джаред не шепчет странно сорванным голосом:
- Святой отец, мне плохо. Мне нужно вымыться и пойти спать, помогите мне, пожалуйста…
Дженсен не может сопротивляться этой просьбе, он подходит ближе, все повторяя и повторяя про себя молитвы для избавления от соблазнов, и это помогает. Возбуждение отступает, оставляя только желание помочь занемогшему Джареду. Кусая губы, держась из последнего, Дженсен намыливает жаркое и мокрое от пота тело, смывает пену горячей водой, ополаскивает его еще раз, а потом быстро моется сам. Он одевает Джареда будто маленького ребенка, поддерживая почти бессильное тело, ведет его в келью и осторожно укладывает в кровать.
- Побудете со мной? – тихо спрашивает Джаред, и Дженсен кивает в ответ.
- Только принесу лекарства, - успокаивает он и быстро идет в монашеские кельи, к отцу Захарию, их аптекарю. Пара порошков, таблетки и сироп – единственное, чем его снабжают, из-за грозы аптекарь не может добраться до своих запасов, лежащих там же, в поврежденном деревом хозяйственном сарае. Но и этого пока должно хватить. Порошки чуть сбивают температуру, сироп снимает раздражение в уже обметанном простудой горле, аспирин успокаивает и позволяет Джареду уснуть.
Только Дженсен всю ночь старается не дышать – горячий и потный Джаред пахнет так, что последние силы противостоять искушению погибают на корню.
Джаред сидит на узкой кровати, подобрав под себя длинные ноги, а Кристофер меряет в длину его келью, которой хватает ровно на три шага. Джей уже не обращает внимания, насколько мала его комната, за эти месяцы уже привык, а вот Катчер все еще удивляется, когда, едва набрав разгон, утыкается носом в стену.
- Есть в нем что-то…
Крис неплохо знает людей, он дольше в этом бизнесе и получил в свое время много ценных уроков, а потом несколько раз вытаскивал Джея из тех ловушек, в которых уже был сам. И если Крис говорит, что в Дженсене что-то не то, то у Джареда возникают сомнения.
- Что? – осторожно спрашивает он. - Он тебе не понравился?
Катчер останавливается и внимательно смотрит на замершего Джея, вздыхает и делает последний, третий, шаг до противоположной стены.
- Наоборот, - с выдержанной паузой отвечает друг. – Слишком понравился. Нельзя тебе оставаться с ним рядом.
Крис останавливается, садится на шаткий стул и завершает:
- Ты его испортишь.
Джаред покаянно опускает голову.
- Не вздыхай, ДжейТи. Я серьезно. Зачем тебе этот священник? Ты вспомни, надолго ли тебе хватало твоих обычных пассий?
Джаред не отвечает, хотя на языке крутится стандартное «Ты не понимаешь» и «Он не такой», но произнести эти слова не получается.
- Ты же наиграешься за пару недель, максимум – месяц, а этот парень, на минуточку, священник. У них ведь есть это деление – кому можно жениться, а кому нет?
Джаред кивает.
- Ему можно? Черт, да какая разница! – обрывает сам себя Катчер. – Какие свадьбы, вы же оба мужики! Короче, ДжейТи. Если хочешь знать мое мнение – бросай это тухлое дело. Ему жизнь испортишь, и сам потом будешь себя стыдить, но обратно уже не вернешь.
- Я его люблю, - находит в себе силы признаться Падалеки.
Крис смеется, будто это – лучшая реприза Билли Кристала на вручении «Оскара». Джаред смотрит на него недоуменно, но молчит.
- Я уже понял, - успокаивает его Крис, отсмеявшись. – На твое счастье, в этом месте, пожалуй, лишь я настолько развращен и понимаю, что ты влюбился в этого парня. Но, мой взъерошенный друг, я уверен, что это – твои выдумки. То есть, именно здесь и сейчас тебе кажется, что ты влюбился, потому что он красавчик, да еще и отличный чувак. А то, что священник, - так это еще интереснее, запретный плод сладок. Знаешь, я за этот день вдруг стал самому себе казаться очень умным. А по сравнению с тобой я просто Эйнштейн. Так послушай старого еврея, мальчик, - Крис изобразил штампованный еврейский акцент. – Таки выбгось эту дугь из головы, сынок. Сколько тебе еще осталось здесь сидеть? – Катчер вновь стал серьезным.
- Неделя и три месяца, - не раздумывая, ответил Джаред.
- Дотерпишь. А когда вернешься – я закачу тебе убойную вечеринку, на которой ты вмиг забудешь о душке-священнике. Да, ДжейТи?
- Угу, - кивает головой Джаред, уже понимая, что ничего ему не поможет.
- Ну и ладно, - заметно успокаивается его друг. – А пока пойдем пожрем, я голоден, как Уиллис после очередного Апокалипсиса.
- Тебе Деми по ушам не дает за такие шутки?
- Здесь нет Деми, - севшим голосом отвечает Крис, и Джаред улыбается - у вечно самоуверенного и непробиваемого Катчера теперь появилась слабинка.
Нехотя жуя, Джаред наблюдает за тем, как вокруг Катчера увивается Чад. Если бы Джей не был уверен, что его здешний приятель испытывает к Кристоферу только фанатское восхищение, то заподозрил бы Мюррея в гомосексуализме. А Эштон только мягко улыбается и отвечает на дурацкие вопросы Чада, аккуратно обходя пикантные вопросы.
Они прерываются, когда в трапезную входят припозднившиеся настоятель и отец Дженсен. Они проходят на свои места, а Крис, провожая их взглядом, тихо спрашивает:
- Я со вчерашнего вечера не могу вспомнить, откуда мне знакомо лицо вашего главного. Точно говорю, я его знаю, но откуда - не могу вспомнить.
Чад и Джаред переглядываются и одинаково пожимают плечами.
- Как его имя, вы знаете? - не унимается Катчер.
- Джеффри Морган, - на правах дольше пробывшего в монастыре, отвечает Чад.
- Морган, - задумчиво повторяет Крис. - Морган-Морган-Морган. Джеффри Морган. Джеффри Дин Морган?
Крис не сдерживается, произносит это имя громче, чем нужно, - его осенило, но Джей и Чад, снова хором, шипят на него. Падалеки оборачивается, видит внимательный и немного настороженный взгляд настоятеля и стучит себя по лбу раскрытой ладонью.
- Если бы я жил сейчас не по заповедям, я бы точно тебя убил!
Катчер нимало не тушуется.
- Зато я, кажется, вспомнил, кто такой ваш загадочный настоятель, - с таинственным видом отвечает он. Это его и спасает. Джаред и Чад с любопытством тянутся через стол, но Катчер игнорирует это движение.
Он томит обоих парней до окончания ужина и раскалывается только во внутреннем дворе.
Спасибо!
Большое спасибо вам! =))
Кристофер не спеша идет по внутреннему двору, а Джаред и Чад, окружив с двух сторон, сверлят его взглядами. Катчер не выдерживает двойного давления.
- Если я не путаю, то он играл в первом составе "Маверикс", и у отца даже есть фото с ним и автограф.
- "Маверикс"? - удивляется Джаред.
- Похоже на правду, - жмет плечами Чад. - Я ведь тебе говорил, что он в баскетбол играл? - обращается он к Джею. - Это вполне могли быть "Маверикс". Только я не понял, а почему так таинственно?
Катчер смеривает его злым взглядом.
- Да просто так! - Огрызается Крис. - Кроме того, что после их выхода в финал, полузащитник "Маверикс" погиб, а в его смерти начали подозревать именно Моргана.
Крис говорит все громче, и друзья не замечают, как из трапезной выходят настоятель и отец Дженсен. Только Джаред, повинуясь внутреннему толчку, оборачивается и видит два внимательных взгляда. Он хватает Катчера за плечо и уводит к себе, от всей души надеясь, что их болтовню не слышали священники.
- Дурацкая какая-то история, - говорит Джей, когда они втроем кое-как располагаются в его келье.
- Какая есть, - разводит руками Крис. - Но ему даже не успели предъявить обвинение, как нашли записку. Как же звали этого парня? Не помню, - потер лоб Катчер. - Это все отец рассказывал. Он болеет за них, а тогда у команды был первый и очень успешный год. Они могли и в финале победить, причем, у Лейкерс, но Моргана не было, и этот парень умер. Короче, история была громкая...
- Поэтому он и в монахи пошел, - догадывается Чад.
- Может и поэтому, - отмахивается Катчер. - Мне-то все равно. Просто личности у вас здесь очень колоритные подобрались.
- Зато не скучно, - подводит итог беседе Джаред и ненавязчиво избавляется от обоих друзей, отправляя их по своим комнатам.
Утро встречает Джареда холодом стен и таким же серым и холодным взглядом наставника. Спросонья, еще ничего не понимая, Джей думает, что Дженсен – продолжение его сна, и тянется к нему рукой, но священник отступает назад. Отбросив попытку дотянуться, Джаред снова утыкается лицом в подушку, втягивает воздух сквозь свалявшиеся в ней перья и чихает. Сон снимает как рукой, и Джаред понимает, что отец Дженсен – совсем не порождение его утреннего влажного сна.
- Ваш друг уезжает, Джаред. Возможно, вы захотите проститься с ним.
Джаред быстро натягивает валяющуюся на стуле одежду и спешит вниз, даже не думая ждать идущего за ним наставника. Крис действительно стоит у ворот, чуть не насвистывая, и смотрит по сторонам. Джаред бежит к нему через весь двор, шнурок кроссовки попадает под ногу, и он падает.
- Ты навсегда останешься в моей памяти именно таким, - смеется Катчер, протягивая ему руку.
- Иди ты, - огрызается Джаред, и друг отвечает, даже не меняясь в лице.
- Уже пошел. Твой суровый настоятель ранним утром настоятельно, - неумело каламбурит Катчер, - попросил меня удалиться. Потому что я, цитирую, «дурно влияю на твою стремящуюся к спасению душу».
- Бред какой, - удивляется Падалеки. Эштон пожимает плечами.
- В любом случае, я уже нагостился в вашем тоскливом мотеле. Пора домой, к моей нареченной и моим так удачно обретенным дочерям.
Джареду нечего сказать на это, он только крепко прижимает к себе Катчера, и тот отвечает таким же крепким объятием.
- Береги себя, чувак. Не нравится мне тут, - признается он. – Все, кроме твоего душки-священника.
Кристофер замолкает от сильного тычка в живот.
- Я даже не подкатывал! – возмущается он и смеется, встречаясь взглядом с веселыми глазами Джареда. – Ладно, брат, как выберешься отсюда – беги сразу ко мне. Будем тебя лечить доступными способами.
- Хорошо, - улыбается Джаред.
Он смотрит, как Крис, шутовски кланяясь, идет к воротам, как закрываются за ним створки. Тяжело вздыхая, он оборачивается и видит перед собой застывшего мраморной статуей отца Дженсена.
- Наверное, вы будете скучать по другу, - неловко произносит он.
- Вы даже представить не можете, - отвечает Джаред.
Наставник сопровождает его на обратном пути, пытаясь поддержать беседу, и это почему-то выводит Джареда из себя. Злость прорывается, когда отец Дженсен спрашивает:
- Вы, наверное, очень близки со своим другом?
Джаред останавливается, всем телом поворачивается к священнику и выцеживает:
- Вы даже представить себе не можете. Крис мне больше чем друг…
«Он мне как брат» инеем оседает на его языке, когда Джаред видит, что по лицу Дженсена пробегает мрачная тень.
наконец-то.
я так рада, что вы пишите дальше.
спасибо !
Джаред начинает злиться, а отец Дженсен - ревновать. Это очень интересно наблюдать)) А вот что такое с ДДМ нечисто?
Ваши герои, не только Джеи, очень колоритные, каждый просматривается. Некое равноправие с ГГ, раз участвует, пусть не просто мелькнет, а основательно засветится. Это очень, очень приятно.
Дженсен ревнует? Он такой милый в своей не способности справиться со своей сущностью)))
А Джаред...Крис мне больше чем друг… нашел кому не договаривать!
Надеюсь на скорое свидание)))
Джареду льстит мысль, что наставник может ревновать, и уже почти не стыдно за свою ненарочную ошибку. Весь остальной день он чувствует на себе взгляды отца Дженсена и сам не стесняется смотреть на него. Ему каждый раз становится жарко, едва он видит, как появляется небольшой румянец на щеках священника, как ресницы старательно прикрывают блеск в глазах.
Весь день Джаред ловит себя на том, что дышит коротко и часто, ему, кажется, не хватает воздуха, или прохлады, или чего-то еще, пока непонятного, но томящего душу и разум. Ему становится все жарче и жарче, он пьет, не утоляя жажду, тело как будто высыхает, и решает ополоснуться. В купальне пусто, вода нагрелась за день, но для Джареда даже такая кажется холодной. Сбросив футболку и расстегнув джинсы, чтобы не вымочить их, он задерживает дыхание и по пояс окунается в бак с водой. Выныривает, отфыркиваясь, вытирает ладонями капли с лица, откидывает прилипшие ко лбу волосы и только тогда замечает, что в купальне он не один.
Дженсен неловко мнет в кулаках рукава своей рабочей, вымазанной красками рубашки, и смотрит на Джареда с уже нескрываемой жадностью. Отступивший было жар снова охватывает Падалеки, ему снова не хватает воздуха, и он опирается на край бака.
- Простите, Джаред, - на грани слышимости произносит священник. – Я не знал, что здесь есть еще кто-то.
Джаред молчит, ему трудно говорить, даже смотреть на Дженсена трудно, почти больно, но он не может отвести взгляд. В вырезе рубашки священника скапливаются капли испарины, короткие волосы на висках слипаются в тонкие сосульки, он тоже часто и прерывисто дышит, ведет носом, будто принюхиваясь, и это окончательно сводит Джареда с ума.
В одно мгновение Дженсен оказывается прижатым к дощатым стенам, распластан под напором Джареда, но даже так, в абсолютной беспомощности, он не отводит глаз, только сглатывает вставший в горле ком.
- Я отмолю, - обещает Джаред перед тем, как впиться в приоткрытые губы Дженсена, ловя сухое горячее дыхание.
Дженсен горячий даже сквозь одежду, он почти обжигает, но Джаред все равно трогает его, водит ладонями по влажной коже. Он сдвигает его рубашку вверх, забирается под нее руками и гладит, осязает, впитывает его целиком. Короткие ногти слабо, но ощутимо впиваются в грудь Дженсена, царапают грудь, и он стонет, глухо, почти не слышно, упирается руками в плечи Джареда, не притягивая и не отталкивая Его глаза открыты, и Джаред видит в них сомнение и страх, смешанные с жаждой, дикой и первобытной, самой настоящей, открывающей Дженсена навстречу ему.
Дженсен лишь немного приоткрывает губы, замирает, но Джареду хватает и этого. Он сильнее прижимается губами к губам, проводит языком между ними, задевая краешек зубов, и тут же, не давая ни секунды на протест, скользит внутрь. Дженсен издает непонятный звук, но Джаред и не думает отступать. Наоборот, он прижимается еще сильнее, тело в тело, пах в пах, и благодарит небеса, что свободные джинсы не давят на член, оставляя хоть немного самообладания и разума.
Джаред проводит руками ниже, чуть сжимая Дженсена за бока, еще ниже, пока не чувствует под ладонями мягкую от многих стирок ткань, а под ней - крепкие, округлые ягодицы. Дженсен рвется под ним, пытаясь оттолкнуть, но Джаред только шепчет в поцелуй:
- Мне только... Немного, отпущу, только позволь...
Дженсен отворачивает лицо, но Джаред не настаивает, начиная ласкать мягкую кожу на шее, щекоча губы об отросшую за день щетину, и не слышит – действительно чувствует – короткий выдох над ухом.
- Пожалуйста, - снова односложно просит он, и Дженсен сдается.
Спасибо!
- Я отмолю, - обещает Джаред перед тем, как впиться в приоткрытые губы Дженсена, ловя сухое горячее дыхание.
Спасибо огромное за проду
Автор, вы умеете интриговать читателя
с нетерпением жду развития событий
- Пожалуйста, - снова односложно просит он, и Дженсен сдается. Теперь его губы мягкие и податливые, приоткрываются почти покорно, а все силы будто передаются Джареду, который вжимается сильнее и смелее скользит ладонями по влажной коже спины. Едва кончики пальцев оказываются под поясом рабочих брюк Дженсена, как тот протестующе стонет, дергается в крепком объятии, и Джаред отступает. Ненадолго.
Ему хочется за один поцелуй, за первый и, уверен он, единственный шанс взять всего Дженсена, но и отдать ему себя тоже целиком. Поэтому Джаред не прерывает поцелуй. Наоборот, он скользит языком между приоткрытых губ все откровеннее, повторяя его движениями то, что хочет сделать с самим Дженсеном, и тот понимает это. Джаред приоткрывает глаза, смотря на то, как ярче становится румянец на скулах священника, как дрожат ресницы в тщетной попытке Дженсена хотя бы не видеть свое искушение.
- Дженсен, - в поцелуе шепчет Падалеки. – Дженсен…
Тот приоткрывает глаза – чуть косящие, мутные, будто подернутые серебристой пленкой, - и Джареда снова бьет током по нервам. Он плюет на оставшиеся сдерживающие мотивы, забывает обо всем, кроме горячего и ставшего податливым тела рядом с ним. Левой рукой он удерживает Дженсена за затылок, надавливает, заставляя принять свой язык еще глубже, а правой ведет по спине вниз, сжимает в кулаке мягкую ткань – пытается удержаться на последней грани, - но снова уступает. Ладонь Джареда давит, прижимает бедра Дженсена ближе к его бедрам, и Падалеки вздрагивает, долго и сладко, только от ощущения крепкого члена у своего такого же тянущего ткань стояка.
- Дженсен, - имя священника теперь для Джареда как обязательный «Аминь» после каждой молитвы.
«Господи, тебе вверяю себя и душу свою и тело свое. Дженсен»
«Господи, дай силы мне противится соблазнам, дай силы мне устоять во грехе. Дженсен»
И это короткое, на вдох-выдох, «Дженсен» окончательно губит его.
Джаред чувствует дрожь под руками, чувствует, как Дженсен сам, еще сильнее, почти внутрь, вжимается в него. Из-за жары Джей даже не сразу чувствует влагу, проступающую через ткань брюк Дженсена, впитывающуюся уже в его брюки. И только когда понимает, что случается, ослабляет объятие, давая своему нечаянному пленнику немного свободы. Дженсен резко, но слабо толкает его в плечи, и Джаред отступает, только на шаг, но достаточно и этого. Бросив на него короткий, сбивающий с толку своей невыразимостью, взгляд, Дженсен оправляет одежду, спуская подол рубашки так, чтобы скрыть свой позор, и выходит из купальни.
Джаред смотрит вслед, на его слабые пока еще шаги, на то, как священник запинается на ровном месте, но все равно упрямо идет дальше.
Дальше и дальше от Джареда…
В паху невыносимо и болезненно тянет, требует разрядки налившийся кровью член, и Джаред сдается. Он дрочит быстро, под самой головкой, старается быстрее достичь разрядки, но механические движения облегчения не приносят. Джаред подносит к лицу руку, которой удерживал голову Дженсена, вдыхает пряный коктейль из пота и запаха Дженсена, и кончает не от того, как рука двигается на члене, а от тончайших уколов запаха в нервы.
Ему приходится замывать капли своей спермы с дощатого пола, докрасна тереть руки дешевым мылом, а потом еще раз и еще окунаться в липко-теплую воду. Но он все равно уверен, что до сих пор пахнет Дженсеном, и этот запах окончательно сводит его с ума.
Отец Джеффри, осунувшийся и бледный, выходит из кельи своего ученика, плотно закрывает дверь и тихо произносит:
- Отец Дженсен болен, Джаред. Его не нужно беспокоить. Еще несколько дней.
От темного взгляда настоятеля по спине бежит холодный ручеек страха. Джаред отчаянно надеется, что Дженсен промолчал о том, что случилось между ними. Если отец Джеффри вышвырнет его из монастыря, то это будет только половиной беды. Гораздо хуже будет то, что Джареда лишат его нового наркотика – самого Дженсена.
- Ты не хочешь мне ничего рассказать, Джаред?
В тоне настоятеля лед и камень, чуть укрытые пониманием и положенной по долгу любви к неразумным детям Божьим.
- Нет, - Джаред не понимает, что отступает от смотрящего ему в душу настоятеля.
- Ты уверен, Джаред? – с нажимом переспрашивает отец Джеффри. – Исповедь поможет очистить душу и мысли, а вместе с ними – и тело. Отец Дженсен всегда исповедуется, когда дурно себя чувствует.
Джаред сглатывает словно иглами ощетинившийся ком в горле. Дженсен ничего не утаил от учителя, рассказал ему все, и теперь Джареду остается только подчиниться решению настоятеля.
- Хотя… - задумчиво произносит тот. – Ты ведь не чувствуешь за собой греха, Джаред, так?
Джаред не отвечает, только с еще большей опаской ждет вердикта настоятеля.
- Наверное, мы ничему не научили тебя здесь. Пойдем со мной.
Джаред без слов следует за таким же молчащим настоятелем до самого его кабинета и, даже присев на стул напротив большого стола отца Джеффри, молчит, выжидая.
- Для того, чтобы искренне исповедоваться, Джаред, нужно в первую очередь осознать свой грех. Я знаю о том, что произошло между вами. И мой долг – выгнать тебя из монастыря, наложить на отца Дженсена суровое наказание. Но он… я не чувствую за ним вины, Джаред.
Падалеки виновато опускает голову, понимая, к чему ведет настоятель. Но следующие его слова оказываются неожиданностью:
- Но я не вижу виноватым и тебя.
Джаред вскидывает голову, смотрит в черные глаза настоятеля, будто загипнотизированный. Отец Джеффри не сводит с него взгляда, будто пробираясь в самые потаенные углы души, довинчивает его до основы основ Джареда.
- Потому что ты не понимаешь, что делаешь. – Отец Джеффри разворачивается боком к Джареду, и его профиль кажется вырезанным из темной бумаги и наложенным на светлый фон окна. – Ты не понимаешь так же, как и я не понял в свое время. И хоть я вижу в тебе себя, но мы по разные стороны этой пропасти.
Джаред боится шевелиться, замирает, понимая, что настоятель приоткрывает для него щель в своей броне. И это правда. Дальше Джаред слышит то, о чем не мог узнать от Катчера, от Чада, вообще ни от кого, кроме главного участника – отца Джеффри.
- Я расскажу тебе кое-что, а ты сам поймешь, есть ли на тебе грех или ты чист, пусть не перед Господом, но перед самим собой…
эээх, мальчикам многое предстоит вынести ((