Если ты не вернёшься,
Я впервые узнаю, как сходят с ума.

Пролог

По дороге шёл усталый маг. Дождевая вода капала с его волос, с подбородка, струями стекала за шиворот. Меч, спрятанный под полой плаща, покачивался при каждом шаге и показывал острие. Маг смотрел себе под ноги и голову не поднимал. На улицах провинциального городка, что на самом краю бывшей империи, темнело быстро, будто кто-то набрасывал чёрное покрывало на дома. Раз – и наступила ночь.
Раньше по улицам можно было ходить без оружия, не оборачиваясь нервно при каждом шорохе. Кажется, раньше всё было совсем по-другому.
Воспоминания-воспоминания, никуда от них не деться.
Этель заставила себя отвернуться от окна и вернулась к бумагам. В неярком свете желтоватого пламени ей приходилось щуриться, чтобы рассмотреть цифры в графах. Солнечное перо писало плохо – скребло по бумаге, оставляя длинные вмятины и царапины. Устав, Этель просто смотрела, как падают искорки желтоватого пламени на стол и тут же гаснут, умирают, оставляя за собой только чёрные точки на старом дереве.
- Задёрни штору! Нечего всему городу нам в окна таращиться. – Мимо её стола, тяжело наступая на покалеченную ногу, прошёл Олав, сел, как обычно, за кухонной стойкой и подтянул к себе кристалл. – Послушаем, что в мире твориться.
Этель отложила солнечное перо. Она не любила слушать новости, но вечерний ритуал был делом привычным. Новости, потом тихие, в полголоса, рассуждения о том, куда катится страна, потом короткое обсуждение прошедшего дня, и можно отправляться наверх, спать.
Иногда Этель думала, что если в этом распорядке сломается хоть что-то, она сойдёт с ума от ужаса. В привычном «задёрни штору» слышалось нечто такое же важное, как восход солнца по утрам. Впрочем, какое может быть солнце в непроглядных от осенних туч сумерках над провинциальным городишком.
Олав качал головой.
- Ай-ай-ай. Слышишь? Никак мирный договор с Мааром не могут подписать. Чего тянут, спрашивается?
Этель не вслушивалась в слова повествователя, мягко льющиеся из кристалла, но кивала - со всем, мол, согласна – и прикрывала уставшие глаза.
- По улицам уже ходить страшно. Бандиты, одни бандиты, - возмущался Олав, выслушав рассказ об очередном ограблении. - Куда они там, в столице, вообще смотрят?
Когда сумерки за окном стали синими, в кухню вошла Джерд. Она бухнула на стол перед Этель кружку, исходящую паром, и села рядом с мужем: отдохнуть от дневных забот. Она лишь вполуха слушала новости, а больше думала о своём, глядя в тёмный угол кухни.
- Пей. – Она обернулась к Этель, хмурясь, и для солидности погрозила ей пальцем. – Осень. Сырость такая началась. Совсем расхвораешься и помрёшь.
Та махнула в ответ рукой, но, как будто в подтверждение словам хозяйки, тут же зашлась тяжёлым кашлем и склонилась к столу от рези в груди. Олав оторвался от кристалла и задумчиво посмотрел на помощницу, словно знал, что должен научить её, что делать, но никак не мог придумать, чему именно учить на этот раз.
- Ты б к целителю сходила. У тебя денег что ли не хватает?
- Хватает. – Тяжело вздыхая, Этель слушала, как в груди что-то хрипит, и комкала в руках платок. – Схожу.
Это – она знала – вернейший способ отделаться от всеобщего внимания. Олав удовлетворённо кивнул и снова повернулся к кристаллу.
- Ну ты гляди, что творят! Ты гляди… В Арджане цены на зерно как подняли! И ничего им не сделается. При императрице такого не было.
Тут же понимая, что сболтнул лишнего, он опасливо оглянулся через плечо, как будто в сумраке у дверей мог прятаться шпион. Никого, там, конечно, не было, но Олав всё же прикрыл рот рукой – во избежание. И замолк.
Молчал он долго, сумерки за окном успели перерасти в ночную темноту, а Этель вглядывалась в них, как будто ждала случайного гостя или старого знакомого, который обязательно выйдет из темноты в лужицу света под одним из жёлтых огненных шаров и стукнет костяшками пальцев в дверь старой гостиницы. Но на дороге было пусто.
Она бездумно перебирала разбросанные по столу бумаги и прислушивалась к голосу повествователя. Из окна дуло ночным холодом, да и без того в кухне было не жарко, несмотря на разогретую за день печь.
Этель давно привыкла к своему новому имени и уже не вздрагивала, когда при ней говорили об императрице. Она для всех и была такая – странноватая женщина, бежавшая из столицы после того, как грянула революция, потерявшая в огне восстаний всех родных, кроме, разве что, тётки из далёкой провинции, прижившаяся помощницей хозяина гостиницы в туманном южном Лайозе.
И даже сама она уже очень редко вспоминала, что когда-то её звали Орлана, и чаще всего к ней обращались «ваше величество», почтительно склоняя голову в знак приветствия.

Глава 1. Пожар на холме

- Этим утром глава касты Хаоса, лорд Сайоран, был найден мёртвым в своей резиденции в Морейне.
Этель уже дремала, положив голову на скрещенные руки. Она не любила уходить наверх первая, поэтому всегда дожидалась, когда спать отправятся Олав и Джерд, потом обходила гостиницу, проверяя, все ли двери и окна закрыты, гасила уже изрядно оплывшие огненные шары и ещё на несколько мгновений задерживалась у двери, как будто ожидая, что в неё постучит запоздалый путник. Но услышав знакомое до боли имя, она тут же проснулась. Тряхнула головой и поднялась на ноги.
- Где-где? – Она подошла и опёрлась руками о кухонную стойку, боясь упустить ещё хоть одно слово.
Олав предупреждающе поднял руку.
- Ни у кого нет сомнений, - продолжил повествователь, - что его убили. Раскрылись страшные подробности: лорда Хаоса отправил в мир Ничто тот, кто имел с ним личные счёты. На стене в его покоях его же кровью написали фразу: «вы все ответите за то, что совершили». Стражи порядка отказываются обнародовать свои подозрения, но всем ясно, что ничего хорошего ждать не приходится.
Этель ощутила, как холодок подкрадывается к кончикам пальцев. Она ясно, как будто сама была там, увидела красные буквы на белых шёлковых драпировках – Сайоран любил именно такие, и текущие вниз капли, и его самого – бледного и темноволосого, оскалившегося в предсмертной гримасе.
- Где его нашли? – ещё раз повторила Этель, понизив голос почти до шёпота.
Повествователь ушёл в рассуждения о том, что при нынешней-то политической обстановке убийство такого важного мага, как Сайоран, может потянуть за собой какие угодно ужасные последствия. Олав сморщился и махнул рукой.
- В Альмарейне вроде. А, нет, в Морейне. Всё, уже резать друг друга начали. – Он поднялся, держась за колено покалеченной ноги, с трудом разогнул её и заковылял к лестнице. – Говорил я, говорил. Спаси нас всех Вселенский Разум. А, тьфу…
Он стукнул кулаком по перилам и, сжав губы, стал подниматься. Вселенского Разума тоже давно не было. Так же, как императрицы. Не было даже Храма в центре Альмарейна, и ветер уже успел развеять чёрную пыль, оставшуюся на руинах.
Этель, не шевелясь, стояла над кристаллом, хоть голос повествователя давно стих, и Джерд расхаживала по кухне, смахивая тряпкой со стола невидимые пылинки и гремя посудой, разложенной для просушки на широком подоконнике.
- Спать давай, - вздохнула она, вытирая руки и большой красный фартук. – Поздно. Дождь опять зарядил что ли...
В наступившей тишине стал отчётливо слышен шорох капель, бьющихся о стекло. Джерд отвернулась от окна и следом за мужем пошла наверх. Скрипучие ступеньки под её ногами рассказали жалостливую историю и затихли.
Единственный оставшийся в комнате огненный шар всё ещё теплился у окна, а кристалл светился бледно-лиловым. Его надо было убрать в шкаф и запереть там. Кристаллы – вещь дорогая, а бандитов и воров на окраинах страны развелось предостаточно. Но Этель, тысячу раз уже подумав об этом, так и не сдвинулась с места. Она закрывала глаза, и мысли её плавно перетекали в другое русло.
«Нужно идти в Морейн. Неужели это… Нет, всё потом, потом. Нужно идти».

Голубой прозрачный камень в одном перстне. В другом – мутно-чёрный, как вода в глубоком омуте. Невесомые кружева у ворота камзола, тоже бледно-голубые, цвета прозрачных детских глаз. Вышивка серебристыми нитями по багровому бархату мантии. Его гладко зачёсанные назад волосы. Всё как будто говорило – смотри.
Орлана смотрела на него, сцепив пальцы у талии. Сайоран склонился в глубоком поклоне, совершенно не обязательном, но так сильно он желал смягчить предстоящий разговор. Орлана не пригласила его ни в приёмную, ни даже на стеклянную террасу, хоть ветер в саду был уже не по-летнему свежим. Она сама ощущала, как крадётся по вычищенным дорожкам сада холодок - к самому её подолу.
- Лорд, я хочу услышать, как всё произошло.
Сайоран одёрнул мантию, которую опрометчиво поленился сколоть брошью, и теперь, от ветра, она норовила соскользнуть с плеч. Шуршали, осыпаясь на землю, листья вечноосенних деревьев, он нервно оборачивался, будто боялся, что их разговор могут подслушать. Будто в их разговоре было, что подслушивать.
Когда он оборачивался, Орлана видела изящный юношеский профиль, и сердце леденело – так сильно он был похож на свою сестру.
- Она умерла во сне, ваше величество. Утром её нашли в постели мёртвой. – Он кашлянул в кулак, словно прочищая горло, но Орлана сделала вид, что не поняла намёка.
Она не собиралась приглашать Сайорана в замок, не хотела даже случайно показать ему, что он может занять место Ишханди не только во главе касты Хаоса, но ещё и в императорской семье. Пусть не думает, что Орлана примет его в распростёртые объятья, только потому что его сестра была её мачехой.
- Почему мне сообщили так поздно, почему вы не пригласили даже целителя, чтобы узнать причину смерти? – холодно поинтересовалась она, сцепляя пальцы ещё сильнее. Подол чёрного платья трепал ветер, и лилии давно попрятались под широкими листьями, как будто даже они боялись гнева императрицы.
Орлана приняла траур, а вот Сайоран то ли не успел, то ли не хотел отказаться от голубых кружев.
- Видите ли, причина и так всем ясна, к тому же по традициям нашей касты…
- Я хорошо осведомлена о традициях вашей касты, - оборвала его Орлана. – И в чём же состоит причина?
Она выделила голосом последнее слово, чувствуя, как дрожат, презрительно изгибаясь, уголки губ. Потому что не было у него никаких причин скрывать смерть сестры кроме одной – он сам её убил. Убил, убил – Орлана была более чем уверена в этом. Она читала это в прозрачно-голубых глазах Сайорана, в изломе его губ, и даже в том, как звенели от ветра драгоценные подвески, украшавшие его камзол.
- Причина в том, что уже давно она страдала болезнью сердца, и так произошло, что в эту ночь не оказалось никого рядом.
- Лорд, прекратите рассказывать мне небылицы. – Орлана раздражённо тряхнула головой. – Я прекрасно знала Ишханди. У неё было всё в порядке с сердцем.
Он почтительно склонился, снова заставляя подвески звенеть, и Орлана уже не знала, то ли ветер шуршит сухими листьями, то ли метёт по тропинкам мантия нового главы касты.
- Видите ли, ваше величество, моя сестра не особенно любила рассказывать о своих слабостях. Думаю, она просто не хотела вас волновать.
И всё было бы просто, если бы Орлана знала, зачем Сайорану убивать Ишханди. За власть? Какие глупости, помилуй Вселенский Разум.
Когда полгода назад Ишханди объявила о том, что оставляет свой пост и всю власть отдаёт младшему брату, Орлана восприняла это как должное. В конце концов, она всегда знала, что этот момент настанет. И в залу советов впервые вошёл Сайоран - юношеское лицо и неюношеская хватка.
Тогда зачем? Ведь не просто так он, не сообщив никому, отдал распоряжение похоронить Ишханди, и только к вечеру, когда слухам уже просто невозможно было не дойти до замка, Орлана узнала обо всём. А в касте Хаоса было принято сжигать своих мёртвых.
- Если вы рассчитываете скрыть от меня что-то, лорд… - Орлана сузила глаза, - уверяю вас, маги и поумнее пытались. Так что будет сложно. Вы можете идти.
Она кивнула, изображая вежливость, и, развернувшись на каблуках, пошла к замку. С серого неба брызнул мелкий дождь. Орлана почти слышала, как Сайоран скрипит зубами за её спиной.

Перекинув через плечо дорожную сумку, Этель спустилась в нижний зал гостиницы, где Олав ещё до пробуждения жены успевал растолкать старшую дочку и надавать ей поручений на целый день. Серое утро за запотевшими окнами мело дороги ветром.
Этель сложила руки на стойке и, пользуясь тем, что в большой зал как раз спустились двое постояльцев, а значит, Олав долго её расспрашивать не будет, заявила:
- Мне нужен отпуск.
Он поднял на Этель взгляд, полный серого провинциального утра, а губами шевелил, подсчитывая то, что начал подсчитывать ещё до её прихода.
- Куда собралась? – насупился он, досчитав.
Дорожный плащ и сумка, переброшенная через плечо ни в ком бы не оставили сомнений, что Этель собралась далеко, и даже дальше, чем могла её завести недоразрушенная система порталов.
- В Кэден, - отозвалась Этель, даже не моргнув. – Ночью узнала, что заболела моя тётя. Нужно пойти.
Такая легенда не должна была вызвать подозрений. Этель регулярно брала отпуск, чтобы… навестить старую тётушку. Куда же она шла на самом деле – никто не рвался проверять. Правда, раньше она всегда уходила из города летом, когда кашель мучил поменьше, и дороги не превращались в грязное месиво.
- А-а, - протянул Олав недоверчиво и замолчал, записывая цифры на клочке бумаги. Этель молча ждала, потому что знала – он не просто пишет, опасаясь забыть цену на масло и сметану, он придумывает повод отказать ей. Его пальцы с коротко обкорнанными ногтями побарабанили по стойке. – А что там с…
- Вчера я всё доделала.
- Ладно! – он махнул рукой, морщась, как будто хлебнул хршасского вина. – Иди уже.
Не дожидаясь, пока из нижнего мира полезут демоны, Этель зашагала к двери. По дороге она надела на голову капюшон и поплотнее застегнула плащ: косой дождь опять зашёлся в истерике, барабаня по расплывшейся грунтовой дороге.
- Вернёшься – сама с налогами будешь разбираться, - крикнул ей вслед Олав и тише, так, что она едва различила за скрипом половиц, добавил: - И куда её несёт в такую сырость…
Он не мог – Этель знала - жить с мыслью, что она уходила, а он даже не придумал ей задания. Она кивнула в ответ и вышла, плотно захлопнув тяжёлую дверь. Если не захлопнуть её, по полу обязательно побегут сквозняки, и искалеченная нога Олава будет ныть до самого вечера, не поможет даже лекарственная примочка, купленная у местного целителя за большие деньги.
Придерживая край капюшона, чтобы его не сдуло ветром, Этель направилась вправо, туда, где улица, уходящая к центру городка, была вымощена камнем, к порталу, который чудом уцелел здесь после переворота в Альмарейне. Она уже почти не боялась быть узнанной, по крайней мере, здесь. В столицу Этель соваться не рисковала, да и вообще стражей порядка обходила стороной.
Два года назад ей казалось, каждый прохожий узнает императрицу, а тот, кто не обратит внимания в первую секунду – во вторую сравнит её профиль с профилем на золотой или серебряной монетке. Но оказалось, что никому нет дела до сбежавшей императрицы, а торговцы сначала неохотно принимали манталатские деньги, а потом перестали принимать и вовсе.

Она снова закашлялась, зажмуриваясь от режущей боли в груди. Боль, как якорь, осталась напоминанием о событиях той далёкой зимы, когда свергнутая императрица трое суток просидела в каменной камере в подземелье замка, и за всё то время к ней пришли только раз.

Шагов она не слышала. Орлана сидела, привалившись спиной к стене, и пыталась заснуть, если сном можно было назвать сумрачные видения из обрывков картинок и резких окриков. Только хлопнула дверь – она открыла глаза и тут же зажмурилась: даже обычный свет огненных шаров с непривычки показался ярче солнечной вспышки.
Когда Орлана открыла глаза, они уже вошли в камеру. Их было четверо, всё – не в форме имперских воинов, а кто в чём, похожие на бандитов с большой дороги солдаты революции. Она поднялась, держась рукой за стены. Всё же было страшно неудобно, со связанными спереди руками. И кашель колотил всё чаще, она сжимала губы, но он всё равно прорывался наружу.
Они всё-таки боялись её, да. Ещё как боялись. Видно, помнили, как в день пленения она одним заклинанием сделала из их командира бледную фарфоровую куклу. Кто-то случайно задел голову его, мёртвого, сапогом, и звук вышел, будто пнули пустую тыкву. Теперь они боялись развязывать ей руки.
- Это вам за Аластара, - сказала она тогда и рассмеялась, сея смятение. Никто не знал, что она кусала губы, чтобы не разрыдаться от беспомощности. А сама Орлана не знала, что будет бить связанными руками по холодной и сырой стене камены, понимая, что за Аластара она отомстила, а времени отомстить за мужа и сына у неё уже не будет.
Дураки. Они не знали, что у неё больше нет сил.
- Вперёд, - сказал кто-то из её конвоиров, а может, это взвыл подвальный сквозняк.
Отсыревшее платье ни капли не грело, и Орлану била дрожь. Каждый раз, когда она просыпалась в камере, она думала, когда же всё тепло выйдет из неё вместе с жизнью. А тепло всё не выходило.
Теперь, когда они шагали по коридору к лестнице, она спотыкалась, не слушались ватные ноги, болели от света глаза, но в голове было ясно и светло. Она уже знала, что скажет новоявленному правителю Манталата, и как будет на него смотреть. Если, конечно, её к нему допустят.
Орлана не ошиблась: её привели для того единственного разговора, для которого и оставили в живых тогда, в Малтиле, а то быть бы ей закопанной возле леса, как раз на краю крестьянских полей.
Двое из четверых её конвоиров вошли следом, и портал захлопнулся. Свою приёмную императрица не узнала: выцветшие стены как будто собирались рухнуть, посредине стоял только стол и два разномастных, будто притащенных с кухни стула – друг напротив друга. Комната ничуть не изменилась, даже почувствовав приход гостей, как будто всю её магию стёрли детским ластиком. Раз – и не было никакой магии.
- Здравствуйте, - сказал тот, кто вышел из кабинета императрицы. Новенькая военная форма, алая, с золотой лентой наискось груди, выставленный на всеобщее обозрение орден – Орлана сразу поняла, с кем будет иметь дело.
- Ну, здравствуй. – Не дожидаясь приглашения, она опустилась на стул. Подвели ноги – их сводило тягучей болью. Грязная прядь волос падала на самые глаза, но Орлана даже не попыталась её сбросить. – Пусть мне развяжут руки.

Он посмотрел на неё, изучающее склонив голову. Орлана улыбнулась, как смогла – одним уголком губ.
- Если ты думаешь, что я собираюсь тебя убить, то успокойся. Это бессмысленно.
- Развяжите ей руки, - кивнул он своим солдатам.
Те выполнили приказ, нож нечаянно чиркнул по коже запястий, но Орлана даже не почувствовала боли. Она принялась растирать онемевшие пальцы и случайно размазала кровь.
Теро присел на соседний стул, прочищая горло, как будто собирался произнести речь. В этом-то он был асом.
- Знаете, я подумал, что мы сможем договориться по-хорошему.
Орлана поймала его взгляд и прищурилась. Расстёгнутые манжеты платья стукнулись о край стола драгоценными пуговицами. Одна – Орлана знала – треснула, когда императрицу повалили на пол такие вот солдаты революции. Правда, сначала они перебили её охрану и прикончили начальника тайной полиции, а потом у них всё пошло как по маслу.
- Попробуй, - произнесла она и снова закашлялась. Теро вежливо ждал, когда приступ утихнет.
- Не хочу лишних трудностей. – Он хлопнул в ладоши, вышло глухо. - Я вот что предлагаю: вы подпишете отречение от престола, и разойдёмся друзьями.
- Я подпишу, - легко согласилась Орлана.
Теро изобразил свою коронную улыбку, от которой таяли сердца у самых заскорузлых в своей жестокости солдат.
- Что ж… так сразу? Я приготовился к полемике.
- Какая разница. – Она ощутила, как опять дёргается уголок губ. Щека всё ещё ныла. Орлана не видела себя в зеркало, но подозревала, что там расплылся синяк: слишком больно было прижиматься левой щекой к стене камеры. – Я откажусь, меня стукнут по голове, и я соглашусь.
Глаза Теро стали умильными, как у выпрашивающего угощение щенка.
- Зачем вы так? Мы не сволочи какие-нибудь.
Кровь из пореза уже не текла, наверное, в Орлане и крови стало слишком мало – ушла вместе с теплом.
- Зато я – сволочь, - сказала она и хрипло выдохнула.
Пока Теро ходил в её кабинет за указом, уже написанным на гербованой бумаге и солнечным пером, она ждала, склонив голову. Орлана рассматривала глубокие царапины на светлом дереве. Похоже, стол приложили обо все углы в замке, пока тащили сюда.
- Вот. – Он ласково пододвинул указ к ней, и в поле зрения Орланы попала его кисть в алой перчатке – такие носили высшие военные чины. Подвижным пальцам было тесно в тюрьме из кожи демона, они выписывали в воздухе замысловатые фигуры.
Она подняла со стола солнечное перо. Пальцы плохо слушались, и Орлана испачкала чернилами стол и свои руки. Теро стоял над ней, как будто всё ещё не верил, что она подпишет, и рука императрицы застыла, оставив на бумаге указа миниатюрную кляксу.
- А со мной-то что будет? – поинтересовалась она, кривя губы уже просто по привычке. Только ноющая боль в щеке напоминала Орлане о том, что она ещё жива. Всё тело онемело.
- А что вы хотите? – Теро подался вперёд, словно боялся не уследить, как императрица поставит подпись.
- Хочу похоронить мужа и сына.
- Конечно, - сладко пропел он, склоняясь так, что Орлана почти ощутила его дыхание на своей макушке.
Она не была дурой и прекрасно понимала, что никуда из подземелья её уже не выпустят, но Теро хотел петь о красивом, и Орлана пела вместе с ним.

- Когда? – Она подняла перо и удержала его между ладоней, вызвав у Теро тяжёлый вздох: он-то уже надеялся на лёгкую победу. Орлана смотрела в сторону. Там стена её приёмной, которая раньше могла превратиться во что угодно, подстраиваясь под желания гостей, норовила выкраситься в зелёный – как в кабинете. Но магия затухала, и стена снова становилась грязно-серого цвета.
В их мире императрица была не просто посаженной куклой, которую все привыкли слушать, здесь сам мир выбрал её, и только мир мог низвергнуть обратно, а никак не повстанцы, возомнившими себя вершителями справедливости. У них был только один выход – заставить её подписать указ, заставить уйти по доброй воле.
По доброй, добрее не придумать.
- Так когда? – повторила Орлана, резко оборвав повисшую паузу: тишина и воображаемые смешки солдат за спиной действовали ей на нервы.
- Видите ли, ритуал уже провели. – Теро прошёлся перед ней – от стены к стене, - заложив руки за спину. – Так что вам не нужно беспокоиться об этом. Да, вот ещё что… Мы никак не можем найти вашу дочь. Где она?
Орлана хотела бы надеяться, что он не заметил, как дрогнули её руки, но солнечное перо вырвалось из пальцев и полетело на пол. Раздался короткий звон, и лужица чернил растеклась у неё под ногами. Орлана бездумно отодвинулась на самый край стула.
- Ох, не беспокойтесь. Я принесу ещё одно.
Теро исчез за дверью кабинета. Когда он вернулся, Орлана произнесла твёрдым голосом:
- Она умерла.
Теро спокойно, как будто на чаепитии у друга, опустился на место напротив. Кисти в алых перчатках легли на стол, едва-едва не касаясь друг друга.
- Как умерла? – Он попробовал заглянуть Орлане в глаза. – Добрые маги сказали мне, что она просто ушла, чтобы э-э-э… разобраться в себе.
- Это неправда. – Орлана поморщилась, когда случайно каблуком сапога наступила на осколок солнечного пера. Стекло раскрошилось. – Я не могла сказать, что Эйрин умерла, потому и пустила слух, что она ушла.
Теро задумчиво взглянул на неё.
- Она покончила с собой, – сказала Орлана, растирая каблуком сапога оставшиеся стекляшки в пыль. – Три года назад. Если хотите, спуститесь в семейный склеп.
- Ого, - только и смог выдавить из себя Теро.
- Будете проверять?
- Зачем же? – Он изучал царапины на столешнице, пощипывая себя за подбородок. Алые перчатки в свете огненных шаров поблёскивали крохотными чешуйками. – Я верю вам. Так что, вы подписываете?
На стол легло новое солнечное перо, и струйка чернил внутри него была полной. Чтобы ещё отсрочить неприятный момент ещё, Орлане осталось только разбить и его. Только это уже вряд ли ей проститься.
- Вы не ответили на мой вопрос. Что со мной-то станет, когда я подпишу отречение? – Она отложила перо – осторожно, чтобы не покатилось, на край грамоты – и переплела пальцы. Они отозвались болью: сбитые костяшки ещё не зажили.
- Я ответил: мы разойдёмся друзьями. Какие я могу дать вам гарантии? Могу прямо сейчас подписать грамоту, чтобы за вами оставили какое-нибудь имение. Где хотите: в Малтиле, в Грезо, в Хршасе? – Теро уже откровенно смеялся.
Орлана не смотрела на него, она медленно повернула голову вправо, потом влево, потому что только-только начала отходить онемевшая шея, а когда закончила, сказала:
- Не зарывайся слишком, мальчик.

Деревья умирали. Это стало чересчур заметно к середине лета, когда высыхали яблони с уже завязавшимися плодами, когда сосны становились жёлтыми и хрупкими, как яичная скорлупа. Листья обрывал ветер, и в августе они устлали дороги города, как будто уже пришла осень.
Этель вспомнила, как шла по хрустящим листьям, возвращаясь в гостиницу из очередного неудачного путешествия. Этим летом, как и прошлым, у неё не получилось найти Эйрин, и в голову закрадывались самые нехорошие мысли.
Когда Теро запросто выкладывал Орлане свои планы и надежды, он и подумать не мог, что она хоть чем-нибудь из этого сможет воспользоваться. Когда он разговаривал с ней в тот единственный и последний раз, он уже похоронил её, и даже не в семейном склепе, а где-нибудь на окраине города в безымянной могиле. Чтобы подальше и повернее. Когда он разговаривал с ней, он уже вынес ей смертный приговор и организовал публичную казнь на главной площади Альмарейна.
А она тогда думала об одном: чтобы он не стал искать Эйрин. В склеп ему хода не было, дверь туда могла открыть только императрица, и поэтому надежда, что он проглотит обман, как голодный демон – душу, жила в душе Этель долго. Очень долго. Но в последнее время стала угасать.
Когда Этель услышала об убийстве лорда Сайорана, она ни минуты не сомневалась в том, что это сделала её дочь. Надпись на белых шёлковых драпировках – разве не так будет мстить испуганная, растерянная девчонка? Да и кому ещё было убивать этого предателя! Этель знала, что из тех, кто мог затаить злобу на лорда Хаоса, больше никого не осталось в живых.
Этель вышла на площадь Лайоза, а мыслями она уже была далеко отсюда – в Морейне, и всеми правдами и неправдами добывала сведения об убийстве. Возле портала её не остановили даже проверить документы: солдат, поставленный для этого, устроился на скамейке возле бакалейной лавки и даже не глянул в сторону Этель.
Документы у неё были, вполне себе сносная подделка, но когда в поле зрения попадался страж порядка, внутри рождался холодок.
- Эй!
По ту сторону портала, в городе Илле, охранники оказались внимательнее. Этель придержала рукой край капюшона: магический ветер, рванувшийся в лицо, когда она выходила из портала, едва не сбросил его. К ней подошёл мужчина головы на две выше её. Судя по перевязи и кое-как прилепленной к видавшей виды куртке нашивке имперского гарнизона, это был один из нынешних стражей порядка. Когда-то они срезали такие нашивки с мантий её охранников – с ними было сподручнее грабить и мародёрствовать.
- Документы покажи, - он склонился и дохнул ей в лицо запахом табака и печёной курицы.
Она сунула руку в потайной карман сумки и достала паспорт. Солдат свободы выхватил сложенную вчетверо грамоту из её рук, развернул и, сощурившись, глянул на фотографию.
- Капюшон сними.
Этель подчинилась, с показным безразличием глядя в сторону. Он не видел, как сжались, сжимая ткань плаща, её пальцы.
- Куда, с какой целью?
- В Кэден, навестить тётю, - отозвалась Этель холодно. Пусть не думает, что её волнует его взгляд. Такого раньше не было: сколько бы она не ходила между городами, её никогда не останавливали.
- А что так вдруг?
Проглотив желание огрызнуться, Этель ответила:
- Она заболела.
- Ясно, ясно… А то знаешь ли, тут кое-кто убили, так что приказано всяких бродяг в город не пускать.

racoon1111 ого, не ожидала, что это кто-то читает)))) спасибо!

Солдат вернул ей паспорт и ещё раз смерил взглядом - с высоты его роста это получалось очень удобно, всего-то и нужно было, что отступить на шаг и склонить голову на бок. – Ну хорошо, сейчас запишу и пойдёшь.
- Кого убили? – поинтересовалась Этель словно бы только для поддержания разговора. Она уже знала ответ на вопрос.
- Да девчонку одну. – Солдат что-то царапал в объёмистой книге угольным карандашиком, от которого его пальцы быстро почернели. – Прирезали её в подворотне вечером, как собачонку. Думали сначала, побродяжка какая-то,. А у неё родители объявились, небедные, между прочим.
Слушая его спокойную речь, Этель бессознательно сжимала плащ у горла. Поймав себя на этом, она опустила руку, но пальцы опять сами собой тут же сжались в кулак.
- Теперь и трясут всех, будь здоров. – Он положил карандаш в карман и захлопнул книгу. – Да кого сейчас поймаешь! По улицам всякого сброда шастает… Топай отсюда.
Этель не стала пренебрегать возможностью и, накинув капюшон, пошла в сторону возвышающейся за домами стелы – символа Вселенского Разума, разрушить который у Теро не дошли руки.
- Ты осторожней, дорогу до Кэдена развезло – мама не горюй! – крикнул ей вслед солдат свободы, и Этель кивнула, на секунду обернувшись.
Утренний туман таял на улицах Илле – города - путевой развязки. Когда Орлана сбежала из замка, Теро приказал уничтожить все порталы, чтобы не дать императрице возможности уйти подальше от столицы, но пока кто-то чесал в затылке, кто-то выпивал в кабаке и бил лицо товарищу, а Теро орал на её конвоиров, Орлана ушла к самому краю страны. Ей повезло, как будто сам Вселенский Разум решил, что довольно на голову бывшей императрицы злоключений.
Туман таял, и город просыпался. Обойдя неторопливо метущего улицу дворника, Этель купила у ларёчника маленький новостной кристаллик и покатала его в ладони. Конечно, если она задержится в Илле, она не успеет взять лошадь – с этим здесь всегда обнаруживались большие проблемы, но что-то глодало Этель изнутри, муторное предчувствие, которое нельзя было объяснить словами и выдернуть из души магией.
Она вздохнула, спрятала кристаллик в карман сумки и зашагала к первому же попавшемуся постоялому двору. Если бы ей повезло, она узнала бы пару фактов об убитой девушке, и тогда её подозрения развеялись бы сами собой. Или укрепились окончательно.
В жарко натопленном зале за стойкой зевала и протирала стаканы девушка.
- Вам лошадь? – спросила она хмуро, даже не снисходя до приветствия.
- Согрейте чаю, - попросила Этель, пытаясь не закашляться. Она порядком продрогла на улице, и теперь пальцы покалывало от тепла. Казалось бы, осень только началась, а лужи на мостовых уже забирались льдом, промерзали до самого дна.
- Ладно. – Девушка бухнула стакан на стойку и скрылась за неприметной кухонной дверью, из-за которой тут же выскользнул запах чего-то пригоревшего.
Этель осталась одна в просторном зале. Она выбрала стол у самой стены и села лицом ко входу – ничего особенного, просто привычка. Прозрачная капля кристаллика томилась в сумке, и Этель чувствовала её рукой, гоняла по потайному карману из угла в угол. В горле хрипела и ворочалась мерзкая боль, угрожая новым приступом кашля. Поэтому ей нужен был чай: чтобы утихомирить боль хоть до тех пор, пока туман окончательно не растает на улицах Илле.

Она не вытерпела – достала кристалл и выложила его на стол. Искрой света он прокатился от правой её ладони до левой и замер там. Этель знала, он проживёт не долго, она успеет скользнуть по заголовкам, сосредоточится на том, что искала, и как только выйдет положенное время, кристаллик умрёт, хрупкое свечение внутри него погаснет. Поэтому она и хотела сперва всё обдумать, чтобы не урывать драгоценные секунды.
Зевающая девушка принесла кружку чая, сгрузив её с подноса, ушла обратно на пышущую жаром кухню. Этель прикоснулась к ручке и обожглась. От густо-коричневой жидкости шёл аромат душной осени в доме травника. Осень в империи была сырой и пахла птичьим криком над разбитыми дорогами. Отставив кружку подальше, чтобы не обжечься, Этель произнесла над кристаллом короткое заклинание, и в воздух перед ней взвилась прозрачная страничка. Скрипнула дверь, и от сквозняка страничка колыхнулась.
Этель не обратила внимания, кто вошёл, она пробегала глазами по заголовкам. Большая часть из них были очередной перепевкой новостей из столицы, разукрашенных неправдоподобно чёрными узорами из красивостей и неточностей. «Армия Маара наступает, премьер министр скрывает настоящее число жертв», «Из-за неурожая в большей части страны, цены на продовольствия возрастут в три раза».
Она слышала всё это в ежевечерних монологах Олава, слышала в новостях, и в голосе повествователя скользила непритворная грусть по детям, которые наверняка умрут от голода этой зимой, и женщинах, которых наверняка не пожалеют солдаты противника. Дети всегда умирают, а солдаты не жалеют женщин, Этель ничего не могла этому противопоставить. Она спокойно выслушивала очередную порцию новостей, кивала в такт возмущениям Олава и, прищуриваясь, считала кривоногие цифры, ведь кроме неё цифры всё равно бы никто не пересчитал.
Машинально потянувшись к чашке, Этель перелистала страницы – они задёргались в воздухе, как пламя белого пламени на ветру – и рассмотрела в самом конце крошечную заметку об убитой девушке. Отхлебнув уже подостывшего чая, она ощутила, как отступает боль, как притворное спокойствие растекается по телу, и откинулась на спинку стула.
- Прочитайте вслух.
Этель прищурилась и рассмотрела к тени лестницы наверх тогдашнюю девушку со стаканами. Правда теперь она сидела, сложив руки, и выцарапывала что-то ногтем по бледной, но всё ещё мужественно-цветастой скатёрке.
- Извини, мне некогда. – Этель сжала губы и снова уставилась в страницу, правда теперь она никак не могла отделаться от чувства, что на неё неотрывно смотрят.
- Прочитайте, - насупилась девица. – А я вам тоже интересную историю расскажу.

У Орланы было достаточно времени, чтобы обдумать план побега. И одновременно у неё не было ни секунды. Когда она во второй раз подняла солнечное перо, в лице Теро уже не осталось и капли прежнего добродушия. Кто бы видел его пару фраз назад, решил бы, что дружелюбнее и сговорчивее его не найдёшь во всей империи, только Орлана растирала ноющие запястья и думала, как же много потеряет тот, кто позволит себе так ошибиться.
Примерно столько же, сколько она, хоть она-то ни разу не ошиблась. Ну разве только в том, что ушла из замка, оставив там Риана, который не смог управиться с войсками.

С войсками, с войсками… она не могла знать, что генерал Маартен перейдёт на сторону повстанцев, и они перебьют гарнизон замка, как детей. Она шла между неубранными трупами в камеру и вспоминала, как звали каждого из них. Вот только от воспоминаний толку не было.
«Думай, думай», - приказывала себе Орлана, прижимаясь затылком к холодной стене камеры, но тут же проваливалась в нервный сон, который прерывался от невыносимой боли в скрученных запястьях. У неё не было ни секунды, чтобы придумать план побега.
Теро выхватил из-под её рук грамоту, чтобы рассмотреть: правильная ли подпись, не растает ли до вечера, не обманула ли его императрица ещё раз. Подпись была настоящей, а от солнечного пера осталась небольшая клякса и тонкая линия – Орлана мазнула пером, когда он выдёргивал из-под него бумагу.
- Подходит? – спросила она без тени улыбки.
Теро поднял взгляд и поморщился. И, хоть брезгливые складки у уголков его губ тут же разгладились, Орлана знала, что они там были.
- Уведите её, - бросил он.
Орлана сама поднялась и сама протянула конвоирам руки, перекрестив запястья. Напрасно они так уповали на свои заговорённые верёвки. Пока она сидела в камере, она зажигала крошечные огненные шары и смотрела, как пламя по каплям стекает на пол и затухает там. Верёвки не мешали. А если выходило зажечь шары, значит, и остальное должно получиться.
Верёвки тёрлись о запястья, Орлана молча наблюдала, как возится с узлами один из конвоиров, тот, что с нашивкой имперского гарнизона, криво приштопанной к куртке. В этот раз – то ли осмелев окончательно, то ли сам того не понимая, он вязал куда слабее, но от того, как елозили верёвки по содранной коже всё равно становилось тошнотворно плохо.
Орлана ждала. Они вывели её из кабинета, пять раз помянув демонов перед тем, как портал открылся. Опустив голову, она усмехалась. Кто бы видел эту безумную улыбку, закаменевшую на губах, – испугался бы.
В галерее, где чувствовалось сырое дыхание подвала, в одном из вечно пустующих пролётов потолок оплетал вползший летом плющ. Он давно высох, и только голые коричневые стебли вились по мраморным плитам, шурша от каждого сквозняка. Там же лестница уходила вниз, к старой тронной зале, разрушенной ещё до рождения Орланы.
- Когда?
- Ночью, смена закончится…
Они обсуждали выходной, бросались фразами, понятными только им и пересмеивались с особым смыслом. Подрагивали шары белого пламени, а окна в сад затягивались темнотой и превращались в зеркала – Орлана иногда ловила в них своё отражение и удивлялась тому, как были расправлены плечи. Привычка. Хотя казалось бы, к чему.
По ногам потянуло холодным ветром прямо из залы. Она заметила, как, не сговариваясь, ускорили шаг конвоиры, как они замолчали. Старое суеверие ещё жило в душах, ещё шевелило паучьими лапками и выманивалось на запах сухих цветов.
Орлана остановилась, закрыла лицо руками. Сердце зашлось в голове гулким стуком, но она не обращала внимания и думала только об одном: у неё не хватит сил на четверых. У неё на двоих-то вряд ли получится разорваться.
- Эй!
Она упала, неловко подвернув руку. Сердце билось так же сильно, только теперь не в голове, а ниже, в горле. Холодный ветер лизнул лицо, и обострившимся от напряжения слухом она уловила, как быстро отступает на шаг один из солдат.
- Вот демоны, - выругался он.

– Если помрёт – капитан с нас три шкуры спустит.
- Чего встал, рви за целителем! Быстро!
Она услышала говор быстрых шагов прочь отсюда, скрип песчинок под подошвами сапог. Кто-то присел рядом и взял за руку. Прощупывать через верёвки биение тонкого сосуда на запястье – худшее, что он мог придумать.
- Я же говорил, сдохнет, - он хрипло повторил проклятье. Конвоир взял её за подбородок и повернул лицо к себе. Ничего хорошего он не увидел, потому что расстроено сплюнул себе под ноги. – Чего он так долго? Сходи, может Агл в кабаке засел там…
Он ударил Орлану по щеке, и её голова безвольно мотнулась.
- Эй, очнись. Демоны бы тебя побрали.
Тот, второй, мялся поодаль. Орлане казалось, она ощущала, как он переступает в нерешительности, и шуршит песок от ветра. Она приоткрыла глаза и над собой увидела лицо того самого солдата, на куртке которого примостилась косая нашивка.
- Плохо? – В голосе прозвучало нечто подобное участию.
Она вцепилась связанными руками в край его куртки и на секунду, как могла сильно, притянула к себе. Эту секунду он и не думал сопротивляться, и она шепнула прямо ему в лицо, как выплюнула:
- Confectium elapses…
Мутно-голубые глаза остекленели, а рот искривился в последней судороге. От заклинания мгновенной смерти не существовало никаких защит, и промахнуться им тоже было нельзя. Это оказалось единственное заклинание, которое Орлана хорошо выучила. Она усвоила – бить нужно тем, что сильнее всего ударит.
Солдат навалился на неё всей тяжестью мёртвого тела, и Орлана сама не поняла, как смогла оттолкнуть его. Руки дрожали от слабости. С глухим звуком тело рухнуло на мраморный пол, и она, ослепшая вдруг от слишком яркого света пламени, вскочила на ноги и рванулась вперёд.
Она подвернула ногу уже на лестнице, на пыльной ступеньке, искрошившейся у края, и снова упала – только теперь уже не притворно – на бок. Осталось только сжать зубы и зашипеть от боли и злости. Орлана не слышала шагов за спиной, может быть, потому, что так громко билось её собственное сердце. Глухие удары перекраивали весь остальной мир под себя.
В старой тронной зале было темно: сюда не доходил свет из сада, свет из галереи спускался только до середины лестницы. Дальше – к самой его призрачной границе подкрадывался и тянул лапы мрак. В лицо Орлане дохнул пылью ветер, улёгшийся спать за рухнувшей колонной – а она его разбудила.
Орлана обернулась: в дверном проёме возникла фигура её конвоира с выдернутым из ножен мечом. Мгновение потратив на раздумья, он подозвал к себе один из шаров белого пламени и шагнул вниз.
Шар лопнул, и крошечные искры разлетелись по ступеням, тут же умирая. Орлана поднялась и, стараясь ступать бесшумно, спустилась до самого подножия лестницы. До этого времени глаза успели привыкнуть к темноте, и она различила высокий свод, остатки стены, сквозь разлом которой просачивалась серая городская ночь.
Сил на магию у неё больше не осталось, и не удивительно. Она и шла-то с трудом, спасибо, ветер шуршал высохшими листьями изо всех углов сразу и скрывал звук её шагов.

А вот шаги со стороны входа звучали всё громче. Орлана нырнула в первую попавшуюся нишу – за обломками колонны, когда-то подпирающей свод залы, таилась самая чёрная тень.
Холодный пол впился в ладони сотней крошечных камешков. Она уткнулась в руки лицом и замерла, забыв даже дышать.
- Хейн! Хе-эйн! – послышался истошный вопль из коридора, наверняка, солдат, посланный за целителем, вернулся и нашёл мёртвого капрала.
Заторопились наверх тяжелые шаги. Орлана шикнула на ветер и прислушалась. Если они всё-таки привели целителя, ей будет сложно уйти ещё раз: целители чувствуют живых существ на расстоянии, и от этого Орлану не защитит даже тронная зала её бабушки. Она замерла, прижавшись к полу так сильно, что запах сырости и сухих листьев вышиб из головы разом все мысли.
- Она внизу, говорю вам! – Долетело до её ушей. Наверху явно разверзалась ссора.
- Давно уже сбежала, точно. Всё, капитан открутит наши головы и демонам их выкинет.
Раздался глухой стук, наверное, один из солдат от злости шибанул кулаком по стене. В залу спускались трое, насколько Орлана могла различить по голосам и фразам, которыми они перебрасывались изредка. Она отчаянно боролась с подступающей слабостью и боялась потерять сознание: трудное заклинание съело все её силы до конца.
- Демоны, темно здесь, как…
Зашуршали сухие листья.
- Агл, чуешь её, нет?
Худшие ожидания Орланы оправдались: целитель явился.

-…Они надеются, что убийцу найдут и накажут, и душа бедной девушки обретёт покой в мире Ничто, - закончила читать Этель и отвернулась к стене, надавливая пальцами на уголки глаз: от напряжения они заслезились.
Окошко с историей, повисшее в воздухе, стало блёклым и неясным, как следы на размокшей от дождя дороге. Её нежданная собеседница хрустела яблоком за соседним столом, повернувшись к Этель в профиль.
- Так интересно, - протянула она, доев яблоко, и запустила огрызком в мусорное ведро у двери. Огрызок врезался в стену и отскочил на пол. Девушка вытерла руки о подол платья и уже приподнялась было, чтобы уходить, как вдруг снова села на прежнее место. – Они просто ненавидят их.
- Кого? – Этель прикоснулась к чашке: чай давно остыл, а пить едва тёплую жидкость – то ещё удовольствие. От неё в горле скребло ещё больше.
- Девушек. Так вот третью уже убивают. Весна, потом лето, - она принялась загибать пальцы – считала. – Уже осень. Выходит так, троих убили.
- И как, - Этель пару секунд не находила, что сказать, - это всё связано?
Издали, может, со второго этажа, послышалось, как хлопнула дверь. Пронзительным осенним сквозняком потянуло по ногам. Девушка ушла к двери и захлопнула её посильнее. Она постояла лицом к двери, будто собиралась с силами, а когда обернулась, глаза её были зажмурены.
- Просто. Они все похожи. Я сразу догадалась, что вы расследовать это пришли, - заявила она безо всякого перехода, подошла к Этель и уселась напротив так, что локти их соприкоснулись бы, стоило ей лечь грудью на стол. – Правда же?
Этель выдержала её взгляд, хоть очень хотелось скривить губы.
- Правда. Ты очень догадливая.

Дождавшись, пока девица польщено заулыбается, Этель смела кристаллик к самому краю стола и приблизилась к собеседнице, так что почти чувствовала её дыхание.
- Так чем же они были похожи, ты знаешь?
- Да. – Её собеседница тоже понизила голос и покосилась на лестницу. Там никого не было, но по правилам необходимо проверить: вдруг... – Я кое-что о них узнавала, специально.
Этель приподняла одну бровь.
- Ну, сначала случайно узнала, - смутилась девушка и отпустила взгляд. – Но вчера специально уже! И я всё поняла: они убивают только тех, кто похож на…
Она замолчала, хрипло выдохнув, и уставилась уже даже не в стол, а в пол у себя под ногами, как будто забыла, во что была обута. Этель ждала, не спуская с неё глаз.
- Они все были темноволосыми и… и симпатичными такими, стройными. Хотите, я покажу след магии моей сестры?
Этель качнула головой слева направо – нет, но собеседница её уже поднялась.
- Нет, я принесу. Сейчас. Тихонько…
Подол её платья коснулся колена Этель и всколыхнул мышиный запах пыли на полу. Девушка скрылась под лестницей – там оказалась ещё одна дверь. Этель осталась ждать, глядя, как матово блестит маленький кристалл на самом краю стола.
Солнце уже встало над Илле в полный рост и сквозь тучи подсветило город бледным осенним сиянием, как будто из-за разорванной шторы. В очередной раз ей стало страшно: вдруг Эйрин уйдёт из Морейна, завершив страшную месть. Тогда Этель будет ещё долго искать её по провинциям. Долго, хоть до конца жизни.
Она привычно отогнала страшную мысль и прислушалась. Быстрые шаги застучали по полу, и в залу снова впорхнула девушка. Теперь в её руках был пожелтевший, сложенный вчетверо лист бумаги. Этель взяла его из протянутой руки – пыльный.
- Посмотрите, - попросила девушка так же хмуро, как уже просила этим утром прочитать историю.
Этель развернула листок и, старательно не глядя на имя убитой, провела ладонью над следом магии. Она представила девушку с длинными тёмными волосами, в простом платье и плаще – ещё проще. Она увидела тонкий излом её губ и лицо, как будто вычерченное остриём тонкого солнечного пера.
Эта мёртвая девушка странным образом напомнила ей Эйрин. Если бы Этель на мгновение забыла, как выглядит её дочь, если бы черты всех девушек в мире перемешались бы в её голове, и пришлось выбирать по черте, то Этель создала бы её портрет именно таким, похожим и совсем чужим к тому же.
- Видите? Видите? Что? – нетерпеливо спрашивала её недавняя собеседница, едва удерживаясь, чтобы не подёргать за рукав. Этель видела, как она тянется, но отдёргивает руку – боязно.
- Да. – По коже запоздало пробежал холодок, и даже губы как будто замёрзли. Они едва шевелились. – Я всё видела. Забери это и никому больше не показывай.

Целители чувствовали живое, а Орлана умерла. На следующее утро – ей казалось, настало именно «завтра», хоть и спросить было не у кого, разве что у ветра – Орлана очнулась в старой тронной зале, и пальцы её были холодными, как у мертвеца.
Она лежала на полу, слушала, как шуршат от сквозняка сухие листья и цветы, как несёт их по полу ветер, и думала, почему же её не смог найти целитель. Ответ всплыл очень быстро – потому что она умерла. Она лежала и долго не могла подняться, а ветер перебирал её волосы, трогал за щёки и шептал на ухо старые заклинания, но Орлана их не слушала. Она знала только одно заклинание, и тем вчера убила начальника своих конвоиров.

В тронной зале было пусто и тихо, только холодным сквозняком скользил по камням призрак её бабушки, императрицы Руаны, которую до того как убить, успели прозвать Безумной. Когда тёмная пелена застилала глаза Орлане, Руана принималась шептать ей на ухо:
- Ты проиграла. Я так и знала, что ты проиграешь. Ты не слушала меня, ты их жалела. А теперь ты проиграла, а они победили, - глубокий голос с едва заметной хрипотцой.
Прогоняя его из своего сознания, Орлана трясла головой. Сквозняк уползал по шуршащему сухими листьями полу в дальний угол, и Орлана получала несколько мгновений для сна. Глаза слипались сами собой.
Потом стемнело – кажется, всё-таки наступил вечер – и она поднялась. Хоть от слабости всё ещё кружилась голова, Орлана уже чувствовала в себе силы уйти отсюда. Губы пересохли так, что им стало больно касаться друг друга. Они были как сухие листья на полу старой тронной залы.
Куда идти? Орлана не думала об этом. Подальше - туда, где её не достанут мечи и посохи новых правителей. Подальше – туда, где никто её не узнает. Она поднялась и расправила подол платья. Застегнула пуговицу на манжете, ту, что не раскололась от удара об пол, и вынула из волос шпильки. Большая часть из них выпала сама ещё в камере или по дороге к ней, но особенно упрямые остались в волосах. Орлана бросила их прямо на пол.
В пространстве под единственной не разрушенной аркой она поставила портал. Тот слабо светился в сумерках и был мало похож на радужного цвета порталы, которые стояли в центре городов. Бледно-серый, как мартовский снег.
В последний раз оглянувшись на дверной проём, что вёл в галерею, Орлана шагнула в портал. Илле, город - путевая развязка, принял её в дождливые объятья.

Оставаться в Илле ещё дольше было нельзя: Этель знала, что добираться до Морейна долго, она может не успеть к ночи. Темнота осенью наступала быстро.
После того, как Теро приказал уничтожить сеть порталов в городах, чтобы не дать беглой императрице уйти слишком далеко, их так и не восстановили. Вот в Илле остался один – случайно. В Морейне – нет. Даже в столице, Этель слышала, не осталось ни одного портала.
Оставаться в Илле так долго было нельзя, она знала это и всё равно уходила в другую сторону, вовсе не в сторону Морейна. Этель миновала несколько кварталов, застроенных небольшими чистыми домиками, и вышла к пустырю.
После того, как уничтожили порталы, у простых жителей не осталось никакой возможности ходить из города в город, позже кое-как приноровились ездить на лошадях. Их было мало, и стоили они баснословно дорого. Вообще-то Этель предпочитала ходить пешком: бандитов она не боялась, а диких зверей здесь не было. Только сейчас она слишком спешила.
Бледное солнце поднялось над пустырём так высоко, что подсушило грязь и даже пригрело птиц. Те прыгали в высокой сухой траве – серые нахохлившиеся комочки перьев. Ветер тряс мёртвые деревья, но листьев на них больше не было. Все листья упали ещё летом. Этель огляделась и довольно быстро вспомнила дорогу.
После того, как Теро приказал уничтожить порталы, солдаты ещё шныряли по городам – это Этель узнала уже гораздо позже. А потом императрицу объявили убитой. Сказали, что она решила предать свой народ и позорно бежала, её пытались вернуть, но... Трагическая случайность.
Ставить временный портал самой было рискованно. Конечно, никто больше не искал императрицу, но сильные маги, которые ещё остались в армии Теро, могли заметить её перемещения.

Этель знала, что уходить нужно как можно скорее. Где-то по Морейну бродит её дочь, убившая верховного лорда хаоса. Бродит и не знает, что её тоже хотят убить. Этель каждую секунду боролась с желанием поставить портал прямо на дороге, и пусть потом ползут какие угодно слухи. Пусть трава не растёт и умирают деревья, только бы найти Эйрин. Но Илле не отпускал.
Этель остановилась посреди дороги и, глядя в землю, повторила одними губами мысль, которая мучила её всё это время.
- Почему Илле? Почему здесь?

Когда Теро спрашивал её о дочери, Орлана лгала так отчаянно, что сама себе верила. Говорила, что Эйрин покончила с собой – и ведь это было так похоже на правду. Говорила, что дочери давно нет в живых, а сама изо всех сил просила Вселенский Разум, чтобы у Эйрин хватило ума спрятаться и не высовываться со справедливой местью – Орлана ведь хорошо её знала.
Эйрин ушла из замка за два года до того, как случился переворот. Она ушла без шума и лишней патетики, видно всю подростковую патетику из Эйрин вымело новой болью. Однажды вечером Орлана зашла в её комнату и застала дочь скорчившейся в самом углу. Эйрин сидела на полу, обхватив колени руками, и сосредоточенно смотрела в никуда.
- Я больше так не могу, - сказала она Орлане, которая подошла и опустилась на колени рядом. Каменный пол даже сквозь пушистый ковёр веял холодом. – Я уйду, наверное.
И отвернулась.
Орлана привычным жестом убрала с её виска выбившуюся из причёски прядь. Эйрин недовольно тряхнула головой, и прядь вернулась на место.
- Я обещала, что приму любое твое решение. – Она притянула голову дочери к своему плечу и провела пальцами по её волосам.
Та на секунду закрыла глаза, словно успокоилась, но Орлана ощущала, как истерично бьётся тонкая жилка у неё на шее.
- Я нашла в Дамине маленький дом. Он правда маленький, как ты хотела. И на самом краю города. Там тебе точно никто не будет мешать.
Стало слышно, как от вечернего ветра шумят за окном деревья.
Орлана уже три года ждала этого разговора и успела приготовиться. Даже голос не дрогнул, только пальцы перебирали кружева на платье Эйрин и не могли остановиться. Та закрыла глаза и молча кивнула, а Орлане нужно было услышать её голос.
- Ты этого от меня хотела? – очень тихо спросила императрица.
- Да. – Эйрин открыла глаза и посмотрела в потолок. Вселенский Разум, какой у неё был уставший взгляд, как он был похож на дно пересохшего колодца!...
- Я хочу, чтобы ты знала. Я тебя всегда буду ждать.
Орлана давно поняла, что этот разговор состоится. Поняла в тот самый момент, когда Совет магов решил передать магию времени Эйрин – единственной оставшейся в живых ученице Идриса. В тот самый момент, когда Эйрин вышла из залы советов и остановилась перед окном, таким же вот бездонным взглядом уперевшись в темноту Альмарейнского леса на горизонте, Орлана поняла, что этот разговор неотвратим.
Но Эйрин долго терпела. Она стала ещё молчаливей, хоть никогда не была слишком разговорчивой. Она уже редко спускалась к ужину, она избегала любого общества, и только Орлане позволяла входить в комнату и опускаться рядом на колени. Иногда – позволяла.
Они редко разговаривали.

Удалено администратором /спам/

Они редко разговаривали, обычно просто сидели на полу рядом. Эйрин не впускала Орлану в свои мысли, и той приходилось собирать понимание по обрывкам фраз, по взглядам, по случайным вздохам и дрожанию бледных пальцев. Орлана успела смириться с тем, что нужно отпустить дочь, ведь магу времени так тяжело в шуме столицы.
Они всегда уходят, в разрушенную усадьбу на краю империи, в заповедные земли, к устью Санатарина. Туда, где тише и нет суеты. Они возвращаются в столицу только перед большими потрясениями, потому что беда тянет их, и влечёт горе. Они возвращаются и приносят с собой горький на вкус ветер. Просто мир так устроен.
- Я знаю. – Эйрин посмотрела на неё и почти улыбнулась.
Орлана не решилась прикоснуться губами к её лбу.
Утром, сразу, как только проснулись птицы в императорском саду, Эйрин ушла, не позволив никому себя провожать. Она не спросила дороги и просто вышла из ворот – Орлана наблюдала за ней из окна своего кабинета, прижавшись лбом к прохладному стеклу. Девушка в простом платье с полупустой сумкой через плечо – не догнать и не позвать обратно. Не вернётся.

Она знала, что за пустырём тоже раньше жили. Теперь там остались только призраки домов, и бледно-жёлтые огни по ночам. Впрочем, ночами туда никто из здравомыслящих магов не забредал. И город как будто отодвинулся дальше, позволяя пустырю разрастись во все стороны жухлой травой и переплетением бледных стеблей плюща.
После того как императрицу объявили мёртвой, праздник свободы длился недолго. Зима подошла к своей самой неприятной, сырой и слякотной развязке, когда республика Маар объявила империи войну. Манталат не смог выдержать натиска. Он вдруг оказался и не империей вовсе, а кучкой рассеянных, рассорившихся государств, каждое из которых и заклинания не хотело читать, чтобы защитить соседа.
Этель наблюдала мир, как искры, танцующие в кристалле – бессмысленное порхание цветных огоньков. Вечерами она слушала возмущения Олава, который уж точно знал, что сделал бы, будь он на месте генерала, и щурила уставшие глаза. Олав топал здоровой ногой и громко жалел, что его не возьмут в солдаты.
Войска Маара прошлись по южным провинциям, не встречая никакого сопротивления. Они почти добрались до столицы, когда Теро удалось собрать свои войска и дать отпор захватчикам.
Отступая, солдаты выпускали на волю демонов, сидящих до этого взаперти и на цепях, что толщиной с руку Этель. Это был прощальный жест презрения, равно как плевок через плечо. Демонов вскоре переловили и уничтожили, но места, где они побывали, остались гноящимися нарывами на теле земли. Города отодвигались от них, и выл ветер над призраками домов.
Этель знала, что даже если Эйрин здесь, у них очень мало шансов наткнуться друг на друга. Только она всё равно не могла уйти просто так.
За пустырём начинались дома – с рухнувшими крышами, с зубастыми от битых стёкол оконными проёмами. В них не то, чтобы жить, страшно было даже заглядывать. Из разоренных подвалов выползал белый дым и туманом стелился под ногами. Сломанные деревья лежали поперёк дороги.

Этель перешагивала их, придерживая подол плаща. В трухлявой древесине копошилась жизнь.
Умом и сознанием ей было никогда не понять, почему маги времени уходят из городов. Может, в тишине было проще прислушиваться к шёпоту времени. Может, им нужно привыкать к мысли, что судьбы близких просыплются сквозь пальцы вместе с песчинками-годами, а им останется жить и слушать шёпот времени до скончания веков.
Если бы Этель день за днём не видела на лице дочери ненависть к любому обществу, она бы может и поверила, что Эйрин решит спрятаться в шумном Морейне, или хотя бы в провинциальном Илле. Если бы она не знала свою дочь, она бы подумала, что жизнь для той дороже свободы.
Ветер сорвался с верхушек окаменевших деревьев и рванул вниз, донеся до Этель запах горького дыма. Она обернулась, но белый туман за спиной вставал стеной, не давая рассмотреть ничего дальше десятка шагов. Влажный и густой, он жадно глотал звуки её шагов.
Этель крутанулась на месте: туман был везде. Нет, не туман. Уже дым стелился по разбитой мостовой, горький дым, который тут же застрял в горле, стоило только попытаться вдохнуть. Она закашлялась, и этот сухой кашель разодрал гортань, кажется, до крови. Что-то не то творилось здесь. Пока Этель шла, она не заметила, как дым заволок небо над её головой, и невзрачный осенний день стал ещё бледнее.
На ладонь ей упала большая нетающая снежинка. Коснуться пальцем и растереть по ладони чёрной краской – пепел. Дома горели. Вдалеке танцевали оранжевые блики, и в языках пламени трещал мёртвый город.
- Вселенский Разум… - прошептала Этель, растирая в ладонях хлопья пепла. Она не замечала, как пачкает руки, и только оглядывалась, всё ещё не веря, что видит это перед собой.
Кому понадобилось уничтожать мёртвый город? Местные жители к нему не приближались – они боялись демонов и не искушали судьбу. Кто знает, что ещё за гадость могла завестись в исходящих белым паром подвалах. Значит, Теро решил подчистить окраины от гниющих останков войны, но разве у него мало других проблем?
Или искали Эйрин. Искали и знали, где искать. Шли на шаг впереди Этель.
Она ощутила, что не может вдохнуть полной грудью. Смрадный дым лез в лицо, застилал глаза. На размышления уже не осталось времени.
Этель вскинула руки, так, что от ветра затрепетали рукава плаща, и обнажились запястья, которым тут же стало зябко. Нужные слова вспомнились сразу. С тех пор, как она произносила их последний раз, они то и дело вертелись на языке – простое заклинание поиска. Простое и очень опасное для Эйрин, над которой прольётся фонтан серебристых искр, если она ещё в горящем городе – ведь тогда её сможет обнаружить кто угодно.
Впрочем, вряд ли в пожарах притаился тот, кто её ищет.
Гул-отголосок заклинания прошёлся по далёким, ещё не рухнувшим стенам, ухнул совой вдалеке, у леса. Сжимая зубы, чтобы не закашляться снова, Этель оглянулась: нет, никакого свечения. Серый дым лез в глаза, их заволакивало слезами. Она раздражённо тряхнула головой, отбрасывая с лица выбившуюся прядь, и снова подняла руки. Пальцы дрожали от напряжения и ветра, бросившегося в них.

Пальцы всё ещё дрожали, и от этого в чашке плескался пахнущий осенними травами чай. Этель отпила и сморщилось – будто огненный шар прокатился по и без того раздражённому горлу.
В полутёмной зале постоялого двора было шумно и пахло подгоревшим мясом. По ногам тянуло сквозняком. Каждый зашедший или вышедший обязательно не закрывал дверь до конца, и она поскрипывала, пропуская осень в жарко натопленный зал.
- Эй, ты! Дверь закрывать надо. Здесь слуг нет, - не выдержал кто-то из сидевших ближе к выходу.
Та самая утренняя знакомая разносила постояльцам еду и временами стреляла глазами в угол под лестницей, где и расположилась Этель. Она не отвечала на взгляды, хоть и отчётливо ощущала их, но не хотелось лишних слов и вздохов. Дрожь постепенно проходила, а вместе с этим из-под лестницы к ней подкрадывалась усталость. Глаза норовили закрыться.
Этель простояла на разбитой мостовой до тех пор, пока не поняла, что сейчас захлебнётся в горьком дыму, что уже ничего не видит от заволакивающих глаза слёз. Она повторила заклинание четыре раза, и магия ухала, в воздухе сталкиваясь с ветром. Никто не отозвался. Все её силы рассыпал ветер по затянутым дымом улицам.
Когда огонь уже облизывал дома вокруг неё, Этель поняла, что ноги подкашиваются от усталости. Магия выпила, как всегда, слишком много сил. Этель и в лучшие годы не была искусным магом, а сейчас в её руках остались и вовсе жалкие остатки былой роскоши. Солёный привкус на губах – из носа закапала кровь.
Шагая к городу, она слышала, как ветер звал её обратно, но не обернулась.
- Дымом пахнет.
Этель вздрогнула, мгновенно просыпаясь. Она успела задремать над чашкой с чаем, а в это время к ней за стол подсела утренняя знакомая. И снова склонилась так, что ещё немного – и Этель ощутила бы ветерок её дыхания.
- Дымом пахнет, - повторила девушка. – Это старый город горит. Там давно пожары. Мы водой заливали, и даже мага Хаоса просили помочь. Ничего не получается, всё равно горит. Притихнет на пару дней и снова.
Она тряхнула головой, и хвост из неясного цвета волос метнулся от одного плеча к другому.
- Как тебя зовут? – оборвала её Этель, щурясь на девушку. Глаза щипало так, слово она всё ещё стояла посреди разбитой мостовой мёртвого города.
- Лита, - чуть удивлённо отозвалась та.
- Лита, я останусь здесь до вечера. Есть свободные комнаты?
Она кивнула, сделав такое сосредоточенное лицо, словно обдумывала, что за секретный смысл может таиться в словах Этель.
- В моих словах нет никакого секретного смысла, - произнесла она, основанием ладони подпирая лоб. Голова становилась слишком тяжёлой.
Волосы давно растрепал ветер, и Этель было лень собирать их снова. Только перебирая пряди, она уколола пальцы. Этель вынула шпильки и бросила на стол. Простые, из дешёвого металла, они кололись так же, как те, с драгоценными головками, брошенные в старой тронной зале. Освобождённые волосы упали на спину, и от этого на мгновение стало легче.
Ничего не изменилось, ничего. Просто тот, кто искал Эйрин шёл не на шаг впереди Этель, а на сотню шагов. Или даже не полторы сотни, и всё равно не мог её найти.

Глава 2. Убийцы и лилии

Просыпайся, императрица.

Маартен шагами мерил кабинет. От стены к стене и снова, до головокружения. Его сапоги грохотали по мраморным плитам так, что содрогались стены замка. А сырой плащ генерала сеял запах дождя. Теро наблюдал всё это, сидя в самом углу. Он удобно закинул ноги на стол и руки скрестил на груди – так, пряча лицо в тени, он и привык разговаривать с генералом.
Его уже мутило от этих разговоров на ночь, и Теро, чтобы вернуть себе хоть каплю спокойствия, смотрел, как вьётся вокруг огненного шара живая пушинка.
- У солдат настроения… к демонам, - генерал выплюнул ругательство с таким видом, будто слова другого не нашлось, а это было слишком мягким. – Они слушают этих сумасшедших на площадях. Слушают! Вместо того чтобы резать им глотки. Демоновы души.
Теро поморщился.
- Ты преувеличиваешь, мой друг.
- Как? Тогда ты сам оторвёшься от кресла и пойдёшь приказывать им, - рыкнул генерал, опустив оба кулака на стол, и стол вздрогнул.
- Ну спокойнее, спокойнее. – Теро всерьёз занялся изучением пряжек на своих сапогах. Начищенные с утра, они уже не блестели к вечеру. Он постучал каблуками друг об друга, и грязь, налипшая на тонкие подошвы, осыпалась. – Что ты хочешь предложить?
- Я не предлагаю, я делаю.
- И что ты делаешь? – тщательно маскируя нервные нотки покашливанием, поинтересовался Теро.
- Я ищу девчонку. Сколько ей лет должно быть? Пятнадцать? Прекрасно, будем показывать её как куклу. - Он замер у окна, казавшегося обнажённым без тяжёлой шторы.
- Да на что она тебе? Раздуваешь из мухи…
Маартен обернулся и мутным взглядом обвёл Теро с ног до головы, как будто видел первый раз. У того мурашки побежали по хребту, но он со скучающим видом отвернулся к пушинке: она всё ещё порхала вокруг огненного шара.
- Замолкни. Ты сказал мне, что императрица умерла.
- Ну да, она и умерла. – Теро повёл рукой, словно труп императрицы лежал прямо перед ним, на столе – гляди, если не веришь. – Сердце подвело, а может и твои остолопы помогли. Они с ней не очень-то церемонились. А тело я приказал сжечь. Или что, ты хотел устроить пышные похороны?
- Хватит болтать. Хватит болтать! – рыкнул генерал. – Ты лжёшь, ты её упустил. А она отсиделась где-нибудь в провинции и убила Сайорана.
Теро устало качнул головой, словно говорил с ребёнком. Очень упрямым и балованным ребёнком.
- Так я и думал, ты не в настроении, потому что твои дуболомы не могут найти убийцу.
- Какое, ко всем демонам, настроение!
Теро убрал ноги со стола и взглядом указал Маартену на соседний стул.
- Давай всё спокойно обсудим. Я ничего не понял, кого ты там ищешь и кого кому собираешься показывать?
Генерал нехотя опустился на предложенное место, и скрестил руки на животе. Расстёгнутый у горла камзол сверкал золотыми нашивками в свете единственного огненного шара. Теро не любил слишком яркого света.
- Так что, ты всё-таки решил её искать?
- Если ты хоть слегка пошевелишь мозгами… - Маартен стянул с рук перчатки и со злостью хлестнул ими по краю стола. – Я сегодня лично приказал казнить пятерых солдат за дезертирство. Что дальше? Что останется от армии?
Теро вздохнул тяжело, будто после сытного обеда слишком сильно затянул пояс.
- Они видят, что творится. Они боятся, - продолжил генерал, склоняя голову, что взглянуть в глаза своему собеседнику. Теро хмурился и пощипывал подбородок. – Они говорят о конце света.
- Ты хочешь вернуть в замок кого-то императорской крови? Но дочка императрицы на себя руки наложила.
- Да, - усмехнулся Маартен. - Но есть ещё её сестра.
Теро смотрел на него и думал, как летит время. Года два назад бравый генерал имперской армии с двумя десятками лучших солдат вошёл в залу, где заседал парламент, и предложил голосовать за то, чтобы назначить Теро консулом новой Манталатской республики. Год назад он гнал маарских захватчиков до самого Эрорского моря. Теперь он сидел напротив Теро и размышлял о том, чтобы вернуть на престол девчонку императорской крови.
«Как ты стал мелочен, друг».
- У императрицы был дядя. Его давным-давно сослали в Малтиль за кое-какие преступления.
Пальцы генерала, сложенные на отворотах камзола, ни не секунду не замирали.
- И где он сейчас? – Теро поднял брови, выказывая заинтересованность.
- Умер за год до переворота.
Лорд консул удовлетворённо кивнул: ещё один сильный маг, претендующий на власть, был ему ни к чему.
- У него имелась дочь. Куда она пропала после смерти папаши, никто сказать не берётся. Но девчонка жива, чтоб демоны меня побрали вместе с потрохами. И я найду. Ей пятнадцать, или около того – успеем ещё кости переломать и заставить улыбаться на публику. Пусть думают, что императрица вернулась.
- Пусть думают, что её выбрал мир, - негромко вторил ему Теро, но мысли… его мысли уже были далеко от наследниц и наследников престола.

- Встать! Быстро!
Топот, хлопают двери. Этель проснулась резко, будто рукой в перчатке из кожи демона её схватили за шиворот и тряхнули как следует. В комнате было темно, только из-за распахнутой настежь двери на полу лежало полотно тусклого жёлтого света.
- Встать, я сказал! - Голос звучал издали, из коридора.
Этель села на кровати и тряхнула головой. За окном серели сумерки провинциального города – редкие огненные шары на улицах и полоски света из наглухо зашторенных окон. В голове гудело, как от ударов колокола. Она собиралась подремать до ужина, чтобы восстановить силы, но проспала почти до ночи.
Внутри было холодно и пусто, только в груди скребло привычной болью. А в коридоре грохотали шаги, гремела от ударов мебель, и слышались окрики. Ещё минута, и они придут в её комнату, но бежать некуда. Лестницу наверняка уже перекрыли.
Этель нашарила тут же, на кровати сумку и плащ. Не понимая, правда ли комната успела так выстудиться, или руки трясутся от испуга, она бросилась к окну.
- Куда собралась?
В комнате вдруг стало очень светло. Закрывая глаза рукой, Этель отступила от подлетевшего к самому её лицу огненного шара и спиной прижалась к подоконнику. Пока глаза привыкали к свету, сумку у неё отобрали, а руку заломили за спину.
- Кто такая? Из какого города?
Один солдат потрошил её сумку, два других стояли в дверном проёме. Тот, кто держал её руку, пах потом и подвальной сыростью.
- В сумке есть документы.
- Отвечать, когда тебя спрашивают!
Этель подняла на него глаза, хоть из её положения подобное было трудно проделать. У солдата не было двух передних зубов.
- Отвечать!
Он дёрнул её за руку, и Этель вместо того, чтобы выкрикнуть ему в лицо, к каким демонам лучше отправиться, закашлялась так, что во рту стало солоно от крови.
- Отпусти её, больная какая-то, - брезгливо предложил кто-то со стороны двери.
Руке стало свободно, но тяжёлый сапог ткнул Этель под колено. Не сильно, просто как предупреждение – лучше не дёргайся. Она осела на пол.
- Глянь.
Сверху зашуршали бумагой, и Этель догадалась, что паспорт нашёлся. Тот, с выбитыми зубами, что-то недовольно пробурчал и бросил сложенный вчетверо лист на пол.
- Не та.
Этель смотрела на буквы, выведенные солнечным пером и кое-где расползшиеся от влаги, и глаза больше не поднимала.
- На пятнадцатилетнюю не тянет. Разве только на пятнадцать с половиной, - хохотнул кто-то со стороны двери.
- Заткнись!
Они вышли, топая так, что жалобно стонали половицы. В старом постоянном дворе все половицы и ступени были слишком говорливые. Чувствуя, как внутри клокочет и хрипит подступающий к горлу кашель, Этель подняла с пола паспорт и принялась разглядывать, словно видела в первый раз.
Чуть дальше, тоже на полу, лежали, рассыпанные, её шпильки. Бездумно она собрала их в горсть, снова высыпала на пол. Две взяла в рот и принялась собирать волосы на затылке. Шпильки скользили во влажных ладонях, и ныло колено, но она только сильнее сжимала зубы.
Вкус железа во рту…
- Да кого они ищут?! – прошипела она, ударяя кулаками по полу. Зазвенели оставшиеся шпильки и застонали половицы – о, они и так слишком натерпелись за сегодняшний вечер.

Она зажмурилась и склонилась к полу, так, что запах плохо мытого дерева ударил в нос.
Теро мог искать Эйрин, но не должен был так просчитаться с её возрастом. Эйрин исполнилось этой весной двадцать.

Прихрамывая, Этель вышла к лестнице. В коридоре было пусто, а на ступеньках, обхватив колени, сидела Лита. Тусклый шар белого пламени парил над ней, роняя на перила безвредные, тут же гаснущие искры. На одной ноте она тянула тоскливую песню.
Солдаты ушли, постоялый двор успел затихнуть – Этель ждала этого до самой темноты, скорчившись на полу.
- Кого они искали? - она остановилась рядом, облокотившись на башенку перил. Для экономии свет горел только здесь и в самом конце коридора, у крошечного окошка.
Песня оборвалась, и Лита обернулась к ней – лицо, бледное от света пламени – и скривилась в подобии плача.
- Не знаю. Кого?
- Я понятия не имею, - хмыкнула Этель невесело. Смеяться она не умела, но многие принимали кривой излом губ за усмешку, так и Лита сейчас.
- Почему вы смеётесь?
- Я? Нет. Я ухожу.
Этель спустилась вниз. Ступени пели и плакали под её ногами. В просторном зале, выполняющем здесь роли и столовой, и передней, и комнаты для регистраций, стоял полумрак. Столы были сдвинуты к стенам, и все окна, конечно, плотно задёрнуты. Свет падал только с лестницы, оттуда, где в непонимании вскочила Лита.
- Но лошадей не осталось, - донёсся до Этель её жалобный голос.
- Знаю.
- И ни у кого не осталось, думаю. – Снова раздался плач ступенек. Этель обернулась, и плач смолк – Лита остановилась от её взгляда, как вкопанная.
- Да. – Этель зашагала дальше по залу, различая сдвинутые столы на ощупь – липкие от несмываемого жира, от чужих рук и чужой еды. На ходу она щёлкнула застёжкой на плаще и надела капюшон. Вечером, как всегда, зарыдает дождь.
- Как же тогда…
- Не имеет значения. Закроешь дверь?
Она с усилием отодвинула тяжёлый засов. Паутинка охранного заклинания поддалась на удивление легко, и Этель открыла дверь в ночь. Шумели редкие капли, ударяясь об мостовую, и воздух отчаянно пах горечью пожаров. Тем серым дымом, которым чадят пепелища. Она на секунду закрыла глаза, вспоминая, как дождь бил по окнам замка, а воздух пах – нет, не горечью – ароматом ночных лилий, каждую ночь.
Дверь за её спиной не захлопнулась. Пока Этель шла по пустой улице в сторону мёртвого города, она чувствовала, как смотрят ей в спину. Но дым уже пах лилиями, а пальцы сжимались на отвороте плаща так, что сами немели.
Если бы она умела кричать, она бы закричала, и, может, тогда Эйрин вышла бы к ней, переборов свою тягу к одиночеству. Если бы она умела кричать и смеяться…
- Вселенский Разум!
Но они разрушили храм Вселенского Разума.

Он только стонал в ответ на удары, и магия ветром отскакивала от чёрных стен, вздымалась песчаными вихрями и ломала ветки вечноосенних деревьев. Храм вырывался из темноты её продолжением и изваянием чьих-то кошмарных снов.
- Страшно? – подзадорил Теро опустивших руки магов. Золотая лента на ордене трепетала от порывов ветра.
Замолчали ночные птицы.
- Хотите поклониться старому богу?

Ну, падайте тогда на колени. - Он засмеялся. - Эй ты, бог! Что-то ты сегодня не в настроении, да?
Храм ничего не ответил. Потому что старые камни не умеют разговаривать.
Огненные шары, парящие вокруг них, ярко освещали рощу вечноосенних деревьев. К храму не вело ни одной дороги, и ноги солдат по щиколотку утопали в опавших листьях, хоть вокруг весна плескалась лужами талого снега.
Теро обернулся на тех, кто пришёл поглазеть на небывалое зрелище – горожане испуганно отступали от рощи, жались в стороне. Но они пришли. Пришли!
- Ха, я понял, зачем вам была нужна императрица. Вы без неё шагу не ступите.
- Ты не слишком ли разошёлся? – Сайоран подступил сзади и взял его за локоть. Голос мага Хаоса, как всегда, вкрадчивый, раздражал Теро чуть ли не больше, чем храм, чёрным волдырём торчащий посреди столицы.
- В самый раз.
Он зашагал по жухлым листьям вперёд, к высоким ступеням из тёмного камня. Входа в храм не было – он закрылся сразу, как только его полукругом обступили солдаты. Каменные плиты срослись, не оставив даже щели, даже трещины в облизанных ветром стенах.
Теро воткнул меч прямо в листья у самого подножия ступеней, и ему послышалось, как храм вздохнул, а может, это ветер завыл в высоких колоннадах и в лепнине под крышей. Лорд консул скинул плащ: прохладной весенней ночью, когда ещё не сошёл снег с поникших лилий, ему вдруг стало жарко.
- Я помогу. – Он закатал рукава рубашки по локти и шагнул назад. Храм как будто навис над ним тёмной громадой, закрыв собой даже тонкий месяц в небе.
Снова тихий шёпот и единый мощный порыв ветра – дрогнули огненные шары. Храм застонал, гулко, долго. Хлопок – ветер магии столкнулся с чёрными стенами. На одно мгновение в мире исчезли все звуки, растворились все краски. Осталось только чёрное – храм, осталось только серое – небо за каменной громадой.
У Теро онемели пальцы. В эту секунду ему стало страшно, единственный раз страшно, потому что настоящий страх не нуждается в причинах, он рождается в сером небе и сыплется на землю нескончаемым дождём из белых искр. Сыпались искры – остатки шаров белого пламени.
И вдруг от меча, воткнутого в землю, к храму побежал белый луч. Он скользнул по ступеням, пополз вверх. На его пути крошился камень. Теро отступил на шаг, подчиняясь копошащемуся внутри страху, и только тут понял, что до сих пор сдерживает дыхание.
Храм рушился. Камни беззвучно падали, проваливалась крыша, крошились колонны, и в сером небе над ними всеми прорезались тонкие рожки полумесяца. Тонкие рожки новой жизни. Теро стало зябко от ночного ветра. Он потянулся к плащу, лежащему на ковре из опавших листьев, и тут мир очнулся.
Зашуршали листья под ногами, когда он поднял плащ. Тот был тоже весь в листьях и сырой. В темноте ещё несколько мгновений светились серебром руины храма, но потом погас и этот свет, а от огненных шаров ничего не осталось.
Только тонкий рогатый месяц над храмом. Над тем, что раньше было храмом вселенского разума. Теро раскинул руки в стороны, ловя осколки хрустального неба, сыплющиеся вниз, и засмеялся. По лицу текли капли крови – осколки царапали кожу.

Мёртвый город больше не горел, только чадил непроглядным дымом. Может, дождь потушил пламя, или оно утихло само собой. От вытлевающих изнутри домов пахло копчёным. В темноте Этель не зажигала огненных шаров, она шла почти вслепую и руками иногда касалась обгоревших деревьев и заборов. На пальцах оставались крошки золы.
Она уходила подальше от города живых, чтобы никто из любопытных, сидящих ночью под окнами, не увидел мерцания портала. Бледная, полумёртвая магия всё равно привлечёт внимание, и начнутся слухи.
К демонам. Ей нужно попасть в Морейн и немедленно, потому что ни на секунду в голове не утихает тоскливая песенка горького ветра. Кто бы знал, кто бы только помог понять, был ли её внезапный страх за Эйрин проблеском предвидящей магии или простым ночным кошмаром.
Этель замерла и закрыла глаза. В дымном воздухе все звуки становились тягучими и вязкими, как осенняя грязь. Здесь не пели птицы, и деревья не мели ветвями низкое небо, но в ночном шорохе она различила ещё звуки. Чужие, незнакомые. Кто-то ещё был в мёртвом городе. Кто-то был тут, и не считал нужным скрываться.
Мародёры? Она бы не удивилась. В эти годы Этель достаточно насмотрелась на них. Вслед за празднеством свободы в страну пришла разруха и беззаконие. Те, кто выкрикивал красивые слова, в полной мере ощутили холод приставленного к горлу ножа в подворотне.
Этель ушла в переулок между домами, прокралась, на ощупь различая каменные стены. Портал сорвался с пальцев так легко, что Этель на секунду простила мир за всё. Дверь в пространстве была бледной и дрожащей, и наверняка бы не продержалась больше пяти секунд, но держать её дольше Этель и не понадобилось. Она шагнула в Морейн, где туманную поволоку пронизывали тонкие лучи белого пламени.
Магия понемногу оставляла бывшую императрицу, она чувствовала. Этель знала, что так будет, когда подписывала отречение. Она отреклась от мира, и вслед за этим мир отрёкся от неё. Зачем ему предатели?

Выход портала попал в лес, чуть подсвеченный огненными шарами с близкой улицы – Этель, как и хотела, оказалась на самой окраине города. Забор с тяжёлыми коваными кружевами отгораживал лес от города. Идти к имению Сайорана ей предстояло долго, но впереди маячила вся ночь, до самого продрогшего рассвета.
- Ну, доброй ночи.
Она почти не удивилась и замерла, прикрыв глаза. Этель успела выйти на хорошо освещённую улицу, прежде, чем её окликнули. Слишком знакомый голос для того, чтобы оборачиваться.
- Уходи.
Она сильнее сцепилась в отворот плаща, едва не порвала уже истёртую ткань, и удержалась только из-за здравомыслия – плащ было жаль. Он один, а по ночам очень холодно. Каблуки сапог выбивали дробь по мостовой, и этот звук казался Этель оглушительным, но даже он не мог задушить тихий насмешливый голос.
- Невежливо. Хотя бы сделала вид, что рада видеть меня.
- Я не рада. Проваливай, бабушка.
- Ах, нахалка.
Этель не оглянулась, чтобы увидеть её ещё раз. Мир, как брошенный любовник, выгибался в болевом экстазе и ненавидел императрицу с каждым днём всё больше. Она его бросила! За это любого наказания будет мало. Пусть сходит с ума. Пусть поговорит со своей давно мёртвой прародительницей.

- Идёшь искать свою дочь, а она давно прячется от тебя по самым тёмным подвалам.
Руана, какой помнила её Этель, была высокой и тонкой. Рисовала губы на бледной коже – чёрным, и никогда не собирала волосы в причёску. Она носила открытые платья, обнажающие страшные шрамы на левом плече. Она оборачивалась к собеседнику в анфас и улыбалась только одним краем губ, потому что вся левая часть лица тоже была изуродована.
- Ищешь её, а она просто не хочет выйти тебе навстречу. Потому что ты ей не нужна.
- Да, я слышала. – Этель сжала зубы.
Руану Этель видела только раз или два, на портрете, что висел в одном из подвальных коридоров замка. Его не поднимали в общую галерею, его не сжигали и не убирали прочь от лишних глаз.
Просто женщина с тонкими чертами лица, чужой и не скажет, что императрица. Просто женщина в профиль. Левую часть лица Этель не видела никогда, но она знала, что та изуродована шрамами.
- Хочешь, я расскажу тебе свою историю? Это было бы занимательно. Слушай…
Этель знала, что Руана давно умерла, и кости её не истлели только потому, что лежат в их семейном склепе, где все лежат, как живые, только замурованные в крохотные каменные комнаты. Она знала, что Руану убили, и её нет. Но вкрадчивый голос всё равно преследовал ночами. Сначала – редко, потом всё чаще.
Мир корчился, хрипел от обиды и возвращал в жизнь тех, кто давно умер, и убивал тех, кому Вселенский Разум велел долго жить.
- Хоть бы мне никогда больше тебя не слышать, - прошипела Этель.
Она видела, как Руана приподнимает тонкую бровь в жесте невысказанного удивления.
- Маги времени могут видеть прошлое. Эйрин узнала всё, что произошло с тобой. Она могла бы найти тебя, если бы только пожелала. Не пойму, к чему все эти метания по городам.
- Если она не хочет меня видеть, то я хочу знать, где она. Хочу убедиться, что она жива.
- …Впрочем, она могла и умереть, - говорила Руана, не слушая ответов Этель, и откидывалась на спинку стула. В окно кабинета императрицы падал свет огненных шаров из сада. Там с тихими хлопками раскрывались бутоны ночных лилий. Руана улыбалась своим мыслям. – Молчишь? Молчи. Я расскажу тебе свою историю.
Она повторяла одно и то же сотни раз. Этель не помнила, когда впервые закрыла глаза, лёжа в постели, и вместо привычной пустоты и темноты снов увидела её – бабушку. Этель было холодно от её неосязаемых прикосновений.
В сотый раз…
- …И мой брат убил меня, чтобы захватить власть. Знаешь, чему я научилась? Никому в этом мире доверять нельзя. Когда ты начинаешь доверять, ты обязательно пропускаешь удар. А это слишком важно для нас с тобой. Демоны побери, мы же с тобой в чём-то похожи. Не находишь?
Этель тряхнула головой, замирая на перекрёстке. Она хорошо знала Морейн, но идти к его центру широкими освещёнными улицами не хотела. Предпочла пахнущие плесенью переулки.
- Жаль, жаль, что я не дожила до твоего рождения. Я бы сделала из тебя настоящую императрицу, - продолжала Руана, подпирая голову рукой. Она смотрела в окно, на цветущий сад и откровенно скучала.

racoon1111, спасибо, что читаете))) у меня сейчас очень напряжённое время в реале, совсем не урываю времени писать, но буду очень стараться урвать всё-таки)

А Этель шла по улицам Морейна, минуя каменные заборы и замолкшие фонтаны. Она останавливалась, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце, поднимала голову и видела башни главной библиотеки – они были видны из любой части города. Их крыши серебрились в отблесках белого пламени. Этель вздыхала, силой проталкивая воздух в сжавшееся, как будто от рыданий, горло.

Теро проснулся ночью от того, что дико болела онемевшая шея. Он заснул прямо в кресле, вытянув ноги и даже не расстегнув камзол. Верхняя пуговица врезалась в нежную ямочку между ключицами. В последнее время он часто спал так – в самых неожиданных уголках замка, и собственный кабинет даже стал традиционным местом его ночёвки. Теро подумывал, что не мешало бы сменить неудобное кресло на что-нибудь помягче.
За окном тускло мерцали шары белого пламени. И по тропинкам сада бил дождь, обрывая с деревьев последние листья. Настроение Теро, и без того не идеальное, поползло вниз. Он вспомнил, как днём разговаривал с Эрвином – главой касты природных магов.
Маг притащился в замок вообще не понятно, за каким демоном. Пришёл и начал вздыхать под ухом у Теро. Он был единственным, кто держался у власти в своей касте ещё во времена императрицы, и сумел удержаться, когда пришёл лорд консул. У Эрвина была потрясающая способность приспосабливаться ко всему, включая бесконечный серый дождь.
- Деревья умирают, - вздохнул он, когда Теро вдоволь накричался на капитанов стражи.
Эрвин стоял за спиной консула и зябко поводил плечами. Тёмно-зелёная мантия, мокрая от дождя, висела на нём так печально, что не спасала положение даже брошь с драгоценными камнями.
- Ну, скажите садовникам, - буркнул Теро, не очень-то вслушиваясь в то, что бормочет за его спиной сумасшедший маг.
- Нет, вообще-то, везде умирают.
- Не понимаю! – Теро раздражённо тряхнул руками. Только очередной проблемы на его шею и не хватало.
- Умирают, - пожал плечами Эрвин, словно говорил о заклинании по созданию огненного шара – так же, между делом и не особенно углубляясь в подробности. – Ещё летом началось это.
Неудачный разговор с Маартеном ещё не выветрился из головы, и девчонка, которую тот собрался искать… Вот проблема поважнее. А здесь ещё какие-то деревья.
- И что теперь? – Теро обернулся к Эрвину, кривя рот в непонятной гримасе.
Маг природы отводил глаза и поджимал губы. Он выглядел старым и уставшим: глубокие морщины залегли у уголков глаз, и от причудливой игры теней казалось, что там всё время блестят слезинки.
- Мир умирает, - сказал он, глядя мимо. Не просто мимо Теро, но и мимо стен замка, как будто созерцая этот самый эфемерный мир. Теперь, кажется, в уголках его глаз заблестели настоящие слёзы.
- Что я сделаю с ним? Мир, не умирай! – Теро артистично воздел руки к потолку. Темнота осталась безучастна, а вот шары белого пламени качнулись от взмаха его рук. Эрвин вздрогнул.
- Мир хочет вернуть императрицу.
- О, терпение моё, терпение! – воскликнул Теро, разворачиваясь и широкими шагами уходя по галерее. Уйти хотелось куда угодно, лишь бы избавиться от назойливого советчика, но судя по шороху шагов, по шелесту мантии по каменному полу, тот тащился следом. – Храма уже давно нет, а все головы забиты идиотскими предрассудками.

Теро шагал по галерее, даже сам не зная, куда направляется, и руки, сложенные за спиной, отчего-то немели. Убранные, вычищенные стены в шёлковых драпировках сменялись потрескавшимся камнем и сухим плющом – они дошли до восточного крыла замка. Ещё с десяток шагов, и покажется спуск в старую тронную залу. Здесь, чуть меньше двух лет назад, умерла императрица.
О нет, Теро не питал никаких иллюзий на счёт того, что она не добежала до границы, и её загрызли хршасские волки, пущенные по следу. Он прекрасно понимал, что ей удалось скрыться. Но ещё лучше Теро знал, что она не вернётся. Орлана была кем угодно – стервой, похоронившей лучших воинов Маартена в песках у границ, притворщицей, очень удачно сыгравшей роль отчаявшейся женщины. Но дурой она не была.
Дурой она не была совершенно точно, и поэтому Теро упивался этой уверенностью – она не вернётся. Не вернётся – не сможет же справиться с целой армией. Не вернётся, если её не позвать обратно, чем эти сумасшедшие и собираются заняться, словно бы не они били в барабан революции, крича, что устали сгибаться под непосильным гнётом.
- И что вы предлагаете мне? – Он слушал, как бьют каблуки сапог по каменному полу. Уходил дальше и дальше от тёплых обжитых комнат замка, в восточное крыло, пыльное и холодное, засыпанное сухими листьями.
- Нужно найти родственников Орланы. Долже же был у неё кто-то остаться. Не обязательно среди магов. Может, среди людей. Вероятно, нам повезёт, и мир примет нового правителя…
- Я больше не хочу слышать об этом!
Сговорились они вчера утром что ли? Свести его с ума решили?
У него от одного только воспоминания о том разговоре руки начинали дрожать от ярости. Лорд консул готов был закричать. Он был зол, о, как же он был зол!
Теро потянулся так, что захрустели суставы. В голове было необычно ясно, хоть и сны приходили все сплошь мутные. Не зажигая свет, он вышел из кабинета.
Боль в затёкшей шее и глупые сны – это ничего. Как он слышал, кабинет императрицы – самое безопасное место во всём замке: окна не пробить ни одним заклинанием, дверей вообще нет. Только хозяин может войти и выйти, открыв портал, а хозяином здесь пока что был Теро.
И с ночи на ночь он ждал покушения.
От ночной прохлады Теро быстро продрог. Плохо освещённые галереи пустовали – у нового правительства не хватало финансов, чтобы обеспечивать такую уйму прислуги и стражи, которую содержала императрица, поэтому охрана отиралась только на первом этаже и на лестницах. Это было даже на руку Теро, он бы не хотел, чтобы под дверью его спальни стоял здоровяк, вооружённый до зубов.
Зевая, он прошёлся по галереям, воющим от сквозняков. Хотелось забыть обо всём и забраться под одеяло, измученный ночными бдениями организм требовал отдыха, но нельзя, нельзя. Предутренняя темень – самое опасное время. В это время убили Сайорана, потому что он спал и не смог защититься.
Кровь на простынях! Как же это пошло. Кровь на стенах и на полу. Кинжал, который даже не потрудились вынуть из его развороченной груди. Дикий оскал на лице – от боли, кажется. Сайоран умер не сразу, о нет. Его окоченевшие пальцы сжали край одеяла.
Теро усмехнулся сам себе. Той ночью он ещё был в Морейне, а утром уже нет – ушёл на встречу. А Сайорана первым нашёл кто-то из слуг.