И снова образы животных заполнили разум Клауса. Он был беснующимся псом с пеной у рта и налитыми кровью глазами, Таки – маленьким чёрным котёнком, а Ханс – сверкающей змеёй, извивающейся между его лап. Все его инстинкты кричали убить змею. По крайней мере, причинить ей боль. Показать ей, что ей здесь на место. Что её место далеко. В прошлом. Но вместо этого, всё ещё пылая яростью, он последовал за Таки на выход, на улицу.
Он никогда не чувствовал такого раньше – такого необоримого вибрирующего гнева, пронизанного раскалённой ревностью. Даже когда пули отскакивали от стен рядом с головой Таки, он не чувствовал такой беспомощности. Как, чёрт возьми… откуда этот хладнокровный ублюдочный Ханс узнал эти слова? Почти те же самые слова…
У Таки тоже голова шла кругом. Возьми меня с собой. Это просто. Тебе просто нужно сделать меня… он уже не понимал, чей голос слышит в своей голове – Клауса или Ханса. Тебе просто нужно сделать меня своим. Вот. Это точно говорил Клаус.
Таки обернулся. Выражение лица Клауса было странным, пугающим, и сердце заколотилось быстрее.
«Оригами,» - подумал Клаус. Первый раз, когда он обратил внимание на Ханса, тот складывал оригами под столом. – «Как, чёрт возьми, до этого дошло?»
Внезапно он почувствовал головокружение, и сам засмеялся над собой, до чего он довёл себя своими мыслями.
- Клаус? – Таки обернулся к нему.
Его голос вернул Клауса к реальности, но головокружение не прошло.
- Я…
- Что с тобой? Ты в порядке?
Клаус внезапно почувствовал, что рука болит просто адски и понял, что она уже некоторое время пыталась привлечь его внимание, а когда не получилось, видимо, взялась за него всерьёз. Ага, спасибо, он почувствовал.
- В порядке.
- Нет, не в порядке. Идём в лазарет.
- Чтобы Сугури опять меня щупал? Я пас.
- Клаус…
- Я просто… - он глубоко вздохнул и огляделся. Так, они во внутреннем дворе, значит, его домик совсем рядом. - Отдохну немного. Пару часов, - он улыбнулся. – Ты только не… не делай никого ещё своим рыцарем, пока я сплю, ладно?
Сердце Таки кольнуло. Клаус пытался шутить, но его слова тяжело дались им обоим. Они придали ситуации сюрреалистический тревожный оттенок.
Он пошёл с Клаусом к его домику.
--------------------------------------------------------------------------------------
Таки поколебался, прежде чем ввести иглу в руку Клауса, но понял, что без этого не обойтись, когда заметил пот, обильно выступивший на его лице, и услышал его тяжёлые прерывистые вздохи. Клаус указал на неприметный квадратный свёрток в углу, и Таки, достав из него один из последних флаконов, приготовил шприц. Успокоенный и с малой толикой вины он наблюдал, как Клаус со счастливым вздохом откинулся на подушку.
Когда сладкое облегчение наполнило его вены, Клаус приоткрыл один глаз. Таки сидел на придвинутом к кровати стуле и наблюдал за ним. К такому можно было привыкнуть.
- Ты же не будешь… - попытался Клаус напрячь затуманенное сознание, - ты ведь не станешь, да?
- Что?
- Делать того, о чём он просил.
Таки аккуратно положил шприц на прикроватный столик, чувствуя, что у него внезапно вспотели ладони.
- Конечно, нет.
Но произнеся это, он почувствовал укол вины. С ужасающей неотвратимостью он начал понимать, что ему понадобится помощь Ханса, тем более теперь, когда Клаус выбыл из строя. Мы сможем победить, если разгадаем стратегию Рутгенштейна. У него ещё не было противника, который знал бы его так досконально. Это будет похоже на обезвреживание бомбы.
Вот что имело значение. Стратегии. Планирование. Преимущества. Победа. Всё остальное… рыцарство, клятвы и предназначение. Это всё вторично. Важна только победа.
Таки посмотрел на забинтованную руку Клауса, на его исполинское, теперь расслабленное тело, на полузакрытые веки и ощутил знакомую опасную горячую волну. Он вытер ладони о пальто.
- Я оставлю тебя отдыхать.
Но едва он приподнялся со стула, как Клаус открыл глаза и взглянул на него странным незнакомым взглядом.
- Он сделал что-нибудь? – и в его голосе прозвучали неуловимые нотки, которых Таки раньше не слышал.
- Что?
- Ханс. Сделал что-нибудь, пока меня не было?
- В смысле «что-нибудь»? – Таки попытался притвориться, но отвёл глаза и выдал себя.
Клаус почувствовал, словно невидимая рука сдавила ему горло. Он резко сел на кровати.
- Я убью его.
- Нет, - Таки раздражённо вздохнул, снова ощущая нереальность происходящего. – Не смеши. Он ничего не сделал.
Клаус вгляделся в него сквозь морфиновый туман. Правда.
- Почему ты подумал, что он мог что-то сделать? – внезапно, нахмурившись, спросил Таки.
Луч света упал Клаусу на лицо, и он закрыл глаза. Нахмурился.
- Он змея.
Его тон, слова. Снова всё незнакомое. Таки запутался. Он чувствовал, что-то… что-то не так. Клаус сидел на краю постели, а Таки замер и, сжав губы в жёсткую линию, прокручивал в голове их диалог и гадал, в чём же дело.
Затем Клаус вновь поднял голову и взглянул на него знакомым взглядом. Улыбнулся знакомой кривой усмешкой. Золотые глаза знакомо блеснули.
- Ты, вроде, уходить собирался?
Таки знал эту улыбку. При виде её он почувствовал облегчение. Знакомый комфорт. Клаус потянул его на себя.
--------------------------------------------------------------------------------------
- Ты сказал «да», - горячо выдохнул Клаус ему в шею и глубоко втянул его аромат. К нему невозможно привыкнуть. – В прошлый раз. Перед тем, как Сугури застукал нас.
Таки потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что его руки инстинктивно отталкивают Клауса. А потом он почувствовал горячие губы на своей шее. Щетину. Зубы. Он задрожал, и Клаус притянул его ближе, обхватывая ногами.
- Я предполагаю, что твоё согласие всё ещё в силе? – он ухмыльнулся. – Говорю как адвокат.
Он не ожидал, что тонкая рука ляжет на его затылок, пальцы сожмутся крепче.
- Клаус…
Теперь уже он затаил дыхание.
Я скучал по тебе – сказал он тогда так небрежно и многозначительно. Когда Клаус посмотрел на него, Таки снова пришёл в смятение. Как вообще можно ответить так, чтобы это было уместно? Какими словами можно описать эту чёрную безысходность отсутствия Клауса? И если он скажет это, что останется от него? Что останется от клятв, которые он приносил своему народу?
- Я… рад, что ты в безопасности, - наконец, выдавил он и сам расстроился от того, как скудно и невнятно это прозвучало. – Что ты вернулся.
Клаус моргнул. Таки покраснел, уставившись ему куда-то за правое плечо. Клаус поцеловал его, ухватив пальцами здоровой руки за подбородок, вторая, бесполезная, болталась между ними. И все образы змей внезапно померкли. Он поцеловал Таки снова – облизнул сначала верхнюю губу, потом нижнюю, нежно потянул зубами, раскрывая его рот, проник языком глубже. Таки задышал тяжело, его пальцы на шее Клауса сжались сильнее. Он подумал, не член ли Таки так давит сквозь одежду – его-то собственный давным-давно болезненно упирался в штаны, желая освободиться из них. Сочетание боли, морфия и запаха Таки были почти невыносимы. Клаус отстранился, снова ощущая головокружение.
- Я не знаю, как ты делаешь это со мной, - пробормотал он, – каждый раз. Я едва не схожу с ума.
Таки судорожно вздохнул и посмотрел на него сверху вниз, задаваясь вопросом, не морфий ли это говорит в нём.
--------------------------------------------------------------------------------------

Клаус ошеломлённо наблюдал, как Таки помогает ему избавиться от пальто. Он попытался расстегнуть его сам одной рукой, и Таки помог ему с такой явной нерешительностью, что Клаус почти слышал, как мечутся его мысли. Пальто упало на пол.
Он притянул Таки к себе на колени, а потом перекатил и завалил на кровать, проклиная своё ранение.
- Ну как своевременно, ты подумай, - пробубнил он себе под нос, - остаться одноруким в такой момент.
Прикрыв глаза, Таки наблюдал, как Клаус стаскивает с него одежду, и когда оказался обнажённым, почувствовал руку Клауса, медленно ползущую вверх по его бедру. Большой палец прошёлся по члену, рука поползла дальше вверх, к груди, горячая и тяжёлая. Жёсткая ладонь чуть царапала кожу.
Клаус убрал руку и попытался расстегнуть ремень. И снова Таки с нерешительностью, сквозившей в каждом его движении, медленно вытащил ремень из пряжки, поднял глаза и покраснел.
- Таки, - простонал Клаус, - не смотри на меня так. Я ни черта не смогу себя контролировать, - он потянулся вниз и сжал его член, поймал поцелуем его крик.
Время словно пульсировало, длилось бесконечно, когда Клаус сполз вниз, облизывая его член, летело вперёд бешеными толчками, совпадая с его жадными движениями, а потом и вовсе перестало существовать, когда Таки погрузился в удовольствие с головой. Он разлепил глаза, всё ещё слыша отголоски собственных криков под потолком комнаты, почувствовал пальцы Клауса, кружащие возле его входа, и громко ахнул. Клаус действовал осторожно, и несколькими нежными толчками выпустил сперму Таки изо рта.
- Чувствуешь? – спросил он, втирая её внутрь, заталкивая пальцами. – Всё внутри.
От ощущения скользящих в нём пальцев Таки выгнулся, запрокидывая голову, глаза широко распахнулись. Клаус полюбовался на его изогнутую, как лук, спину, рассыпавшиеся по подушке волосы, сжатые кулаки. Он глубоко вдохнул и попытался взять себя в руки.
- На этот раз мы всё сделаем правильно.
--------------------------------------------------------------------------------------
И снова время исказилось, остались только Клаус, его горячая рука и голос, волнами прокатывающийся прямо по коже.
- Уже три пальца, - и Таки снова был почти на краю. – Сюда может поместиться и вся рука.
- Не надо, - задохнулся Таки.
- У меня есть кое-что получше, - с усмешкой согласился Клаус.
Он продвинулся вперёд, снова проклиная свою повязку и устроил ноги Таки к себе на бёдра, потёрся о горячий вход, дразня, и Таки вздрогнул и затаил дыхание.
Клаус молился всем богам, которых знал, чтобы никто не начал колотить в дверь.
--------------------------------------------------------------------------------------
И сразу же разум и тело Таки заполнились до отказа. Он вцепился в плечи Клауса, его стоны словно обрели собственную жизнь. Клаус склонился над ним, упираясь лбом в подушку. Наконец-то оказавшись внутри, он изо всех сил старался оставаться неподвижным.
«Две минуты», - уговаривал он себя и, чтобы сдержаться, вызывал в памяти страшные образы их прошлого раза. Кровь, сдавленные рыдания, бессознательное тело Таки на его руках. И теперь, на этом же самом месте, он собирался сделать всё правильно. – «Две чёртовы минуты, Вольфштадт. Ты сможешь. Держи себя в руках.»
- Невероятно, - мучительно выстонал Клаус. – Эта… пульсация… ты нарочно это делаешь? Я мог бы кончить прямо так.
Таки заёрзал, перехватывая воздух приоткрытым ртом:
- Клаус… - он едва заметно пошевелился, чуть приподнимая бёдра вверх. Как будто сам хотел… Клаус усилием воли обуздал себя.
- Ещё нет, - выдавил он, сам не веря, что говорит это, - ещё минутку, ладно?
И, наконец, переждав, чтобы дать телу Таки привыкнуть, он мучительно медленно вышел до половины. Таки напрягся и зажмурил глаза.
- Посмотри на меня, - попросил Клаус.
И как только Таки открыл глаза, он снова ворвался внутрь, лишая его дыхания.
--------------------------------------------------------------------------------------
После нескольких пробных неглубоких толчков Клаус начал погружаться полностью, стараясь попасть в то место, от которого Таки всегда сходил с ума, упиваясь его непрерывными отчаянными стонами. И поскольку в дверь никто не постучал, он теперь стал молиться, чтобы не проснуться.
Меньше, чем через минуту Таки отвернулся в сторону, краснея и дрожа, и Клаус похолодел, ожидая повторения прошлого раза. А потом понял.
- Ты снова кончил? Уже? – эту фразу он придерживал, чтобы поддразнивать, но теперь она выражала лишь его безмерное удивление. Он даже не прикоснулся к члену Таки. Но невозможно было ошибиться, ощущая эти сладкие судороги, ритмично сжимающие его.
Зарычав, он впился в кожу на ключице Таки, втягивая её в рот, заставляя его тихо застонать.
- Я хотел бы трахать тебя часами, но с такой скоростью…
Он снова поцеловал Таки, сделал ещё несколько коротких толчков, вглядываясь в его глаза, затуманенные удовольствием, но не отрывающиеся от него. Чёрные волосы, взмокшие от пота, налипли на щёку, укрыли правый глаз и разметались по подушке Клауса. Последние крохи самообладания испарились. Он дёрнул Таки, перевернул его на живот и начал врываться быстро, жёстко, сладко. Таки выкрикнул его имя. И поскольку никто не стучал в дверь, и Клаус ещё не проснулся, то теперь он молился, чтобы Таки не сказал того единственного слова, которое могло бы остановить его. Он врывался в маленькое бледное тело Таки, чувствуя как от толчков у того подкашиваются ноги.
- Нравится? – прорычал он сквозь стиснутые зубы. – Когда я так сильно трахаю тебя?
- Клаус..!
И между толчками:
- Интересно… когда-нибудь… ты признаешь… это? – и он снова почувствовал знакомое напряжение и дрожь, когда Таки вцепился в простыни.
И потом внезапно:
- Нет… - Клаус боролся с собой, тяжело дыша. Сможет ли он остановиться сейчас? Но следующие слова успокоили его: - Нет, только не снова…
- Всё хорошо, Таки, кончай. Кончай для меня.
Таки увидел, как его слёзы капают на простыню, но он знал, что это не были слёзы боли. В его теле просто не осталось места ни для чего: ни для дыхания, ни для слёз, ни для удовольствия. Он был до краёв полон Клаусом. Его мышцы внезапно сжались так сильно, что Клаусу стало почти больно. Таки ахнул и выгнулся под ним. И Клаус тоже не сдержался.
- Чёрт, Таки, я сейчас кончу. Я наполню тебя.
Он сгрёб чёрные волосы в кулак и запрокинул его голову назад, а потом вошёл так глубоко, что, мог бы поклясться, упёрся во что-то. По краю сознания скользнула чёрная змея. Он уже не в первый раз представлял с Таки Ханса.
Таки почувствовал, как из него потекло. А когда удовольствие схлынуло, пришла боль. И прямо перед тем, как Клаус кончил, он слышал его шёпот возле уха: «Ты мой. Будь только моим».
----------------------------------------------------------------------------------------------
Таки рухнул на живот, сворачиваясь калачиком, стараясь не попасть в липкую лужу.
Клаус лежал на спине, плавая в океане боли, морфия и абсолютного блаженства. Это был лучший секс в его жизни.
Интересно, как на это повлияло отсроченное удовольствие? Просто надо полтора года откладывать, потом сделать пару попыток, закончившихся полной катастрофой, которую даже изнасилованием не назовёшь. Потом вымаливай прощение, доказывай свою преданность, пару раз чуть не сдохнув в процессе. И тогда ты получишь свой приз.
Он посмотрел на лицо Таки – в уголках его глаз до сих пор стояли слёзы. Его красивое бледное тело неловко скрючилось. Клаус почувствовал покалывание в своём опустошённом члене, и ему захотелось обнять Таки. Просто обнять, чтобы стать… ближе.
- Простыням конец, - сказал он, - надо их сбросить.
Как красноречиво.
Но Таки устало приподнялся, и Клаус быстро скинул простыни. Когда они улеглись, он натянул сверху одеяло и прижал Таки к своей груди, снова удивляясь отсутствию сопротивления. Клаус погладил его по бедру, скользнул пальцами к приоткрытому отверстию, легонько покружил, едва ощутимо надавливая.
- Там мы тоже вместе.
Унижение. Как осколок стекла.
- Не надо, - знакомым тоном.
Клаус смешался. Потом порадовался, что услышал его впервые за этот вечер.
Тесно прижатый к нему Таки почувствовал болезненную пульсацию и саднящее ощущение в нескольких местах. Ему казалось, что его влечёт под откос, а он может только переставлять ноги, не в силах остановиться и рискуя упасть каждую секунду. Он глубоко вдохнул, почувствовал запах кожи и пота Клауса и сразу же: стыд. Скверна. Он почувствовал себя грязным и попытался отстраниться, но Клаус, не глядя на него, подтащил его ближе.
- Ещё пару минут, ладно? Пожалуйста.
--------------------------------------------------------------------------------------
Сон медленно овладевал Клаусом, его дыхание шевелило волосы на макушке Таки, а обрывки мыслей скользили в голове.
Это было приятно, правда? Я знаю, что было. Я это чувствую. Почему бы тебе тоже не признать…
Таким и должен быть секс. А не таким, как в прошлый раз. Я так сожалею, о том, что произошло в прошлый раз…
Таким и должен быть секс. В нём нет ничего плохого или безнравственного, или грязного, если мы оба…
Мы любим друг друга. Я знаю, ты никогда не скажешь, но я знаю… наверное…
Я люблю тебя. Я люблю тебя так сильно, что это причиняет физическую боль, и тогда мне хочется причинить боль тебе, чтобы ты понял, как сильно…
И последняя, наконец, законченная мысль:
Я знаю, что я чувствую. Но я много думал и теперь, кажется, понимаю, что сдерживает тебя. Это место. Эта форма. Твой долг. Твоя семья. Они всегда говорили тебе остерегаться этого. Но это хорошо. Это любовь. Пожалуйста, люби меня.

Глава 8. Такие слова, как доверие
Да, вот так. Звучало неплохо. Не то, чтоб прям здорово, но вполне неплохо. Клаус очнулся от наваливающегося сна и оторвал подбородок от макушки Таки.
- Таки?
Тишина. Только грудь мягко поднимается и опускается.
Испытав почти облегчение, Клаус снова закрыл глаза, пропуская пальцы сквозь тёмные волосы. Словно шёлк.
Послеполуденное солнце заливало лучами маленький домик. Клаус задумался. Двое взрослых мужчин, командир и капитан дрыхнут посреди дня накануне битвы, которая определит судьбу половины мира!
Может, это и к лучшему. Всё равно эти слова звучали хорошо только в его голове.
------------------------------------------------------------------------------------------
Когда Таки проснулся несколько часов спустя, он был один. Он сел, чувствуя, как немного побаливает тело, но, в общем, в порядке.
Солнце было высоко, и он попытался прикинуть, сколько времени. Середина дня. Он ещё успеет проследить за подготовкой к бою. Глупо было заснуть вот так. Если данные верны, то Рутгенштейн близко. А если бы произошёл воздушный налёт? А он так крепко спал. Со смущением он вспомнил, что заставило его так крепко заснуть.
Снаружи послышались тяжёлые шаги, дверь распахнулась, и Клаус шагнул внутрь.
- Эй, - сказал он, улыбнувшись при виде Таки.
Сердце Таки зачастило.
- Сбегал в лазарет.
Таки потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, что Клаус ранен.
- Всё в порядке?
- Конечно, в порядке. Просто повязку сменил, - проснулся от такой боли, что ты не поверишь. Увидел, что из повязки только что не капает, запудрил мозги Сугури, когда он пытался выведать, как я довёл рану до такого состояния, но заставил его пообещать, что тебе не расскажет. – Не беспокойся.
Подозрительный взгляд сопровождал его, пока он закрывал дверь.
- Который час?
- Почти три.
- В четыре у меня совещание с командующим Четырнадцатой дивизии.
«И Ханс будет там», - подумал Таки, но вслух не сказал. Он потянулся за одеждой.
Клаусу хотелось себя пнуть. Он рассчитывал вернуться до того, как Таки проснётся. А теперь он упустил момент. Слова, которые пришли к нему в полудрёме, так и крутились у него в голове, как скаковые лошади на старте.
Таки, послушай. Я тут подумал и…
Нет. Не надо ему это говорить. Конечно, не надо, чёрт возьми!
Он сидел на краю кровати, с нежностью наблюдая за взъерошенными волосами Таки, его белоснежной кожей, исчезающей под покровом рубашки. Он заметил красную отметину на ключице, там, где он втянул сладкую кожу в рот сразу после того, как Таки кончил на его члене. Неужели это произошло всего пару часов назад?
Краем глаза он заметил нефритовое пальто Таки, валяющееся на полу и поднял его. Ему показалось, что в домике пахнет цветами. Он почувствовал запах, едва переступил порог.
Таки вскочил на ноги и быстро оделся, застегнул манжеты, провёл рукой по волосам в попытке привести их в порядок. Клаус встал и распахнул для него пальто. Их взгляды встретились на секунду, а потом Таки повернулся к нему спиной и позволил накинуть пальто ему на плечи, что получилось у Клауса довольно ловко даже одной рукой.
Повернувшись, Таки заметил на столе стопку книг – вероятно, те немногие, которым посчастливилось пережить обыск Хасебе. Теперь казалось, что это было давным-давно. Таки стало интересно, что это за книги. А потом он задался вопросом, откуда Ханс узнал, что учебник спас Клаусу жизнь.
И внезапно на него нахлынули воспоминания – жар Клауса, когда он наполнял его, подавляющая мощь его тела, его неутомимость. Неверие, как в первый раз, в его размеры. Его улыбка, за которую он цеплялся, как за якорь, когда его с головой захлёстывало чувство, в возможность которого он никогда не верил. По крайней мере, для себя.
Таки начал застёгивать пуговицы пальто, злясь на себя за эти воспоминания и остро ощущая присутствие Клауса за спиной, его руку на плече, которую он так и не убрал. Его пульс снова ускорился, и в голове возникла абсурдная мысль, что Клаус знает, о чём он только что подумал.
Рука скользнула ниже, обвила талию. По спине Таки побежали мурашки. Он ожидал почувствовать губы на своей шее. Он вспомнил, как Клаус простонал ему в ухо несколько часов назад: «Я не знаю, как ты делаешь это со мной, каждый раз. Я едва не схожу с ума.» Таки понял, что и сам может сказать то же самое. Одного только присутствия Клауса за спиной и его руки на поясе было достаточно, чтобы его тело вновь восставало против него, предавало его.
«Пожалуйста, только не сейчас, - взмолился Таки про себя, - сейчас я не смогу сказать тебе «нет».
Он не ожидал, что Клаус уткнётся лбом в его затылок, бросив все силы на то, чтобы не двигаться. С облегчением он услышал смешок Клауса.
- Ты так хорошо пахнешь.
Всего через пару секунд Клаус поднял голову и убрал руку. Таки застегнул последнюю пуговицу и шагнул к двери. Клаус ровно вздохнул и засунул руку в карман.
Надо было всё-таки сказать ему.
-------------------------------------------------------------------------------------

Таки пришлось собраться с духом, прежде чем он смог сказать Клаусу не ходить на совещание.
- Почему нет, чёрт возьми?
- Ты не идёшь на задание. В инструктаже нет смысла.
Клаус разозлился. Он думал, что Таки забудет о словах Сугури.
«Чёрта с два я не пойду на последнее задание», - подумал он, но говорить об этом Таки не собирался.
- Я хочу знать о ходе операции, - сказал он вместо этого.
- Я не хочу, чтобы ты знал, - тихо ответил Таки.
- Почему нет, чёрт возьми? – повторил Клаус свой вопрос, но теперь уже совершенно другим тоном.
Грохот шагов прервал их разговор. Колонна солдат трусцой выбежала из-за угла, мощный сержант-инструктор выкрикивал команды. Дисциплина не позволила им даже взглянуть на Таки и Клауса.
Они приблизились к корпусу, в котором должно было начаться совещание. Осенний ветер нагнал облака на солнце, небо нахмурилось, обещая скоро пролиться холодным дождём.
- Я тебе не верю, - сказал Таки, когда солдаты скрылись из виду.
- Что? – у Клауса ёкнуло сердце.
- Я не верю, что ты не последуешь за нами. Если тебе будет известен план операции, ты ослушаешься меня и ввяжешься в бой. И тебя снова ранят. Или хуже.
- Я пришёл сюда, чтобы сражаться рядом с тобой, - напомнил Клаус. Объяснение Таки принесло некоторое облегчение, но первые его слова очень сильно подействовали на него. Тем более, что именно так он и планировал поступить. – А в сражении всегда есть риск, что тебя ранят. Или что похуже.
- Ты не здоров. Ты не можешь сражаться в полную силу. А значит, завтра ты станешь лёгкой мишенью. Обузой.
Таки долго подбирал слова, он знал, что придётся пустить в ход тяжёлую артиллерию, чтобы заставить Клауса остаться. Такие слова, как «доверие» и «обуза» подходили лучше всего.
- Да я же…
- Если ты ослушаешься меня на этот раз, - пристально глядя ему в глаза, отчеканил Таки, - я больше не смогу тебе доверять.
Клаус смотрел на него, чувствуя себя абсолютно беспомощным. Сейчас Таки был подобен стальной стене. Но его следующие слова звучали намного мягче:
- Возвращайся к себе, отдохни.
«Да, конечно, разбежался!»
- Могу я хотя бы остаться с тобой на ночь? – слова слетели с его губ внезапно даже для него самого. Глаза Таки расширились от шока, он отвёл взгляд. Клаусу показалось, что что-то разбилось у него внутри. Ну, сейчас он получит!
«Честная сделка» - подумал Таки, чувствуя как горят щёки, и, не поднимая взгляда, ответил:
- Отлично.
И начал подниматься по лестнице в здание в то время, как Клаус, стоя внизу, пытался осмыслить его ответ. Что это, мир что ли перевернулся с ног на голову? Или у него галлюцинации от морфия?
На полпути к Таки в голову пришла мысль, заставившая его остановиться. Хасебе, стоящий возле двери и увлечённый разговором с полковником, заметив его, отдал честь, но Таки не обратил на него внимания. Он говорил с Клаусом о доверии, использовал чувство долга и преданность Клауса против него самого, а сам несколько часов назад солгал ему. И ложь его была чудовищна.
Ты ведь не станешь, да? Делать того, о чём он просил, - спросил у него Клаус.
Ханс Регенвальд. Его невыполнимая просьба, которая теперь не казалась такой уж невыполнимой. Ханс будет рядом с ним в бою, в то время как Клаус останется позади.
Конечно, нет, - ответил ему тогда Таки.
Он обернулся. Клаус всё ещё стоял у подножия лестницы, пытаясь переварить непостижимый ответ Таки. И который удивился ещё сильнее, когда увидел, как Таки внезапно развернулся и снова пошёл к нему с незнакомым выражением в тёмных глазах.
На секунду Клаус представил, как Таки подходит к нему, хватает обеими руками за воротник пальто и целует средь бела дня на глазах у всего гарнизона. Представил, как челюсть Хасебе ударяется об землю. Эта мысль породила идиотскую улыбку на его лице. Но Таки, казалось, не заметил её.
- Клаус, - сказал он неожиданно напряжённым голосом, - завтра, пока я буду на операции, что бы ни случилось… или что бы ты ни услышал, я хочу, чтобы ты пообещал мне кое-что.
- Что? – Клаус не успевал осмысливать всё, что Таки ему говорит.
- Пообещай мне, что останешься здесь, что бы ни случилось. И что бы ты ни узнал об этой миссии. «Или о людях, которые в ней будут участвовать», - мысленно договорил он.
- В угол загоняешь, хозяин?
- Клаус, пожалуйста.
Он попытался найти причину столь странной просьбы в сосредоточенных глазах Таки. В твёрдо сжатых губах. Но понял лишь, что доверие командира к нему действительно сильно пошатнулось.
- Хорошо. Ладно.
- Пообещай мне.
- Боже! Ладно, я обещаю, что останусь здесь, - несколько секунд он чувствовал себя словно под светом прожекторов, так пристально Таки смотрел на него. – Всё равно хотел попрактиковаться в вязании, - добавил он серьёзным тоном, пытаясь вызвать одну из редких улыбок Таки Рейзена. Но, конечно, не преуспел.
И когда Таки с Хасебе вошёл в здание через высокие двойные двери, Клаус почувствовал, насколько последние минуты разговора вымотали его. Небо стремительно темнело, становилось всё холоднее, но он не чувствовал этого, шагая назад в свой домик. Его почти не волновало, что он фактически согласился сидеть на цепи, пока его хозяин пойдёт в бой.
«По крайней мере», - думал он, - «по крайней мере, у нас будет сегодняшняя ночь».
--------------------------------------------------------------------------------------

И поэтому, когда сорок минут спустя по всей базе завыли сирены, он послал проклятия всем старым и новым богам, которые до этого были так благосклонны к нему. «Ну, хотя бы не в тот момент, когда я залез к Таки в штаны», - думал он, выбегая сломя голову на улицу.
Его рёбра взвыли, рука пускала вспышки боли при каждом движении, но Клаус игнорировал их, бегом направляясь к зданию, в котором проводилось совещание, и уворачиваясь от бегущих во все стороны солдат, офицеров и кадетов. Сирена выла, тревожная, пугающая. Клаус узнал этот организованный хаос, где каждый человек точно знает, где его место. В нём была определённая красота, как в воде, огибающей препятствие, прежде чем вновь слиться в единый широкий поток.
Краем глаза он заметил знакомое сочетание – нефрит и обсидиан и резко затормозил, меняя направление. Таки, Хасебе и горстка офицеров бежали к танкам. Клаус даже на расстоянии слышал уверенные, чёткие команды Таки.
- Таки! – но тот его не слышал. Вокруг солдаты взлетали по бокам металлических чудовищ, словно им была неведома гравитация.
Клаус добрался до Муракумо как раз вовремя – Таки уже был в башне и собирался закрыть люк, когда бросил взгляд вниз и увидел его. Его рот приоткрылся, и Клаусу даже показалось, что он побледнел.
- Клаус? Ты что…
- Спокойно, - сказал Клаус, хотя едва мог вздохнуть от быстрого бега, а рёбра и рука добавляли приятных ощущений. Он согнулся, упираясь рукой в колено и пытаясь отдышаться. Таки, похоже, собирался снова вылезти наружу, когда Клаус поднял руку, останавливая его. – Всё в порядке. Я не собираюсь силой пробиваться в танк. Просто хотел проводить.
Нахмурившись, Таки отпустил крышку люка.
- Ты что, бежал всю дорогу? – спросил он.
- Таки-сама, нам пора, - раздался эхом из танка голос младшего лейтенанта Азусы.
Клаус выпрямился, опираясь рукой о бедро.
- Всё нормально, иди.
- Клаус…
- Просто попрощайся и двигай уже.
Вокруг раздавались команды офицеров и лязганье гусениц военных машин. Сколько раз он слышал эти звуки, подумал Клаус. Но никогда они не разделяли их с Таки, ведь он приехал сюда, чтобы быть с ним рядом.
- Увидимся, когда я вернусь, - завершил разговор Таки.
- Обязательно, - подтвердил Клаус, стараясь улыбнуться. – И ты сказал «да», помнишь? Я-то не забуду.
Поставив ноги на металлические перекладины, а руку положив на откинутый люк, Таки изо всех сил старался отвести взгляд от Клауса. Он выглядел таким могучим и крепким, как неподвижная скала среди суетящихся, бегущих людей и вздрагивающих неповоротливых машин. Таки внезапно вспомнил, как его сёстры назвали Клауса духом-хранителем с золотыми глазами.
Но в то же самое время в его фигуре было что-то уязвимое, что-то помимо его забинтованной зафиксированной перевязью руки. Какая-то неловкость его позы. Таки не мог описать этого точно, но чувствовал, что принял правильное решение. И повторил себе это, когда спустился внутрь и закрыл люк. Сегодня рядом с Муракумо не будет ревущего мотоцикла с бесшабашным наездником.
Он смотрел чётко вперёд, не встречаясь взглядом ни с кем из команды, пока они не выехали с площади. А затем слева от него раздался ровный ободряющий голос:
- Не думаю, что он заметил меня, Таки-сама. Вам не стоит беспокоиться.
Таки вздёрнул подбородок.
- Я и не беспокоюсь, - он кинул взгляд через плечо. – Наручники не давят?
- Нет, всё нормально. Особенно, учитывая обстоятельства, - Ханс покосился на охранника, единственной обязанностью которого было держать его под прицелом на протяжении всей миссии. – Я не успел поблагодарить вас должным образом, но я хотел бы выразить вам свою благодарность сейчас. За ту веру, которой вы меня удостоили.
Азуса пытался не слушать, чувствуя, как по спине бегут мурашки.
Таки ничего не ответил. Его мысли были далеко в прошлом.
Был ли дух-хранитель высоким?
Да! – ответил хор невинных детских голосов. – Очень высоким!
--------------------------------------------------------------------------------------

У кадетов вырвался коллективный вздох, когда их командир сказал, что тренировки и занятия будут проходить по обычному графику.
- Но там же финальная битва! – громко воскликнул Рюмей, и его голос эхом разнёсся по додзё. – Разве не должны мы быть, не знаю, в режиме боевой готовности, если потребуется подмога?
- Вы не резервисты, вы кадеты, - устало напомнил ему Хонда, прикрыв глаза и приподняв брови. В последние месяцы он был ответственен за обучение кадетов, что сильно подточило его самообладание. Недавно он получил приказ не давать кадетам ни минуты свободного времени, а если дела на линии соприкосновения выйдут из-под контроля, эвакуировать их первыми. Это удивило лейтенанта Хонду, поскольку, действительно, при ведении военных действий кадеты считались резервистами, они были готовы к бою и использовались на последней линии обороны, если была такая необходимость. Но приказ командующего был чётко ясен: кадеты не являются солдатами, а являются несовершеннолетними учениками.
- Кадеты, резервисты, - пробурчал Рюмей себе под нос, - какая разница.
Стоявший рядом с ним Харуки ухмыльнулся и ткнул его локтем под рёбра. Беспокойство не покидало их, отзвуки сирены, казалось, ещё звучали в ушах, и заниматься кендо совсем не хотелось.
- По парам! – скомандовал Хонда и отступил в угол, жалея, что у него нет радио, чтобы быть в курсе дел на передовой.
Сжав синаи в руках, Харуки и Рюмей замерли друг напротив друга. Как только они поклонились перед началом боя, все их предыдущие мысли отошли на второй план, чувства обострились, оба сфокусировались лишь на предстоящем бое. Так же было и у всех остальных мальчиков. Удивительно, как быстро померкли воспоминания и о надвигающейся битве, и о тревожной сирене, когда предстояло, хоть и учебное, но сражение.
Кадеты кружили, уклонялись, делали выпады и наносили удары, думая о своём командире. О его легендарным приёмах и смертельных ударах. Скорость и ловкость Таки казались сверхъестественными, во время битвы легко было поверить, что род Рейзен действительно имеет божественное начало. Все видели, как он сражался. В тот момент они думали о нём, идущем в бой за них и за их Родину. Они сражались ради него.
Но Харуки Ямамото представлял себе кое-кого другого.
Рюмей обратил внимание, что за последние месяцы техника боя Харуки изменилась. Он, почти догнавший Рюмея по росту, действовал более напористо, агрессивно и решительно, атакуя практически постоянно с поразительной силой и ловкостью. Это выбивало Рюмея из колеи, хотя Харуки ни разу его не победил. Рюмей хорошо владел синаем и оттачивал традиционную технику.
Они яростно сражались. Оба уже вспотели, а стук тренировочных мечей отдавался в ушах. Харуки старался думать о наставлениях отца. О достоинстве рода Ямамото. О пути, проложенном предками Харуки для него. О ценности места, которое они занимают подле Рейзенов.
Но вместо этого его мысли оказались заполнены совершенно другими образами, которые он увидел, наблюдая со стены за одним боем. Необыкновенно высокий иностранец с золотыми, сверкающими на солнце волосами, обнажённым торсом, перетянутом бинтами, некоторые из них со следами крови, двигался со скоростью и мастерством, от которых перехватывало дыхание. Свирепость, заставлявшая их прославленного командира отступать и защищаться. И широкая улыбка, не сходившая с его лица, совершенно неуместная в строго дисциплинированном мире кендо, улыбка, словно говорившая, что и этот бой, и война, да и весь мир – всего лишь шутка, созданная для того, чтобы она продолжала сиять. Даже когда Таки в итоге доказал своё мастерство (потому что оказался более спокойным, собранным и хладнокровным) и Клаус упал перед ним на колени, эта улыбка не покинула его лица. Харуки был далеко и не мог слышать слов, которыми они обменялись, но этот образ отпечатался в его памяти навсегда.
И именно из-за этого образа в голове Харуки смог, воспользовавшись секундным замешательством противника, одержать верх. Рюмей упал на татами, а Харуки стоял над ним, тяжело дыша и направив свой синай ему в лоб.
«Улыбается, вот ублюдок!» - подумал Рюмей недоверчиво, но всё же улыбнулся в ответ. Потому что невозможно было не улыбнуться.
- Неплохо, малыш.
Низкий голос заставил Харуки развернуться, а Рюмея – привстать, выглядывая из-за него. Капитан Клаус фон Вольфштадт стоял, прислонившись к дверному проёму, словно только что вышел прямиком из памяти Харуки. Только одет он был в свою обычную одежду, а рука была на перевязи. Но всё та же улыбка играла на его лице.
Харуки почувствовал, как у него внутри что-то перевернулось. Он вытянулся по струнке, прижал синай к боку и отдал честь. Остальные мальчики последовали его примеру, хотя и не с таким рвением.
- Да ладно вам, - беззаботно усмехнулся Клаус.
Щёлканье деревянных мечей возобновилось.
Харуки не двигался с места, пока Клаус приближался к нему. Рюмей медленно поднялся на ноги. Он был раздосадован, хотя не мог сказать, почему. Наверное, потому что проиграл, решил он.
- Я ни у кого здесь не видел этих приёмов, - заметил Клаус. – Ты где им научился?
- Ну… - щёки Харуки запылали, но Клаус этого не заметил.
- Лейтенант Хонда, - позвал он. Хонда, сидевший в глубокой задумчивости, дёрнулся, словно испугавшись, но Клаус успокоил его движением руки. – Не возражаете, если я позаимствую кадета Ямамото ненадолго?
- Ямамото? – недоумённо ответил Хонда. Он удивился, что иностранец не последовал за своим командиром. – Конечно, сэр.
- Не поможешь мне с одним дельцем? – спросил Клаус.
- Я? - Харуки был застигнут врасплох. – Да, конечно, сэр!
- У нас тренировка, - внезапно возник рядом с ним Рюмей. – Сэр.
Харуки повернулся к нему, потрясённый как словами, так и тоном, которым они были произнесены. Клаус тоже взглянул на него с удивлением, отметив взъерошенные волосы и небрежно завязанный пояс. И ещё что-то смутно знакомое – в его позе и взгляде.
- Мы не… всё в порядке, Клаус-сама, - запинаясь, проговорил Харуки, словно пытаясь прикрыть дерзость своего друга.
«Ах, - подумал Клаус, чувствуя, как расползается по лицу понимающая улыбка, - да у нас тут война за территорию?»
- Верну обратно в целости и сохранности, даже оглянуться не успеешь, - уверил его Клаус.
«Я на него не претендую, малыш - подумал он. - У меня свои битвы.» Он постарался не думать о Хансе.
Когда Клаус направился на выход, а Харуки – за ним, то ему казалось, что огненный взгляд Рюмея жжёт ему спину. Да, парень не робкого десятка, признал Клаус. Это было вполне достойно восхищения.
Чуть не сцепился с четырнадцатилеткой из-за Харуки Ямамото. До чего он докатился?
Он оглянулся на Харуки, на сто процентов уверенный, что тот не понял того, что сейчас произошло.
- Твой друг?
- О, это курсант Фукусима. Рюмей. Он мой сосед по комнате.
Клаус усмехнулся, глядя в пол. Когда-то и у него был сосед по комнате.
- Он частенько влипает в неприятности из-за неуважения к начальству, - продолжал Харуки.
- То-то он мне сразу понравился.
Харуки удивлённо уставился на него, а Клаус подмигнул ему в ответ.
Они вышли на улицу, где моросил холодный дождь. Из-за непроницаемой пелены облаков казалось, что на них сверху набросили толстое одеяло. И ветер свирепствовал вовсю.
- Я тут порасспрашивал кое-кого, - начал Клаус, когда они отошли, - насчёт контрабанды. А конкретно, о приёмниках и радио. Похоже, большинство подумали, что это я так нарушителей ищу, но нашлись и разумные люди, которые сказали, у кого можно найти нечто подобное. И представь моё удивление, что им оказался единственный кадет, которого я хорошо знаю.
Харуки моргнул, слишком поражённый, чтобы смутиться.
- Я не верю в совпадения, - продолжал Клаус, думая о девятилетнем мальчике, которого однажды встретил под нежными покачивающимися гроздьями сиреневых цветов. – Так что, будем считать, что это знак. Улавливаешь?
Харуки не улавливал, и Клаус ему объяснил по пути к ученическому общежитию. Он хотел узнать о том, что происходило на передовой. Но, как Клаус выяснил спустя пять минут после выезда Муракумо, Таки запретил пускать его в узлы связи. Клаус посетовал, что Таки уже слишком хорошо его изучил, и отправился на поиски обходного пути.
Они пришли в общежитие, в комнату Харуки, где Клаус, стоя у окна, наблюдал, как мальчик, смущаясь, достал контрабандный приёмник из своего шкафа. Харуки чувствовал, словно он спит – настолько нереальным казался ему Клаус, который подбивал его на нарушение правил настолько серьёзное, что за него могли наказать. При том, что он до сих пор одет в кендоги.
- Это… это не рация, а просто приёмник, - сказал, демонстрируя прибор Клаусу. – И довольно старый. Мы нашли его в кладовке для сломанной техники.
- И починили?
- Да, сэр.
- Ты полон сюрпризов, кадет, - Харуки ответил нервным смешком. - Ну, ладно, включай. Давай-ка пошарим в эфире.
Харуки сел за стол и направил антенну под определённым углом к окну. Значения это не имело, это была вроде как традиция, которая бесила Рюмея. Клаус сел на кровать Рюмея и уставился на радио.
- Мне искать какую-то конкретную частоту, Клаус-сама?
- Муракумо.
Харуки бросил взгляд на капитана, прежде чем приняться за работу. Помехи, помехи, помехи, несколько переговоров от разных команд (приказы стандартные, голоса звучат спокойно, похоже в бой ещё не вступили. Ничего странного, прошло-то всего не более пятнадцати минут). Потом из динамика донёсся голос Азусы и Клаус поднял руку. Харуки осторожно поднастроил приём.
- …на подходе! И подтверждённые сообщения о вражеских истребителях, примерно десять минут до контакта.
- Степень готовности противовоздушной обороны.
Сердце Клауса забилось быстрее, когда он услышал отчётливый голос Таки. Он подался вперёд.
Харуки тоже почувствовал волнение. Забудь о наказании, за такое могли и отчислить, может, и под военный трибунал бы отдали. Он представил реакцию отца.
Но выражение лица Клауса, внезапно и явно охватившее его напряжение, заставили Харуки застыть на месте. Он прибавил громкость.
---------------------------------------------------------------------------------------

Почти пять минут происходил стандартный перед боем обмен командами. Таки, Азуса, несколько незнакомых голосов. Все насторожены, собраны, но ничто не указывало на то, что бой вот-вот начнётся.
- У нас есть подтверждённые сообщения, Таки-сама.
Снова Азуса. После этих слов он зачитал длинный список атакующих сил противника: истребители, танки, пехота. Клаус ждал, что Таки остановит его, но тот позволил ему перечислить всё до конца, включая перемещения каждого отряда с тех пор, как они начали движение несколько часов назад. Клаус нахмурился. Информация о передвижении наземных войск несколько часов назад? Сейчас, когда столкновение было так близко, от неё не было никакого проку.
- Что вы думаете? – раздался голос Таки. – Узнаёте стратегию?
- Да, - произнёс голос, которого они до сих пор не слышали.
Харуки перепугался до смерти, когда Клаус внезапно вскочил на ноги, а от выражения его глаз мальчик вздрогнул.
- Это атака в виде клешней. Я видел, как Рутгенштейн делал такое раньше.
У Клауса кровь застыла в жилах, в ушах зазвенело.
- Что это значит для нас?
- Особое внимание на фланги. Его силы выстроены в форме буквы U, и по бокам он будет прятать их до последнего.
Пока Таки отдавал приказы экипажам остальных танков, Клаус почувствовал, что ему не хватает воздуха. По левой руке побежали язычки боли. Он провёл пальцами по волосам, не замечая, что Харуки с тревогой следит за каждым его движением.
- Чёрт! – внезапно выругался он. – Ублюдок грёбанный!
Он был там. Он был в танке, свернувшись, словно змея у ног Таки, ожидая, когда он спустится, пока Клаус стоял у Муракумо.
Таки.
Клаус был в смятении, он почувствовал себя так, словно ему всадили нож в спину, тьма застила ему разум, тьма, о которой он не имел представления раньше. Не говоря больше ни слова, он развернулся на каблуках и вылетел за дверь.
- Клаус-сама!
Его мотоцикл стоит около домика, ему нужно минут пятнадцать, чтобы догнать Муракумо, может, меньше. И когда он доберётся… тогда… что тогда? Да плевать, он сквозь стену пройдёт, если надо!
Пообещай мне, что останешься здесь, что бы ни случилось. И что бы ты ни узнал об этой миссии.
Голос Таки прозвучал даже более явственно, чем тот, который он слышал из радио. С ощущением, будто ошейник защёлкнулся на шее, Клаус застыл посреди коридора. Вся картина полностью встала перед его глазами. Предательство острыми когтями впилось ему в живот. Он словно физически почувствовал это. Никогда ещё он не ощущал такого.
Он вспомнил.
Он обещал. Обещал Таки, что послушается его на этот раз. Единственный раз, когда это действительно имело значение, он поклялся бездействовать.
Если ты ослушаешься меня на этот раз, я больше не смогу тебе доверять.
-----------------------------------------------------------------------------------------
Харуки не знал, радоваться ему или волноваться, когда Клаус снова вернулся в комнату, мрачный, словно грозовая туча. Его правая рука, сжатая в кулак, дрожала.
Из динамиков доносился голос Таки, отдающий приказы, иногда вмешивался бесстрастный голос Ханса. И каждый раз, слыша его, Клаус чувствовал, что когти впиваются всё глубже.
- Клаус-сама, - робко начал Харуки, - вы…
Он не ожидал, что Клаус резко развернётся к его шкафу и саданёт кулаком по дверце так, что пробьёт в ней дыру. От неожиданности и испуга мальчик подпрыгнул на своём стуле.
Тяжело дыша, не обращая внимания на сбитые костяшки пальцев и сломанную дверцу, Клаус заметался в узком проходе между кроватями кадетов, напомнив Харуки зверя в клетке.
- Сделай громче, - наконец тяжело уронил он.
Харуки немедленно повиновался. В этот момент из приёмника донеслись шум, грохот, голоса зазвучали резче, команды ускорились. Клаус остановился и обежал комнату невидящим взглядом. У Харуки пересохло во рту.
- Контакт!
-----------------------------------------------------------------------------------
Клаус снова провёл рукой по волосам, безотрывно глядя на приёмник, словно мог изменить ситуацию одним лишь взглядом. Он никогда в жизни не чувствовал себя таким беспомощным.
Раздавались выстрелы, похожие на помехи, и каждый раз сердце у Клауса уходило в пятки. Когда он слышал голос отдающего приказы Таки, от облегчения кружилась голова. Это была бесконечная огненная спираль. Наконец наступило затишье. Голос Азусы подтвердил, что вражеский танк был уничтожен авиацией. Таки приказал наступать.
Клаус обессиленно опустился на кровать. Даже Харуки почувствовал, как замедляется сердцебиение. Он расслабил сведённые от напряжения пальцы, которым сжимал край стола.
У Азусы были хорошие новости – их вовремя реорганизованное наступление удачно развивалось на правом фланге.
- Что на левом? – уточнил Таки.
Некоторое время царило напряжённое молчание.
- Азуса?
- Таки-сама, - раздался нервный ответ Азусы, - я получил сообщение, что связь с полковником Шизукой прервана. Их взвод в порядке, но связи нет. Он не знает о нашей рокировке.
- Есть поблизости кто-нибудь, кто может возглавить атаку на левом фланге?
- Нет, сэр.
Пауза, и Клаус прямо ощущает, как мечутся мысли Таки.
- Я могу пойти, - от звуков этого голоса Клаус стиснул зубы. - Если вы дадите мне джип, я поеду к Шизуке, помогу найти скрытый фланг и атаковать.
Боль огненным веером распространялась по руке, Клаус почувствовал, как у него закружилась голова. Несмотря на все сложности, что ему доводилось когда-либо пережить, ему казалось, что не было в его жизни ничего труднее, чем сидеть сейчас неподвижно на этой койке в комнате кадетского общежития.
- Вы знаете, где находится Шизука? – спросил приёмник голосом Ханса.
- Судя по последним сообщениям, недалеко от западного хребта, у реки.
Клаус услышал неуверенность в голосе Таки. Он колеблется, понял Клаус.
«Не делай этого, чёрт возьми, Таки, он лжёт, разве ты не видишь?»
- Хорошо, - Таки отдал приказ одному из джипов приблизиться к Муракумо.
- Таки…
Харуки поднял глаза, услышав, каким тоном капитан произнёс это имя. Сердце у него защемило, хотя он не мог сказать, почему. А Клаус даже не понял, что сказал это вслух.
Примерно десять минут шли отчёты и приказы, всё стандартно. Клаус вслушивался, не обращая внимания на огнём горящую руку, на колотящееся сердце. И наконец:
- Не отключайте рацию, - голос Таки. – Будьте осторожны.
- Слушаюсь, командир. Увидимся, когда я вернусь.

Глава 9. У кромки воды
Когда их взгляды снова встретились, в глазах Клауса появилось незнакомое выражение.
- Эмм.. Кла..?
Слова заглушил неожиданный поцелуй, недоверие и шок быстро сменились так долго подавляемым желанием. Они прижались к стене, языки сплетались, разум Клауса отказывался представлять последствия, рисуя картинки только ближайших минут. Наконец, спустя несколько горячих минут, Грета отстранилась.
- Нас увидят, - сказала она первое, что пришло ей в голову: было почти невозможно думать под этим горящим золотым взглядом.
«У него золотые глаза, - уже в сотый раз пришло ей на ум, - это такая редкость».
Он усмехнулся и попытался снова её поцеловать.
- Клаус!
Она отвернулась, и его губы опустились ей на шею, она почувствовала, как поджимаются пальцы на ногах.
- Не здесь! Учителя могут увидеть!
- Только из-за этого? – сверкнул в ответ глазами Клаус.
Её щёки порозовели, и Клаус вспомнил, как легко она всегда заливалась краской. Даже когда они были в седьмом классе.
Близилась полночь, а они обнимались возле кирпичной стены общежития для девочек под тем самым деревом, под которым они виделись сто раз, будучи друзьями. Грета Шольц подумала, не снится ли ей это.
- Ну, - сказала она, радуясь, что голос не дрожит, - а ещё потому, что мы дружим с двенадцати лет.
- Мы же сможем и дальше быть друзьями, правда? – спросил Клаус, снова утыкаясь её в шею. Её духи пахли сладкими цветами, но на вкус горчили. С девчонками всегда так.
- Ну да, конечно, - усмехнулась Грета.
- Что смешного?
- Ничего, - ответила она и подумала: «Я просто стану ещё одной зарубкой на спинке твоей кровати».
- Пошли к реке?
- Сейчас? Уже почти полночь.
- И что?
- Там может быть опасно.
- Ну ты же со мной! – его улыбка была широкой, как горизонт, и Грета почувствовала знакомую вспышку в груди.
- Тебе всего шестнадцать, и ты неплохо играешь в футбол, - осадила его она.
- Ну почему ты так жестока ко мне?
В итоге она пошла с ним. Они спускались по поросшему травой берегу реки, и их светлые волосы серебрились в лунном свете. Ветер трепал её ночную рубашку и накинутый сверху плащ Клауса, и Грете казалось, что она видит сон. Когда она споткнулась, Клаус подхватил её.
- Ты сделала это нарочно, чтобы я спас тебя?
Она с размаху шлёпнула его по плечу, он рассмеялся и снова потянулся к её губам. Привстав на цыпочки, Грета обвила руками его шею. Они стояли у самой воды. Когда поцелуй закончился, она отстранилась, заправила прядь волос за ухо, бросила взгляд за его плечо и вскрикнула. Клаус обернулся.
- Я… простите.
Он не сразу узнал голос, а, когда глаза привыкли к темноте, увидел Ханса Регенвальда, сидящего у воды.
- Ханс?
Грета попыталась отдышаться, обрадованная, что Клаус, похоже, его узнал.
- О, Боже, прости, ты просто напугал меня, - выдохнула она.
- Какого чёрта ты там делаешь? – спросил Клаус с недоверчивой улыбкой.
- Ничего… я просто…
Ханс неуверенно поднялся на ноги. «Какой высокий, - подумала Грета. – Почти как Клаус».
- Я пойду, - проговорил он своим низким неуверенным голосом, - простите, что напугал.
Что-то в его голосе тронуло Грету. Конечно, в темноте было не видно, но ей представились его опущенные глаза, свисающие на лицо волосы. Он начал подниматься по склону по направлению к общежитию для мальчиков.
- Нет, стой, - остановила она его, обходя Клауса. – Не уходи. Ты же первый сюда пришёл.
Хан оглянулся.
- Да нет, я…
- Мне всё равно пора назад. Завтра экзамен.
Клаус почувствовал, как эта ночь утекает у него сквозь пальцы.
- Подожди…
- Не знаю, почему я вообще позволила этому здоровенному балбесу притащить себя сюда, - она одарила Клауса хорошо знакомым ему взглядом.
- Ой, да ладно, Шольц…
- Оставайся, если хочешь. Я и одна дойду.
Клаус вздохнул, смиряясь с поражением, а потом улыбнулся.
- Ага, конечно, так я и отпущу тебя одну бродить по ночам.
Когда они поднимались по склону, Грета заметила, как высокий мальчик вернулся на своё место у кромки воды, и почувствовала укол жалости. К нему, его тихому голосу, его нерешительности. Его одиночеству.
- Кто он? – спросила она, когда они выбрались на дорожку.
- Он из моего класса. Странный, но вроде ничего так.
- Вы друзья?
- Не знаю. Вроде того. Пару недель назад старшеклассники прицепились к нему, а я спас его, как рыцарь в сияющих доспехах, - Грета закатила глаза в ответ на его ухмылку. – Потом пару раз обедали вместе в столовке.
Она подумала, как он сидит там, у реки и смотрит на воду.
- Надеюсь, с ним всё будет в порядке.
Клаус усмехнулся и обнял её за плечи.
- Мне уже ревновать?
- Придурок!
-------------------------------------------------------------------------------------

Возле общежития он снова её поцеловал.
- О! – она отстранилась, чувствуя, как загорелись щёки. – Чуть не забыла, зачем позвала тебя.
- Что, не для того, чтобы залезть ко мне в штаны?
Она фыркнула и пошла в общежитие, велев подождать, а вернулась с тяжёлым пластиковым пакетом.
- Мой брат сказал, что ты его должник, - сказала она, передавая ему пакет, внутри которого позвякивало несколько бутылок пива и бутылка водки.
- О, он просто волшебник! Передай ему огромное спасибо. И от меня, и от остальных ребят.
- Просто постарайся, чтобы тебя за это не исключили, ладно?
В благодарность Клаус подарил её ещё один поцелуй в губы, а потом в щёку. Когда он повернулся, чтобы уйти, она вспомнила о его плаще.
- Оставь себе, - сказал он, когда она начала стягивать его с плеч.
- Что? Нет…
- На память, - подмигнул он. – Будешь смотреть на него и думать обо мне.
Она смотрела, как он уходит, повесив пакет на плечо. Её чувства спутались в разноцветный клубок, но она была достаточно умна, чтобы понимать, какие из них важны, а какие – нет. В итоге, остались лишь предвкушение по поводу того, что произойдёт в ближайшие несколько дней, можете, недель, и грусть из-за предсказуемого конца. Она знала, что кроме плаща он ничего больше не сможет ей подарить.
--------------------------------------------------------------------------------------
- Привет!
Ханс удивлённо обернулся и увидел, как Клаус спускается по склону, сжимая в руках большой пакет.
- Я так и думал, что ты ещё здесь.
Он сел на песок рядом с Хансом и протянул ему бутылку пива.
- Пей до дна.
Ханс уставился на неё.
- Я… я не пью.
- Серьёзно? – он вытащил себе вторую бутылку. – Никогда не пробовал?
- Нет.
- Ты мой герой, - рассмеялся Клаус.
Глядя на простиравшуюся перед ним реку, он пытался открутить крышку. Луна рисовала дорожку на спокойных водах. Если прищуриться, то деревья на противоположном берегу сольются в сплошную линию, и можно представить, что это горизонт, а сам Клаус собирается долететь до него. Ганс всё ещё держал в руках бутылку, вспоминая своё одиночество. Он нервно взглянул на мечтательное выражение лица Клауса и задумался о том, чему он едва не стал свидетелем.
- Прости, что помешал вам, - осторожно сказал он.
- Да ладно, не страшно. Не сегодня, так завтра.
Они помолчали.
- Она красивая.
- Да. Сам не знаю, почему я раньше к ней не подкатил, - он поднял брови и принял задумчивый вид. – Наверное, был занят.
Ханс подумал, что его высокомерие выглядит почти очаровательно. Он протянул невскрытую бутылку обратно.
- Точно не будешь?
- Точно.
- Ну и ладно, - Клаус приподнял рубашку, чтобы краем открутить крышку. – Мне больше достанется.
-------------------------------------------------------------------------------------
Стрекотали сверчки. Река едва слышно плескала о берег. Клаус выпил полбутылки, прежде чем почувствовал, как повело голову.
- Что будешь делать потом? В смысле, после школы?
Ханс колебался.
- Я ещё не знаю, - он осмелился бросить взгляд на Клауса. – А ты?
- Армия. ВВС. Военно-воздушные силы. С самого детства решил, - Клаус вытянулся на песке, закинув руки за голову и полюбовался на небо, проглядывающее сквозь ветви деревьев. Выглядело фантастически. Как сияющие слёзы во тьме. - Я буду летать.
Хансу было легко это представить. Они снова помолчали. Ветер тревожил лунную дорожку.
- Эй, - голос Клауса неуловимо изменился, – ты бывал когда-нибудь на востоке?
- В восточной стране?
- Да.
- Нет, никогда. А что?
- Я был там в прошлом году. Отец нас возил. Там так красиво, я и не думал, - он рассеянно ткнул донышком бутылки в песок. – И я… я там встретил одного мальчика…
Ханс посмотрел на него сверху вниз. В глазах Клауса было отсутствующее выражение, словно он смотрел куда-то вдаль. Туда, где покачивалась глициния, и мальчик восьми или девяти лет смотрел на него своим завораживающим взглядом.
Отнеси меня туда, где растут эти цветы.
Теперь год спустя, Клаус не был уверен, что ему это не почудилось. Он заметил, что Ханс смотрит на него, и отодвинулся со смущённой улыбкой.
- Они там забавно одеваются, - закончил он и подумал о Грете. – Шольц бы понравилось. Она всегда была помешана на восточной культуре.
- Кто?
- Ну, Грета. Девушка, с которой я был сегодня.
- Вы с ней давно знакомы?
- Да, мы хорошие друзья, - он ухмыльнулся. – А теперь уже не просто друзья.
- Она любит тебя, - Ханс застыл от того, что эти слова неожиданно сорвались с его губ. Клаус несколько секунд моргал, безмолвно глядя на него, а потом рассмеялся.
- Я в этом сильно сомневаюсь.
Испытав облегчение от того, что Клаус не рассердился, Ханс снова заговорил, словно вступая в незнакомые воды.
- Любит. Очень сильно.
Эти слова заставили Клауса снова улыбнуться и посмотреть на него.
- Откуда ты это знаешь?
- Я просто… знаю.
Клаус приподнял брови, ожидая продолжения.
- Я просто хорошо… понимаю людей.
- Правда? – он сел, сделала глоток пива и посмотрел на Ханса с вызовом и подначкой. – И о чём я сейчас думаю?
Ханс почувствовал, как кровь прилила к щекам и отвернулся.
- Я не знаю, - тихо ответил он. – Наверное, о вас с Гретой.
Клаус, рассмеялся, впечатлённый.
- Неплохо. Хотя после того, что ты видел, догадаться нетрудно.
- Ну да.
- Значит, говоришь, любит?
Ханс не ответил. Клаус вздохнул.
- Надеюсь, ты ошибаешься.
(Но он не ошибся. Всего несколько недель спустя Грета дрожащим голосом, но, слава Богу, без слёз, призналась, что знает, что её чувства не взаимны, и им лучше больше не видеться. Он смотрел на неё, чувствуя полную беспомощность. После этого они почти не разговаривали. И хоть он этого не показывал, потеря друга сильно ранила его.)
- Полагаю, ты не чувствуешь того же, - предположил Ханс.
Он сделал ещё глоток и задумчиво потёр подбородок.
- Не думаю, что когда-либо чувствовал что-то подобное. Может, я просто не способен на это, понимаешь? – его улыбка мелькнула в полумраке. – И потом, ты можешь представить меня влюблённым? Это было бы либо жутко, либо жалко. Или то и другое вместе.
Он внимательно посмотрел на Ханса, на его длинные рыжеватые волосы и худое лицо, и задумался обо всём, о чём они успели поговорить всего за несколько минут. Он взял бутылку, которую вернул ему Ханс и снова протянул ему.
- Слушай, мы с тобой не особо хорошо друг друга знаем, но, по-моему, тебе уже пора попробовать. Ну давай, не могу же я один тут изливать свои пьяные мысли, а?
Ханс посмотрел на лунный свет, играющий на стеклянной бутылке, потом на Клауса. Он знал, что, если откажется, Клаус не будет настаивать. Но что-то заставило его взять бутылку. Клаус испытал странное чувство удовлетворения, наблюдая, как Ханс возится с крышкой, а потом откручивает её.
- За здоровье! – сказал он, наклоняя горлышко.
- За здоровье.
Их бутылки звякнули, и Ханс сделал свой первый глоток.

Глава 10. Огнедышащий
Сражение, длившееся восемь долгих часов, закончилось незадолго до полуночи. И Пятнадцатая бронетанковая дивизия вышла победительницей.
Слухи мигом разлетелись по территории базы. Словно лесной пожар, ликование распространилось по комнатам и коридорам общежитий. Кадеты, конечно же, были основными зачинщиками веселья. Контрабандные бутылки с алкоголем извлеклись на свет, все обнимали друг друга в эйфории, а офицеры закрывали на это глаза, но сами были слишком дисциплинированны, чтобы участвовать в этом веселье. Хотя это не помешало им немного виновато наслаждаться видом беснующихся от радости кадетов.
Говорили, что Таки-сама уже едет на базу. Любовь к молодому командиру вырвалась из сердец всех военных и, словно обретя плоть, бродила меж ними.
В общежитии Рюмей с несколькими другими кадетами праздновал победу бутылочкой пива и гадал, куда пропали Харуки и сакс и откуда взялась здоровенная дыра в дверце шкафа соседа.
-----------------------------------------------------------------------------------
Звуки радости разносились по всему комплексу, но в маленьком домике в углу офицерского двора было тихо.
Харуки нервно поднял взгляд, пытаясь осознать свои эмоции. Он должен быть счастлив. Но Клаус сидел неподвижно уже десять минут, с тех самых пор, как усталый, но довольный голос Таки объявил миссию завершённой и отдал приказ о возвращении. И Харуки не мог радоваться, видя, как потемнело лицо Клауса. Ему казалось, что никакой победы и не было.
Все семь часов, которые они находились в домике Клауса - с тех пор, как Харуки вспомнил, что в общежитие скоро вернутся остальные кадеты – Клаус непрерывно метался из угла в угол. Бледнел при звуке взрывов. Останавливался, зарываясь рукой в волосы, когда голос Таки повышался. Присаживался на пару секунд на кровать, чтобы сразу же подскочить и снова начать свои нервные движения.
Харуки сидел за столом Клауса, держа в руках приёмник, время от времени настраивая его. Когда доносились сообщения от взвода Шизуки, взгляд Клауса становился таким напряжённым, что, казалось, мог расплавить предмет, на который был направлен. Клаус что-то бормотал себе под нос, ругался каждый раз, когда слышал голос того неизвестного солдата, который вызывал у него жгучую ненависть, снова и снова предупреждал Таки, словно тот мог бы услышать его издалека.
Но Таки не услышал его.
И они победили.
Теперь, слушая спокойный голос Таки, который требовал подготовить отчёты о потерях к его возвращению, Харуки пытался найти в себе смелость сказать хоть что-нибудь. Просто чтобы убедиться, что капитан, неподвижно сидящий на кровати, расставив ноги и вперив взгляд в пол, ещё не превратился в камень.
- Клаус-сама?
Харуки не знал, из-за его ли слов или просто так совпало, но в этот самый момент Клаус вскочил на ноги и вышел прочь, не оглянувшись.
----------------------------------------------------------------------------------------

Тишина, казалось, звенела в Муракумо. Экипаж изо всех сил старался скрыть свою радость, чему способствовал высочайший уровень профессионализма и присутствие командира, сидящего на расстоянии вытянутой руки от них.
- Таки-сама, - прервал тишину Азуса. – Мы только что получили отчёты от Четырнадцатой дивизии.
«Последняя линия», - подумал Таки и спросил:
- Как у них дела?
- Они всё ещё сражаются. Шестнадцатая только что объявила о победе, и Альянс сосредоточил все силы на Четырнадцатой, они теперь в меньшинстве. Рутгенштейн отступил после всех поражений, но они думают, что утром он вновь соберётся для последнего удара.
- Но он проиграл, - подумал Таки вслух. – Он знает, что ему не победить, что мы все придём на помощь Четырнадцатой дивизии. Он не может не понимать, что завтра всё закончится. Почему он не сдастся и не пощадит своих людей?
- Он будет сражаться до последнего, - ответил ему голос Ханса по рации. – Это всё, что он умеет делать.
Какая гордость, подумал Таки, виновато почувствовав схожесть в их убеждениях. Он обдумывал ситуацию. Им потребуется время, чтобы оценить потери, но с восходом солнца они смогут прийти на помощь. Сейчас же людям надо позволить выспаться и отдохнуть. И утром все закончится. Утром война закончится, со странным оцепенением подумал он. Занятый своими мыслями, Таки совершенно упустил из виду, что надо забрать Ханса из джипа до возвращения на базу.
И Ханс подъехал на пять минут раньше Таки.
И когда Таки, с колотящимся сердцем выбрался из танка, его встретило зрелище сцепившихся на земле Клауса и Ханса и офицеров, пытающихся их разнять.
- Клаус!
Услышав голос Таки, он разозлился ещё сильнее. Он махнул кулаком и снова попал, на этот раз в левый глаз Ханса. Тот, лежащий под ним, смог поставить блок на следующий удар и впечатал локоть в шею Клауса. Мгновение промедления позволило ему столкнуть с себя Клауса и вскочить на ноги. Секундная заминка, и Клаус тоже был на ногах, замахиваясь и сплёвывая кровь из разбитого рта, куда пришёлся один из ударов Ханса. Ханс уклонился и следующим движением всадил кулак точно в то место, где ещё не до конца срослись сломанные рёбра. Клаус всхрапнул и попятился. Ханс стоял, не нападая, но ожидая неизбежного продолжения.
Тот факт, что оба были на ногах в нескольких шагах друг от друга, позволил Таки втиснуться между ними, но, глядя теперь прямо в лицо Клаусу, он не был уверен, что сможет остановить его. Хасебе и Уемура кинулись ему на помощь.
- Уйди с дороги, - выдохнул Клаус.
- Клаус, остановись!
В этот момент Таки ощутил всю мощь Клауса фон Вольфштадта. Даже с рукой на перевязи и сломанными рёбрами они втроём не могли удержать его. Таки лихорадочно соображал, что сказать, чтобы он остановился.
- Мы победили, - сказал он, прижав ладони к груди Клауса. – Мы победили сегодня, Клаус. Благодаря ему.
Это произвело желаемый эффект, но совсем не так, как он хотел. Клаус остановился и уставился на него горящим недоверием взглядом.
- Повтори, что ты сказал?! – прошипел он.
Таки стало страшно.
- Хватит, Вольфштадт, - тут же ощетинился Хасебе, почувствовав угрозу своему командиру. – Ещё одно движение, и я пристрелю тебя на месте.
Взгляд Клауса был вопросительным. Безумным. Обиженным. Таки словно оказался на дне глубокого колодца, ослеплённым льющимся сверху жгучим светом.
Ханс тем временем выпрямился и перевёл дыхание, ощущая болезненную пульсацию в челюсти и левом глазу.
- Таки-сама, - попытался Уемура, всё ещё осторожно глядя на замершего Клауса. – Четырнадцатая дивизия прислала запрос на подкрепление. Они хотят знать, сколько подмоги мы сможем им отправить.
Клаус снова поднял голову, глядя на Ханса с жаждой убийства в глазах.
- Хватит, Клаус, - сказал Таки настолько твёрдым тоном, как только смог. – У нас нет на это времени. Возвращайся к себе. Поговорим позже, - и, поскольку, не был уверен, что Клаус вообще его услышал, повысил в нетерпении голос: - Ты слышишь меня?
Клаус так посмотрел на Таки, что рука Хасебе по своей воле дёрнулась к кобуре.
- Мне надоело тебя слушать, - низким голосом прорычал Клаус.
Таки не мог опомниться от его слов.
И хотя Клаус скорее позволил бы Хасебе пристрелить себя, чем признался в этом, но его вновь повреждённые рёбра болели просто зверски, так, что он готов был упасть на землю от боли. И злость настолько затмевала ему разум, что он даже смотреть не мог на Таки. Поэтому он сделал единственное, что мог, и то, чего никогда бы не сделал, находясь в иных обстоятельствах. Он развернулся и пошёл прочь.
Всё ещё ошеломлённый, Таки едва смог взять себя в руки:
- В моей комнате. Через час. – Его ледяной голос эхом разнёсся по территории.
Клаус замер на мгновение, не оборачиваясь, и продолжил свой путь, удаляясь во тьму, прочь от ярких пятен прожекторов. На фоне растворяющейся во тьме коричневой куртки сегодняшняя победа вдруг показалась Таки мелкой и незначительной, полуразмытой и несущественной.
Чувствуя горечь, Таки повернулся к Уемуре и попытался сформулировать мысль об их планах на утро. Он уже двинулся в сторону зала для собраний, прежде чем вспомнил о Хансе Регенвальде. Оглянувшись через плечо, он увидел всё ещё следящего за пленником, как ястреб, охранника, который снова надевал на него наручники. Таки подошёл к ним.
- В этом нет необходимости, - тихо сказал он охраннику.
После того, как руки Ханса вновь были свободны, он некоторое время молча смотрел на него, не зная, с чего начать. Ханс, казалось, совсем не беспокоился о только что имевшей место драке с Клаусом.
- Вы не против вернуться в свою камеру? – в конце концов спросил Таки.
- Отличная идея, командир.
Теперь, когда всё немного успокоилось, Таки начал замечать, что дождь утих, и лишь редкие капли поблёскивают под электрическим светом прожекторов. Он услышал раскаты смеха и радостные выкрики из казарм. Заметил радость в усталых улыбках солдат, проходивших мимо и отдававших ему честь, их глаза, переполненные эмоциями. Таки кивнул им, чувствуя смесь гордости, недоверия и усталости. Потом снова повернулся к Хансу.
- Я очень сожалею о… - он замолчал и попробовал снова. – Я не могу выразить словами, скольким мы обязаны вам за сегодняшний день. И за всё остальное, что вы сделали. Наша страна в долгу…
- Таки-сама. Пожалуйста, не беспокойтесь пока об этом. Сейчас у вас есть заботы поважнее.
Таки с благодарностью посмотрел на него, прежде чем вернуться к Хасебе и Уемуре.
----------------------------------------------------------------------------------------

Час минул, пошёл второй, а Клауса всё не было. Настала очередь Таки расхаживать по комнате. Он подумал о том, чтобы пойти поискать его и даже вышел в коридор, но вместо того, чтобы выйти на улицу, подошёл к лестнице, поднялся на несколько пролётов и оказался возле комнаты, что раньше была малой гардеробной. Охранник отошёл в сторону и Таки тихонько постучал, помня, что была уже глубокая ночь.
- Да?
- Генерал-лейтенант, я вас не разбудил?
- Вовсе нет, командир. Входите, пожалуйста.
Комната была залита янтарным светом прикроватной лампы. Когда Таки вошёл, Ханс поднялся на ноги.
Таки пришёл с одним-единственным вопросом, но теперь, находясь под взглядом этих спокойных серых глаз, он почувствовал себя глупо. Поэтому он заговорил об их планах. Он рассказал о часовой встрече со штабом. О том, что с первыми лучами солнца они отправятся на помощь Четырнадцатой дивизии. О том, что им, скорее всего, снова понадобится помощь Ханса.
- Конечно, Таки-сама. Я в вашем распоряжении.
Хотя Таки был уверен, что Ханс согласится, его непринуждённая готовность выполнять приказы вызвала прилив облегчения. И благодарность, снова.
- Ханс… - Таки почувствовал себя неловко, когда осознал, что впервые назвал его по имени. – Почему? Есть ли причина, по которой Клаус… - нелепость происходящего вновь накрыла его, не дав закончить вопрос.
- Так сильно мне не доверяет? И особенно, когда я рядом с вами? – закончил его мысль Ханс.
Таки сжал зубы и отвернулся, чувствуя, как краска ползёт по шее. Вздох разочарования вырвался у него, хотя он сам не знал, было ли это разочарование самим собой или поступками Клауса.
Ханс немного поколебался.
- Простите меня, Таки-сама, - в его голосе звучало искреннее раскаяние, - но я боюсь, что вы должны узнать это от него.
---------------------------------------------------------------------------------------------
Клаус прибыл с опозданием на целый час. Он вошёл без стука и замер возле двери. Его лицо напоминало непроницаемую маску. Таки отложил в сторону карты дислокации Четырнадцатой дивизии и почувствовал, как у него учащается пульс. Лучше уж ещё раз попасть в засаду Рутгенштейна.
- Где ты был?
У Клауса дёрнулся мускул на челюсти.
- Тебе какое дело?
От его тона у Таки перехватило дыхание.
На самом деле Клаус собирался прийти вовремя. Но к тому времени, когда он добрался до своего домика (с облегчением обнаружив, что Харуки ушёл), боль в рёбрах слилась с болью в руке, превратившись во что-то невообразимое. Попытавшись противостоять ей, он сдался через несколько минут и наполнил шприц содержимым последнего пузырька. А потом два часа ловил морфиновые приходы на полу.
И хотя физическая боль утихла, при взгляде на Таки другая боль вспыхнула в его душе, и он знал, что от неё так просто не избавиться.
Таки же из вихря охвативших его чувств смог выделить лишь гнев.
И началось их противостояние.
-------------------------------------------------------------------------------------

Клаус никогда раньше не жаловался на своё красноречие, но теперь все его слова, которыми он пытался донести до Таки ощущение предательства, звучали как дебильная истерика.
Таки же пытался заглушить своё чувство вины, сосредоточившись на одном неопровержимом аргументе:
- Ревность затуманивает твой разум, Клаус! Ты не можешь мыслить ясно!
- А ты так, чёрт возьми, отчаянно хочешь выиграть эту войну, что не видишь ничего вокруг! Он что-то замышляет, я это точно знаю! А ты с самого начала только и делаешь, что играешь ему на руку!
Они стояли, покраснев – Таки возле стола, а Клаус не отходя от двери. Кажется, что он готов сбежать, пришло на ум Таки, и эта мысль заставила его ещё сильнее нервничать.
- Ты думаешь, я настолько наивен? – руки Таки сжались в кулаки. – Ты думаешь, что я поверил ему на слово?
- Именно так всё это, чёрт возьми, и выглядит!
- Пока ты участвовал в операции «Ганнибал», я приказал изучить прошлое Ханса. Штаб-квартира отправила лучших шпионов, чтобы раскопать всё возможное.
Это было новостью для Клауса, и он на секунду запнулся.
- Всё, что он сказал, - продолжал Таки, - всё, что он сказал – правда. Существует организация, работающая над свержением правительства Западного Альянса изнутри. Это правда. Есть и другие, подобные Хансу. Целая сеть. И после того, что произошло сегодня, он доказал свою лояльность. Что ему ещё нужно сделать, чтобы ты поверил ему?
Ответ Клауса прервал голос из-за двери:
- Таки-сама? – прозвучал из-за двери голос офицера, вызванного стоящим в коридоре охранником, которого встревожил громкий голос Таки. – Вы в порядке, сэр?
Клаус бросил на него холодный саркастический взгляд.
- Да, ты в порядке, Таки? Может быть, это мне ты не доверяешь? Может, здесь нужна охрана, чтобы гарантировать твою безопасность?
Таки изо всех сил постарался не обращать на него внимания. Он отослал офицера и дождался, пока смолкнут его шаги.
- Ты солгал мне.
У Клауса срывался голос, словно он сам не верил в то, что говорил. Чувство вины накрыло Таки с головой, но он знал, что на это ответить.
Я должен был. Только так я смог бы победить, не подвергая тебя опасности. Я должен был.
Вместо этого он услышал свой собственный дрожащий голос:
- Прости.
И после нескольких часов борьбы с обжигающим бурлящим месивом внутри, Клаус почувствовал, как что-то понемногу смягчается в нём. Он не мог вспомнить, чтобы Таки извинялся перед ним прежде.
- Я солгал. Мне не стоило этого делать, - он опустил взгляд. Волосы укрыли его правый глаз, а левый был переполнен эмоциями. И его губы… губы были такими чертовски притягательными, подумал Клаус, злясь на себя за такие мысли. Нечестно.
Таки сделал глубокий вздох и упёрся взглядом в пол.
- Если… если я возьму тебя завтра с собой на выручку Четырнадцатой дивизии, ты мог бы… - Клаус вздёрнул подбородок, почувствовав слабый лучик надежды. – Ты смог бы…
…простить меня?
Таки не смог заставить себя сказать это вслух и переключил свои мысли на организацию атаки.
- Но не на мотоцикле. Ты недостаточно восстановился для этого, - его голос стал твёрже. – В Муракумо со мной, в качестве моего помощника. Не как мой рыцарь, - он поднял глаза. – Только на завтра.
И безмерно обрадовался, увидев, что выражение лица Клауса смягчилось. Повисла пауза, во время которой Клаус размышлял над предложением Таки. Над тем, сколько усилий приложил Таки, чтобы просто сказать это, хотя в словах не было ничего значительного. Огнедышащие чудище, порождённое предательством, зародившееся внутри, всё ещё было живо, оно кипело от ярости, но пока свернулось клубочком, ожидая своего часа.
Как мой помощник. Не как мой рыцарь.
- Таки, - ответил он почти иронично, хотя настороженность всё ещё не ушла полностью. – Я буду тем, кем ты захочешь меня видеть. Всегда.
Не в первый раз что-то, сказанное Клаусом так просто, трогало Таки почти до слёз. Он почувствовал, как вина вновь накатывает на него, и отвёл глаза.
Он казался таким маленьким и уязвимым, стоя посреди собственной спальни, что Клаус никак не мог соотнести его с тем уверенным непоколебимым голосом, который звучал из приёмника Харуки, голосом, который привёл своё подразделение к оглушительной победе.
Клаус постарался не думать о тех восьми часах, а попытался сосредоточиться на остатке ночи. На следующем утре, когда он вновь будет рядом со своим хозяином.
Преодолев разделяющее их расстояние и наслаждаясь удивлённым взглядом Таки, он взял не спрятанную в перчатку ладонь в свою и прижал её к губам, желая стереть всё непонимание между ними.
Они стояли у поезда, их одежда и волосы мокли под дождём. Таки снова потерял дар речи. В замешательстве он понял, что принял решение ещё до того, как Клаус закончил излагать свою невыполнимую просьбу.
Да, подумал он.
Казалось, Клаус услышал его мысли. Он приподнял лицо Таки и поцеловал его. Таки почувствовал, как радость победы затмило всепоглощающее облегчение, и ответил на поцелуй, наслаждаясь знакомым вкусом и теплом губ Клауса. Он почувствовал, как большая рука обвивает его талию, притягивая ближе, прижимая его грудью к плечу Клауса.
Через несколько секунд они уже лежали на кровати, и Клаус спускался поцелуями по его шее, одновременно нетерпеливо расстёгивая и сдёргивая его брюки. Не было времени снять рубашку или насладиться мягкостью его губ, необходимо было почувствовать его, покорить, доказать что-то себе и ему.
А затем, словно змея, чёрная мысль мелькнула по краю сознания. Клаус замер, вдыхая аромат Таки и удивляясь, почему это пришло ему в голову только сейчас.
Прекрати, сказал он сам себе, оставь это. Наслаждайся тем, что есть.
- Таки, - позвал он хриплым от вожделения голосом. Тот посмотрел на него снизу вверх, губы его припухли от поцелуев. Член Клауса ломило. – Он… он будет там завтра?
Беспокойство прибывало, словно вода во время прилива. Таки снова почувствовал жгущий взгляд.
- Да, - ответил он, не в силах сказать ничего иного.
И в этот момент Клаус всё понял. Он будет сидеть в тепле и безопасности в танке рядом с Таки, пока Ханс на джипе выиграет для него войну.
На этот раз не нужно было, чтобы офицер задавал вопросы из-за двери. Или Харуки Ямамото стучал в дверь домика, прося оставить ему револьвер. Или врывался Сугури. Или чтобы всё это оказалось сном. На этот раз Клаус сам всё разрушил.
Он поднялся и устремил на Таки взгляд, который снова вызвал в нём страх. Через секунду он оказался уже на краю кровати.
- Клаус… - начал Таки, гадая, сколько ещё взлётов и падений предстоит ему испытать этой ночью.
- Я знаю, что обещал тебе, - Клаус словно говорил сам с собой. – Обещал быть рядом, несмотря ни на что. Но я не могу. Я не могу пока он здесь. Пока он рядом.
Он вскочил на ноги и направился к двери, когда Таки наконец задал вопрос, который мучал его месяцами.
- Я хочу узнать, почему ты так сильно ненавидишь Ханса, - услышав это, Клаус замер. – У тебя с ним… было то же, что и у нас?

Наконец-то это прозвучало вслух.
После ужасного молчания и мучительных попыток сдержаться, морфий, гнев и ревность взяли верх. Клаус внезапно развернулся и пнул стул, отправив его в полёт к окну. Сначала шкаф, теперь стул, отстранённо подумал Клаус. Но больше, чем эта внезапная вспышка, Таки шокировал вид залитого краской лица Клауса.
- Это было… я был пьян…
Таки забыл как дышать.
- Я думал, он тоже, но нет. Нам было по шестнадцать, мы были дураками. Я заставил его выпить первый раз в жизни. А потом мы пошли в общежитие, он помог мне лечь в постель…
«Заткнись нахуй, придурок», - думал Клаус, но не мог замолчать. Взгляд Таки заставлял говорить без остановки.
- Я проснулся, а он… был совсем близко. Он выглядел так, словно я застал его, и я так сильно его толкнул, и он упал, а я… я был пьян. Я помог ему встать, и мы почти…
Он замолчал.
Таки почувствовал, что тонет.
Не говоря уже о том, что Клаус может быть весьма убедительным в этой области, как я слышал.
И только в этот миг он понял истинную природу и масштабы ревности, с которой боролся Клаус. Это не было похоже ни на что. Всепоглощающее мощное иррациональное чувство.
- Ничего не было! – выкрикнул Клаус напряжённым отчаянным голосом. – Ни… почти ничего. Я пришёл в себя и отстранился. А он ушёл. И мы больше не общались.
И через несколько минут он совсем другим голосом добавил:
- В нём что-то есть, Таки. С ним что-то не так. Он слишком много знает. Вещи, которые он знать никак не может…
Несмотря на то, что Таки и сам не раз думал об этом, когда он заговорил, его голос почти не дрожал:
- Прекрати пытаться дискредитировать его из-за событий десятилетней давности. Мы близки к победе. И всё благодаря ему. Он помог нам узнать о железнодорожной линии снабжения. Он помог нам победить Рутгенштейна сегодня.
Клаус побелел как полотно, взгляд словно покрылся льдом. Таки подумал, какой наивностью было предположить, что он всё забудет ради того, чтобы завтра быть со своим хозяином.
- Ты ему полностью доверяешь, правда? – казалось, он снова говорит сам с собой. И снова уходит. Я должен найти способ показать его истинное лицо.
Таки выпрямился, ощущая головокружение. Второй раз за день он наблюдал, как Клаус уходит прочь, но на этот раз его охватила уверенность, что, если он уйдёт, это будет концом всего.
- Куда ты идёшь? Клаус?
Клаус подошёл к двери.
- Если ты уйдёшь сейчас, - сказал Таки, удивлённый тем, как уверенно звучит его голос, - я буду считать это предательством твоих клятв передо мной.
Клаус внезапно рассмеялся, и от этого звука по спине Таки побежали мурашки.
- Хорошая попытка. В прошлый раз прокатило. Но одна карта два раза не сыграет.
Таки почувствовал вспышку гнева.
- Это не игра! Никаких карт, Клаус, ты мой рыцарь и должен подчиняться моим приказам, какие бы они ни были!
Клаус снова обернулся к нему, его глаза пылали от ярости.
- Твой рыцарь? Ну, хорошо. А почему я твой рыцарь, Таки?
Гробовая тишина опустилась на комнату. Где-то на краю сознания Таки мелькнуло воспоминание о реке, в которую он упал ребёнком.
- Что?
- Какого чёрта я делаю здесь? Зачем ты притащил меня сюда?
Таки молчал.
- Я думал, это потому, что ты хочешь быть со мной. Быть со мной! – Клаус прижал руку к груди. То, как он произнёс эти слова, сломало что-то в Таки. Солёная вода и глухие звуки. – Но всё, что ты делал с тех пор, как мы здесь оказались, так это отталкивал меня. Снова и снова. Ты заставил меня почувствовать, что я ничего для тебя не значу, - его голос становился всё громче. – И вот однажды я узнаю от чёртова Сугури, что тебе не суждено быть вообще ни с кем! Никогда! Что я осквернил тебя. Опорочил. Погубил. Что я должен был с этим делать? Что мне с этим делать?!!
Его голос заполнил всю комнату. Таки оказался загнан в угол и окружён обвинениями, извлечёнными, казалось, прямиком из его собственных мыслей и выстроенных в ряд прямо перед ним во всей своей беспощадности.
- Я устал от этого, - тихо сказал Клаус, его лицо осунулось. – Я устал от того, что ты меня отталкиваешь, а потом тянешь обратно. Я больше не могу этого выносить.
Таки искал что-нибудь, хоть что-нибудь, какую-то связь, которая была у них даже тогда, когда Клаус улетал от него прочь глубокой ночью навстречу врагу. Но ничего не было. Клаус открыл дверь.
- Не уходи, - сказал Таки, и сам почувствовал, как жалко прозвучали его слова. Ну хоть что-нибудь! Но смог сказать лишь: - Это приказ.
Клаус, казалось, не услышал его, только бросил через плечо:
- Ну, теперь тебе есть, кому приказывать, чтобы выиграть войну.
И ушёл. Даже дверью не хлопнул. Из всех вещей, что произошли этой ночью, именно эта беззвучно закрытая дверь вызвала у Таки слёзы.
Всё закончится, не так давно позволил себе поверить Таки с чувствами, близкими к облегчению или даже счастью. К утру война закончится. И Клаус будет со мной.
----------------------------------------------------------------------------------------
Когда мотоцикл взревел, Клаус надвинул защитные очки на глаза и отказался обдумывать то, что только что произошло. Его слова словно зажили собственной жизнью. Огнедышащий монстр, поселившийся у него внутри, вырвался на свободу и уничтожил всё на своём пути. И выражение лица Таки, его шок, его вина, подарили Клаусу даже какое-то извращённое удовлетворение.
Он сказал именно то, что хотел. Но имел в виду вовсе не это. Он не собирается уходить насовсем. Потому что он понимает: нет смысла выигрывать эту войну, если при этом он потеряет Таки.
Мотоцикл с рёвом пронёсся по дороге и выехал за пределы комплекса.
-----------------------------------------------------------------------------------------

Лунная дорожка плясала на тёмных водах реки.
Сидя у самой кромки воды, Ханс скривился и выплюнул водку на песок. Клаус рассмеялся.
- Да, со мной в первый раз тоже так было, - язык у него уже немного заплетался. - Но потом легче пойдёт, точно тебе говорю.
Он налил водки в крышечку и выпил залпом, уже пятую по счёту. Ханс с завистью наблюдал за его плавными, естественными движениями, наполненными природной грацией. Следующую Клаус передал Хансу, которому удалось на этот раз проглотить всё, чувствуя, как обжигающая жидкость скользнула по горлу.
- Ну как? – Клаус ощущал приятный туман в голове.
- Не знаю, - ответил Ханс.
- Ты странный, - вдруг заметил Клаус. – Я ни разу не видел, чтобы ты улыбался. Когда ты последний раз смеялся над хорошей шуткой?
- Я не очень люблю шутки.
- Тогда я тебя, наверное, напрягаю, я-то редко бываю серьёзным.
- С тобой… - если бы Клаус был чуть менее пьян, он бы заметил, что Хансу стало не по себе, - с тобой всё по-другому.
- Ну и хорошо.
После того, как Ханс глотнул ещё одну и отговорил Клауса пить из горлышка, они, пошатываясь, полезли наверх. Почти у самой вершины Клаус поскользнулся и не упал только благодаря быстрой реакции Ханса. Он поддерживал Клауса, помогая ему дойти до общежития мальчиков, радуясь тому, что оказался ему полезен.
- Знаешь, - невнятно пробормотал Клаус, повернувшись к нему и глядя на него в профиль, - мало кто смог бы удержать меня.
Ханс почувствовал прилив гордости. И подумал, что Клаус как-то посерьёзнел. Покосившись на него, он заметил, что Клаус смотрит на него задумчивым, хоть и поплывшим взглядом.
- Не позволяй им так обращаться с собой, - тихо сказал Клаус. – Ты же большой парень. Борись!
- Иногда лучше не бороться, - пробормотал Ханс, стараясь не вспоминать.
- Ну что за чушь! – и после паузы: - Я могу тебя научить паре приёмов!
Клаус поднял правый кулак и попытался синхронизировать его с левым, который был на плече Ханса. Это нелепое зрелище рассмешило Ханса, и он хихикнул.
- Вот! – торжествовал Клаус. – Я знал, что ты умеешь улыбаться! Делай это почаще, тебе идёт.
Улыбка тут же исчезла. У Ханса заколотилось сердце, и тяжесть тела Клауса, ещё секунду назад бывшая такой приятной, внезапно стала непосильной, а его близость – почти нестерпимой. Казалось, они шли по коридору целый час, стараясь, чтобы их никто не услышал. Клаус сказал, что его сосед уехал домой на выходные, и Ханс может занять его кровать, если хочет. Ханс сразу же отказался. Но Клаус его, казалось, не услышал, рухнув на постель с закрытыми глазами и блуждающей по лицу улыбкой.
Ханс двинулся было к двери, но остановился. Ему показалось, что он почувствовал что-то. Показалось или нет? Если показалось, то его действия приведут к катастрофе. А если нет? Если не показалось, тогда… Сердце оглушающе колотилось в груди.
-------------------------------------------------------------------------------------
Клаус не знал, спал ли он несколько часов или минут, но когда снова поднял веки, то увидел, что Ханс склонился над ним так низко, что даже в темноте комнаты стали отчётливо видны его серые глаза, а волосы касались щеки.
- Что за хрень! – Клаус действовал инстинктивно, он был слишком пьян, чтобы понять, что произошло или чтобы соизмерять свою силу. Он только услышал, как раздался грохот и Ханс вскрикнул от боли. Клаус сел на кровати, стараясь не обращать внимания на то, как крутится вокруг него комната. Ханс был на полу, держась рукой за затылок, а рядом валялся опрокинутый столик. Клаус тут же вспомнил, как он скрючился на земле, а мальчишки пинали его в живот.
- Чёрт. Чёрт, Ханс, прости.
Клаус, стараясь не шататься, встал с кровати и помог ему подняться. Не успев отпустить его руки, он увидел красные щёки и глаза, в которых было какое-то странное выражение. Клаус не знал, что оно значило, но теперь уже не мог отпустить его.
- Отпусти, - попросил Ханс, отводя глаза в сторону, и Клаус был потрясён, заметив в них слёзы.
- Ханс, прости, - тупо повторил он.
- Отпусти меня!
«Какой он высокий, - внезапно подумал Клаус. – Почти такой же, как и я».
И в этот момент Ханс посмотрел на него с этим странным выражением в глазах, словно видел его насквозь. И перестал вырываться.
- Это нормально, - внезапно сказал Ханс так тихо, что Клаус едва его расслышал. – То, о чём ты думаешь. Нормально.
Руки Клауса переползли на грудь Ханса, потом на его шею, словно действовали по собственной воле, любопытно, настойчиво. Ощущения были совсем иными, не такими, как с Гретой или любой другой девушкой. Это было так…
Ханс не мог пошевелиться. Взгляд Клауса потерял пьяную расслабленность и стал острым, свирепым. Его руки были грубыми и настойчивыми. Они прижали Ханса к стене, прямо напротив того самого столика, на который он упал пару минут назад, лицо Клауса было всего в нескольких сантиметрах от его собственного. Они оба тяжело дышали, не уверенные в том, что понимают происходящее сейчас.
И вдруг они поцеловались. Язык Клауса вторгся в его рот, обжигая привкусом водки. Хансу показалось, что его вот-вот сожрут. Как будто внутри Клауса было что-то звериное, что он выпустил наружу, и что могло бы уничтожить Ханса. У Ханса встал за секунду. Рука Клауса уже была у него под рубашкой, оглаживая грудь, а потом поползла вниз.
Клаус и сам не понял, что вернуло его в реальность. Он внезапно отдёрнулся, отступил назад и вытер рот рукой.
Ханс съехал по стене, хватая воздух саднящими губами.
Клаус уставился на него. Он почувствовал смесь похоти и тошноты, поднёс руку ко лбу, надеясь, что вот-вот проснётся. Ханс словно прочёл его мысли – его лицо вдруг исказилось.
- Я… лучше пойду, - тихо сказал он, всё ещё находясь на том же самом месте.
Клаус, спотыкаясь, плюхнулся на свою кровать, теперь ощущая только тошноту.
- Да, лучше иди, - всё, что он мог сказать.
Спустя несколько ужасных секунд Ханс поднялся на ноги и ушёл.
---------------------------------------------------------------------------------------
После этого Ханс несколько дней не появлялся в школе, и Клаус уже понадеялся, что его перевели, и они больше никогда не увидятся. Клаус едва мог смотреть в глаза своим друзьям. Только Грета, как маленький солнечный лучик, немного облегчала его состояние. На следующий день, посмеиваясь над его похмельем, она позволила ему положить голову ей на колени во время обеденного перерыва. «Она такая мягкая,» - подумал он.
Несколько дней спустя Клаус с тремя друзьями возвращался с тренировки. Пыльное футбольное поле, треньканье велосипедных звонков. И за углом раздевалки он увидел их. Те же ребята постарше в полурасстёгнутых рубашках, разбросанные бутылки, сигареты зажаты в пальцах. И скорчившаяся фигура на земле между ними, молча принимающая побои.
Один из мальчишек заметил их и замер. Остальные тоже. Тот, со сломанным носом, хорошо его запомнил.
Клаус почувствовал, как напряглись рядом его друзья. Он знал, что даже драться не придётся, достаточно лишь сделать пару шагов в их направлении, и они бы убежали, поджав хвосты.
Но вспышка серых глаз из-под прикрытых век пробудила что-то в Клаусе. Что-то безымянное, удушающее, с чем он не готов был столкнуться. Он просто был слишком юн, чтобы с этим столкнуться.
И он просто прошёл мимо. Немного сбитые с толку, его товарищи по команде последовали за ним.
Ханс видел, как он уходит, и даже ничего не почувствовал сначала. А потом, когда они вновь взялись за него, он почувствовал, как эти цвета опять разливаются по его телу. Те же, что и всегда. Синий. Фиолетовый. Лаймово-зелёный, что означало, что тут будут синяки. И жёлтый. Как его волосы на солнце, когда он забил тот гол. И красный.

Глава 11. Цвета Ханса и отсутствие Клауса
В течение нескольких лет, с тех пор как он стал командиром дивизии, Таки Рейзен представлял себе различные варианты исхода войны.
С самого начала, согласно чувству юношеского фатализма, который он, тем не менее, никогда не позволял увидеть своим людям, он представлял себе, что война просто никогда не заканчивается. Там нации продолжают изобретать всё более смертоносные и изощрённые способы уничтожения друг друга, а они с Клаусом сражаются за изначально проигранное дело, пока не умирают от старости, виноватые и усталые, передавая смертельную эстафету следующему поколению.
Не единожды он представлял себе ситуацию, когда он или Клаус падут в бою. Он пытался морально подготовиться к подобному исходу, зная, что такое может произойти завтра или через несколько лет. Они покинут сцену, так и не узнав о плодах своих стараний. В подобных мечтах Таки всегда лелеял постыдную надежду, что это он погиб, а Клаус, убитый горем, продолжит сражаться, возможно, даже приведёт его страну к победе во имя него. Эта надежда зародилась на неспособности Таки представить альтернативу – ту, в которой ему пришлось бы день за днём надевать военную форму и сражаться за мир, в котором больше нет Клауса.
Согласно другому варианту, война заканчивалась, они оба выжили, но страна Таки проиграла. Он старался не думать о позоре, который тенью ляжет на весь его народ и на его собственные плечи. Но и в этих мечтах в самом уголке маячил знакомый огромный силуэт Клауса. Его улыбка помогала справиться даже со стыдом. «Мы проиграли», - рокотал он в ухо Таки, - «но, чёрт возьми, поддали им жару, пока могли, правда?»
Ещё один вариант, о котором он никогда не позволял себе долго думать, боясь сглазить или прогневить Богов, был таким: война закончилась, они оба выжили и победили. И там, в самом потаённом уголке своей души он мечтал, как он сказал однажды Клаусу под ракитником Люкенвальда, что они могли бы улететь вместе на другую сторону неба и оставить всё это позади.
Но одного он никогда не представлял себе – на такое у него просто не хватало фантазии – что война закончилась, они оба выжили и победили, но Клауса не было рядом с ним, чтобы увидеть, как это произойдёт.
---------------------------------------------------------------------------------------

Осень была в самом разгаре. Деревья сдались все до единого под её натиском, усыпав дорожки сухо хрустящими коричневыми листьями, бесшумно падающими сверху, словно подражая ракитнику и глицинии.
Комплекс, всё ещё полный военных, погрузился в странное выжидающее безмолвие, словно люди никак не могли смириться с непривычной реальностью отсутствия войны. Для этого нужно время.
Прошла всего неделя. Неделя с того дня, когда Четырнадцатая бронетанковая дивизия получила необходимое подкрепление, Рутгенштейн потерпел сокрушительное поражение, а Западный Альянс, утомлённый боями, сдался. Неделя с момента окончания войны.
Канцлер Евроты, тучный, с прилизанными волосами, Адар Муссолин, официально признал заслуги Таки, назвал его незаменимым союзником, силой, с которой необходимо считаться и другом на всю жизнь. На лице его была улыбка, которая не затрагивала его глаз – точно такую же Таки видел и на лице герцогини Евроты. От просмотра трансляции у Таки заныли разом все зубы. Услышав в телефонной трубке тот же елейный голос, Таки ответил сдержанно и официально. Союз восточной страны с Евротой всегда был, в лучшем случае, натянутым, а после фиаско с герцогиней и вовсе едва не был расторгнут. Таки надеялся, что с окончанием войны их отношения вернутся в строгие официальные рамки. Облегчение, которое он испытал по окончании разговора с канцлером, могло соперничать с облегчением в момент прорыва Муракумо последней линии обороны на поле боя.
Помимо трансляций, мировых новостей, торжеств и договоров, наиболее полно прочувствовать окончание войны солдатам и кадетам Пятнадцатой бронетанковой дивизии помог визит Императора. Одетый в традиционные яркие струящиеся одежды, глава их страны, казалось, плыл в сторону Таки, который тут же почувствовал себя неловко в своей военной форме. Он принял Императора в главном зале, и все его подчинённые выстроились в соответствии с рангом. Таки поклонился низко в ноги Сыну Неба, и большинство его людей, которые никогда прежде не видели своего командира преклоняющим колени, испытали благоговейный трепет, став свидетелями такого важного исторического момента.
С добрым блеском в глазах, составлявшим яркий контраст его официальным словам, дядя Таки признал его роль в их победе, наградил его орденом Золотого Орла первой степени и другими наградами. Таки, однако, был гораздо более заинтересован в новостях о своих сёстрах.
- У них всё в порядке, - с отеческой улыбкой заверил его Император, пока они прогуливались по усыпанному листьями двору, а императорская свита сопровождала их на некотором отдалении. – Они требовали встречи со своим любимым старшим братиком и угрожали спрятаться среди моих вещей, чтобы повидаться с тобой. Я едва смог отговорить их от этого.
Император искоса взглянул на Таки и удивился, гадая, доводилось ли ему прежде видеть улыбку на лице своего молчаливого, серьёзного, преданного племянника. Он также упомянул, что девочки спрашивали о высоком золотоволосом духе-хранителе, которого повстречали однажды в саду. При этих словах улыбка Таки мгновенно увяла, и Император не стал давить на него.
Имея немалый опыт в чтении эмоций, намерений и людей в целом, Император сомневался, стоит ли ему расспрашивать о новом иностранце, который занял место возле Таки. Высокий мужчина с рыжеватыми волосами и серыми глазами находился возле командующего в главном зале. Взгляд его был точно таким же серьёзным и спокойным, как и сам Таки.
------------------------------------------------------------------------------------
Хотя Император был прав в своём предположении, что отсутствие золотоволосого иностранца тяжело сказалось на Таки, он не предполагал, что было нечто не менее тяжёлое. И неважно, чем был занят Таки – обходил ли территорию по старой привычке, обедал в одиночестве или пожимал руки высокопоставленным гостям под вспышками камер, он никак не мог перестать думать, прокручивать в уме то, что недавно узнал.
Неделей ранее, на следующий день после капитуляции Западного Альянса, Таки узнал невероятную тайну Ханса Регенвальда. Тайну его необъяснимого всеведения. Того, что не давало Таки покоя с самого знакомства с этим человеком.
Вскоре после того, как он закончил разговор с канцлером Евроты, всё ещё вспоминая его приторную улыбку и чувствуя смутную тревогу, Таки обнаружил себя перед камерой Ханса.
- Я вижу, что вы думаете об Адаре Муссолине, командир, - сказал Ханс, как только Таки вошёл в его камеру, а охранник закрыл за ним дверь. Сидя на своей кровати, он, не спеша, отложил в сторону книгу.
- Откуда вы узнали? - поражённо спросил Таки и бросил взгляд на дверь – ведь единственным, кто мог бы передать Хансу эту информацию, был его охранник.
- Охранник не мой шпион, - заверил его Ханс ровным тоном, от которого Таки только сильнее занервничал. – Хотя и довольно приятный парень. Без ума от Вагнера, особенно его Пятой симфонии.
Затем он изложил свои догадки о том, что после официальных заверений во взаимной дружбе, обязательно последует личный звонок. Таки, всё ещё немного растерянный, присел за маленький столик Ханса и поддержал разговор о политике, поскольку Идзуми Сюнске, тот самый субтильный журналист, который с своё время предположил причину трудностей, с которыми столкнулся Западный Альянс на внутреннем фронте, теперь просветил Таки о нынешнем положении дел в Евроте.
Адар Муссолин был большой проблемой. В конце концов, именно он начал войну и втянул остальные страны в военные действия, продлившиеся больше года. И хотя долг, честь и страх за безопасность своей страны, вынудили Таки примкнуть к нему, теперь он беспокоился о будущем не меньше.
Фашизм. Отсутствие индивидуальности. Отсутствие личной жизни. Отсутствие свободы слова. Смутное предчувствие, что последуют другие войны ради расширения зон влияния и распространения евротийского образа жизни. И чем больше Таки читал статьи, которые для него подобрал Идзуми, тем больше уверялся в своих подозрениях.
Он рассказал о своих предположениях Хансу. Рассказал о герцогине и Беркуте, которые пытались сбежать из Евроты и найти политическое убежище в его стране. От Муссолина. Конечно, всё это в итоге оказалось планом по низвержению Таки, но в их просьбах было зерно истины. Еврота всё больше и больше впадала в автократию.
- Я не доверяю ему. Никогда не доверял. Он маскирует диктатуру за политическими масками, и теперь, когда он победил, я беспокоюсь о том, к чему это его приведёт. У меня такое чувство, что эта победа лишь ухудшит положение его народа.
Но не только это мешало Таки радоваться победе. Взгляд Клауса перед уходом. Таки мысленно встряхнулся и попытался вспомнить, зачем он вообще пришёл к Хансу.
- Генерал-лейтенант, - начал он. – Хотя моя страна в неоплатном долгу перед вами за всё, что вы сделали, я надеюсь, вы понимаете, что официально вы всё ещё считаетесь военнопленным. Нам необходимо получить подтверждение, что вы тот, за кого себя выдаёте. Вероятно, потребуется некоторое время, чтобы ваша организация подтвердила всю информацию.
- Это совершенно обосновано.
- Однако, независимо от вашего официального статуса, я предлагаю вам присоединиться ко мне во время визита Императора. Если вы не возражаете.
Выражение неподдельного удивления на лице Ханса заставило Таки почувствовать неожиданный прилив тепла.
- Я… конечно. Спасибо, командующий. Это честь для меня.
- Это меньшее, что я могу сделать, чтобы выразить вам свою благодарность.
С минуту Ханс смотрел на Таки таким напряжённым взглядом, что, казалось, воздух между ними вот-вот заискрит. Таки почувствовал, как зачастил его пульс.
---------------------------------------------------------------------------------------

- Если позволите, - наконец, сказал Ханс, - я бы тоже хотел сделать кое-что взамен. В благодарность за ваше доверие.
- Что вы имеете в виду? – не понял его Таки.
- Вы много раз спрашивали меня об источнике моих знаний о настоящем и о прошлом. О вас.
Он собирался раскрыть имена своих информаторов, понял Таки и выпрямился на стуле, выдавая свою заинтересованность.
- Сначала вы мне не поверите, - сказал Ханс. Он медленно поднялся, подошёл к двери и постоял там, словно прислушиваясь к происходящему снаружи. – На самом деле, вы долго не сможете мне до конца поверить.
Он посмотрел на Таки и резко, глубоко вздохнул.
- Чуть ранее, когда вы рассуждали о будущем Евроты, на самом деле вы думали о Клаусе, - услышав это имя из уст Ханса, Таки растерялся. – А конкретно, вы думали о том, как Клаус посмотрел на вас перед самым уходом.
Таки не мог найти слов, он чувствовал себя словно в ловушке под пристальным взглядом Ханса.
- Вы поссорились, - продолжал Ханс. – Жутко поссорились, хуже, чем когда-либо. Вы предупредили его, что его уход будет расценен вами как предательство. Но он всё равно ушёл. Наговорил вам много обидных вещей. Правдивых вещей.
- Откуда вы это… - Таки слышал, как дрожит его голос. В нём что-то есть, Таки. С ним что-то не так – прозвучал в его голове голос Клауса. - Он слишком много знает. Вещи, которые он знать никак не может.
- И когда вы только вошли, я не догадался, что вы думаете о Муссолине, я точно это знал.
- Но как… откуда?..
И Ханс рассказал ему, используя простые и понятные слова, кратко и ясно. Но Таки всё равно ему не поверил. Потому что в подобное невозможно было поверить.
Когда Ханс замолчал и просто стоял, заложив руки за спину и нервно наблюдая за Таки, он знал, что его мир только что перевернулся вверх тормашками.
----------------------------------------------------------------------------------------
Абсолютная невероятность, нереальность озвученного словно фантасмагорической дымкой повисла между ними.
Таки мог только смотреть на него.
Ханс не старался убедить его, и всё что он говорил, звучало почти обыденно в его устах. Но если сказанное было правдой…
То это было именно то, что Таки знал о древних временах. О временах, когда люди могли превращаться в волков, прикосновения могли исцелять, а шёпот мудрецов разносился ветром по всему свету.
Таки часто видел эти времена во снах. В этих снах он был кем-то иным или, наоборот, собой, но совсем другим, он стоял на поле с колышущейся на ветру высокой травой. Незнакомые запахи наполняли воздух. Воля богов виделась ему не только в смене дня и ночи, зимы и лета, в цветении бутонов или победе в войнах, или в грандиозных переплетениях человеческих судеб. Боги были реальны тогда. Они были повсюду, ходили среди людей. И Таки, даже будучи ребёнком, просыпался от этих снов со скорбью о том, сколь много они утратили. И это же ощущение чего-то божественного вновь охватило его теперь, когда он стоял в этой импровизированной камере перед человеком с запада, который совсем недавно был ему абсолютно незнаком. И он продолжал говорить, а Таки замер, пойманный в ловушку его голоса, словно застыл между двумя мирами.
- Они похожи на цвета, - тихо сказал Ханс. – Это примитивный и упрощённый способ описать, но это самое близкое, что я могу предложить. Как… волны в спектре, недоступном остальным. Цвет, который иногда превращается в чувство. Или форму. Или в событие из другого времени. Слова из другого времени. Это поразительно, как часто люди мыслят словами, настоящими, словно написанными чернилами, - он ненадолго задумался. – Когда я приехал сюда, это стало для меня огромной проблемой – оказалось, что ваши соотечественники мыслят на кандзи. Боюсь, на то, чтобы поспевать за вашими мыслями, у меня могут уйти десятилетия.

Реальность этого невероятного феномена проникала в Таки медленно, словно маленькими фрагментами – по одному за раз.
- Я могу уловить только самые яркие, значимые цвета, события из прошлого, которые люди хранят в своей памяти. Воспоминания или мысли, которые занимают первое место в разуме человека, который разговаривает со мной.
Всё просто, - сказал Клаус, взяв Таки за руку возле поезда. – Возьми меня с собой. Тебе просто нужно сделать меня своим.
- Я узнал всё, что мог об этой способности, не рискуя быть раскрытым. Я оттачивал её. Я знаю, насколько близко мне нужно находиться, чтобы считать информацию. Чаще всего для этого нужен зрительный контакт, но не всегда. Я знаю, как вести разговор, чтобы собеседник был вынужден визуализировать ответы, которые не может сформулировать словами, чтобы я смог их увидеть. Я даже заработал на этом небольшое состояние. Но когда разразилась война, я почувствовал, что мой долг использовать это, чтобы… помочь положить конец боевым действиям.
Когда он говорил таким размеренным невозмутимым голосом, можно было поверить во что угодно.
- Это… удивительно, - наконец услышал Таки свой собственный голос, хотя и не был готов поверить. Чувство, которое он испытал несколько минут назад, раньше всегда приходило к нему на грани яви и сна в зыбкий предрассветный час, а теперь он не спал.
Ханс печально улыбнулся.
- Поначалу мне так вовсе не казалось. Вы были бы в ужасе, Таки-сама, от человеческого двуличия. Люди, кажущиеся жизнерадостными и дружелюбными, скрывают внутри непостижимое зло. Это шокирует. Вернее, шокировало меня раньше. Теперь я к этому привык, - а Таки никак не мог постичь его слов. – Вы с Клаусом – единичные исключения в этой аксиоме. Ваши поступки и поведение отражают ваш внутренний мир.
Таки подумал о своём последнем разговоре с Клаусом, обо всех тех вещах, которые он так хотел сказать ему, но не смог. Слова Ханса мало совпадали с реальностью.
- В моей жизни было очень мало таких искренних людей, и меня всегда тянуло к ним. Сначала это был Клаус. Теперь вы. А до этого я прошёл через целый океан лицемерия и зла. Простите за это клише, но до тех пор, пока мне не исполнилось двадцать, мой дар гораздо больше напоминал проклятие.
Во время краткой паузы перед мысленным взором Таки проплывали темы, которые они обсуждали в этой комнате в течение последних нескольких недель.
- Получается, когда мы обсуждали покушение на вас, и ту книгу, что спасла Клаусу жизнь, и …
Сердце Таки оборвалось.
Мне любопытно, кто-нибудь ещё здесь имеет представление о характере ваших отношений с вашим рыцарем?
…и всё остальное.
Их комната в Люкенвальде, поезд, спальня Таки, домик Клауса. Это всегда крутилось в мыслях Таки, присутствовало фоном. Как часто оно выплывало на передний план, особенно когда Таки яростно мечтал забыть?
Неужели Ханс всё это видел?
Даже когда Таки лежал обнажённым перед горящим взглядом Клауса, он никогда не испытывал того, что испытал стоя перед спокойными серыми глазами Ханса. Он почувствовал немедленное желание…
- Пожалуйста, не уходите, - внезапно попросил Ханс, и Таки испытал потрясение, поняв, что тот, скорее всего, прочёл его мысль. – Вы первый человек, которому я так открыто рассказал всё. В детстве своими рассказами я так напугал своих родителей и няньку, что больше никогда не рисковал.
Таки сглотнул. Хансу хватило присутствия духа не поднять на него взгляд, когда он прочитал следующий чёткий вопрос. Таки заставил себя успокоиться, сфокусироваться и задать этот вопрос, не произнося ни слова. Ханс ответил, всё так же обращаясь к полу.
- Вам нечего стыдиться, Таки-сама, - сказал он таким тоном, словно его слова могли разбить что-то хрупкое. – В конце концов, я не в том положении, чтобы осуждать вас, - их взгляды встретились, и Ханс робко улыбнулся. – Я вижу, что вы знаете о той ночи десять лет назад. Я не уверен, Клаус ли так подробно всё описал, или вы самостоятельно до этого дошли, но то, что вы представляете, практически полностью совпадает с реальностью.
Несмотря на всё невероятное, что он услышал, теперь Таки покраснел. Это было даже не его воспоминание, и всё же ему стало стыдно.
- Мы были молоды. Клаус испугался. Ему было противно. Эти эмоции, такие сильные… я почувствовал их как свои собственные, - голос Ханса был едва слышен. – Это подействовало на меня гораздо сильнее, чем я готов признать.
Он снова поднял глаза на Таки.
- Но то, что он чувствовал к вам, было… чистым. Это было невероятно чистое чувство. Он просто хотел вас.
Чистым? Таки никогда не ассоциировал чистоту с чувствами Клауса. Наоборот…
И вот однажды я узнаю… Что я осквернил тебя. Опорочил. Погубил.
Как только он вспомнил эти слова, Ханс тоже о них узнал. На этот раз Таки уловил этот момент, узнал это выражение его лица – немигающий пристальный взгляд и вспышка сверхъестественного понимания. Он видел подобный взгляд раньше, когда они обсуждали атаки, анализировали прошлое. Или говорили о Клаусе.
И в этот момент он поверил. Полностью. Уверенность, поселившаяся в нём, была настолько твёрдой, что стёрла все сомнения. И прежде, чем он смог полностью осознать это, Таки резко встал и постучал в дверь, чтобы его выпустили. Ханс даже не пытался его остановить.
-----------------------------------------------------------------------------------------
Хотя Ханс предполагал, что Таки вернётся, он не думал, что это произойдёт так скоро – на улице едва стемнело.
Таки опустил взгляд, полы его пальто постепенно успокаивались после быстрого шага.
«Он прекрасен, словно одушевлённые благородство и юность,» - подумал Ханс и сказал: - Я прошу у вас прощения Таки-сама, я вывалил на вас слишком много всего. Я пойму, если вы мне не поверите. Я и сам бы себе не поверил, - за окном назойливо стрекотали сверчки. – Я пойму, если вы отмените своё предложение присутствовать на встрече Императора. Я не хотел бы доставлять вам дискомфорт.
- Нет, - ответил Таки. – Я всё равно рад был бы видеть вас там.
- Спасибо, командир, - заметно было, что Ханс этого не ожидал.
Последовала многозначительная пауза. Ханс ждал. И когда Таки поднял глаза, по его уверенному выражению лица Ханс понял, что сейчас произойдёт. Таки задавал ему вопросы. Прятал ответы в лабиринтах, сначала простых, потом всё более сложных. Маскировал ловушки, менял темы, направления, скорость вопросов с таким мастерством, словно затратил годы на разработку тактики общения с Хансом с целью заставить его показать слабости, ошибиться. Ханса поразили его простые и эффективные методы, и он понял, что даже без его помощи Таки Рейзен в итоге одержал бы победу в войне.
- Феноменально, - прокомментировал он тихо, когда Таки закончил свою проверку.
Конечно, Ханс полностью прошёл это испытание, так что Таки мог адресовать то же самое и ему. И он снова сел за маленький столик, внезапно подумав, сколько важных событий произошло в этой комнатке, превращённой в камеру из малой гардеробной.
- Вы говорите, что они похожи на цвета? – спросил Таки в итоге, выбившись из сил.
- Это самое близкое, как я могу описать их, - после короткой паузы ответил Ханс.
Таки услышал облегчение в его голосе. И благодарность. И порадовался своему доверию.
----------------------------------------------------------------------------------
Они проговорили несколько часов. А потом ещё несколько. Было уже глубоко за полночь, когда Таки решил, что пора позволить Хансу отдохнуть.
Их разговор казался странным даже им самим. Таки знал, что ему нужно сказать всего несколько слов, а можно и вовсе не говорить ничего, чтобы быть понятым. А Ханс осознавал, что Таки, зная о нём правду, всё равно позволял ему читать себя. Очень быстро они вошли в своеобразный ритм – такого, как понял Ханс, никогда ещё не было в его жизни. Оба были удивлены, что подобное не вызывало отторжения у Таки, словно, поучаствовав в бесконечном количестве битв, он готов был уступить, допустить кого-то настолько глубоко, впервые в жизни.
И всё просто хлынуло из него, как вода во время наводнения: его вина, его сожаления и страхи. И почти все они касались Клауса. Ханс задумался, понимал ли Клаус, как много Таки думал о нём, насколько глубоки были эти его мысли.
Но были и другие вещи. Река, в которую Таки упал ребёнком. Неподъёмная тяжесть ответственности за свою страну. Невыполнимые клятвы, которые Таки давал и нарушал снова и снова.
Ханс больше слушал и читал, чем говорил. Но в итоге он сказал самое важное, проявив поразительную проницательность.
- Только вы сможете разобраться во всём этом, Таки-сама, - сказал он. – Вы находитесь в поистине уникальном положении. В истории. В политике. Даже в вашей собственной семье. Будь вы командующим или политическим лидером, в этой войне или следующей, какие бы действия вы ни предприняли, они будут первыми в своём роде. Это колоссальная ответственность. Я, да и все окружающие могут лишь давать советы и оказывать поддержку, но бремя решения целиком и полностью лежит на вас.
«Словно годы прошли с начала нашего разговора», - подумал Таки, хотя прошло всего несколько часов. И всё же, в этот момент он чувствовал себя так близко к Хансу Регенвальду, как никогда в жизни ни к одному человеку.
--------------------------------------------------------------------------------------

В два часа ночи, когда глаза у него начали слипаться от усталости, Таки пожелал Хансу спокойной ночи. С ощущением, словно он парит в воздухе, а с землёй его связывает лишь тонкая ниточка, он подошёл к двери и замер с поднятой рукой, не успев постучать охраннику.
- Я никогда не спрашивал его, - внезапно сказал он, не поворачиваясь. – Вы интересовались ранее, спрашивал ли я его, каково это – отказаться от всего ради меня. Но я всегда боялся услышать ответ.
Ханс почувствовал, а потом прочитал, что Таки собирался с духом почти всю ночь, чтобы задать свой следующий вопрос. Когда он обернулся, глаза его были виноватыми и умоляющими.
- И теперь, особенно после всего, что он сказал, я…
- Беспокоитесь, что он жалеет, что связал себя с вами?
Повисло долгое глубокое молчание.
- Думаете, жалеет? – голос Таки был таким тихим, что едва перекрывал стрекотание сверчков.
- Я не знаю.
Таки не понимал, что испытывает – облегчение или разочарование; он втайне надеялся, что Ханс понял это каким-то образом за прошедшие месяцы. Что теперь он скажет что-то, что развеяло бы неуверенность, заполнило пустоту там, где раньше был только Клаус.
- Но когда он вернётся… - уверенно продолжил Ханс.
- Если вернётся, - тихо перебил его Таки, удивив даже самого себя. Хансу даже не надо было в этот раз читать его мысли.
- Когда он вернётся, - уверенно поправил его Ханс. – Я могу выяснить это для вас.
--------------------------------------------------------------------------------------
Ещё долгое время, когда Таки ушёл, а Ханс лёг, погасив прикроватную лампу, в темноте он ощущал сладкий цветочный аромат, который облаком сопровождал каждый визит командира.
Он глубоко вздохнул и посмотрел на звёздное небо за окном. Он вспомнил, как вечером облака внезапно раздвинулись, словно повинуясь незримой гигантской руке, и закатное солнце окрасило их в золотой, оранжевый и красный.
А потом он призвал воспоминание, которое принадлежало не ему. Это воспоминание он собирал по осколкам, по частям, постоянно ловя его то от Таки, то от Клауса. «Просто удивительно, - с улыбкой думал он, - насколько часто они оба вспоминают этот момент. Как отчётливо это воспоминание в них, как сильны их чувства. Как тщательно хранят они даже самые незначительные детали того вечера». Он сомневался, что они когда-нибудь признаются друг другу в этом.
Это было воспоминание об их последней ночи в Люкенвальде.
- Сколько ты будешь ходить за мной?
- Пока ты не вернёшься в нашу комнату.
Тихая фраза Таки под ракитником. Клаус спрашивает его о сиреневых цветах, которые полощутся на ветру на его родине. Клаус, принимающий честь Таки за наивность, пытается донести до него ужасы войны просто для того, чтобы его предложение – маленький коттедж с розами – стало хоть чуточку реальнее. Вспышка Таки, его пламенный патриотизм, его непоколебимое чувство долга. Ошеломлённый, Клаус снова чувствует, как в его душе пробуждается что-то опасное.
- Можно я сяду рядом с тобой?
Таки чувствует, как сильно колотится сердце. Он кивает, снова ощущая вину. Клаус не должен знать, как много для Таки значит его близость.
Вот почему «Я хочу тебя поцеловать» застаёт его врасплох. Шок и чувство вины сначала, как обычно, но потом Ханс чувствует его облегчение. Счастье. Даже возбуждение. Возможно ли это? Возможно ли, чтобы порочные греховные чувства, с которыми Таки боролся целый год, не только не порицаемы, но и взаимны?
Словно отвечая ему, губы Клауса впервые касаются его губ. На самом деле, это первый раз, когда кто-то находится так близко к нему. Это ошеломляет, пьянит, это странно. И Таки сразу же переворачивает руку, переплетая их пальцы, как только Клаус накрывает его ладонь своей. Он не знает, что будет дальше, но всё будет хорошо, всё обязательно будет хорошо, ведь это же Клаус.
Клаус.
Клаус.
Губы Таки мягче, чем он себе представлял. Его запах повсюду, и Клаус впервые теряет от него голову. «Первый раз из многих,» - усмехается про себя Ханс. Клаус укладывает Таки на кровать, стягивает с него галстук, бросает его на пол, расстёгивает рубашку.
- Это первый раз, когда к тебе прикасаются?
Волосы Клауса падают вперёд, когда он склоняется над Таки.
- Никто никогда не целовал тебя в губы?
Его губы и язык горячие и настойчивые. Таки произносит его имя.
- Никто раньше не слышал твои стоны?
И потом, когда рука Клауса оказывается там, там, где она нужнее всего, Таки не может сдерживаться. Он повторяет имя Клауса, словно во всём мире не осталось больше никаких слов, и первый раз кончает в его широкую ладонь.
В сознании Клауса навсегда запечатлён образ Таки – его протянутые руки, наполненные слезами глаза, губы, сложенные в форме имени Клауса. В этот момент любовь заключает Клауса в свои крепкие объятия и больше уже никогда не отпускает. Он может лишь прижимать Таки к себе, ощущая дрожь его удовольствия и чувствовать – и то же чувствует и Ханс – невероятную благодарность, что ему позволено всё это, и страх, что в руках его нечто настолько хрупкое, что может быть уничтожено одним его неловким движением.
И вдруг Клаусу снова пятнадцать, а Таки девять. Только Ханс знает, что они оба тогда вспомнили свою первую встречу под глицинией.
У тебя золотые глаза, - сказал тогда Таки. – Вот бы ты был моим рыцарем.
----------------------------------------------------------------------------------------
Ханс открыл глаза во мрак своей камеры и повернулся на бок, чтобы посмотреть в окно.
Он давно смирился с навязчивостью своего дара. В мире, который был так жесток к нему, он считал, что имеет право на эти небольшие подарки, присваивая их себе, чтобы они принадлежали ему в той же мере, что Таки и Клаусу.
Мыслями всё ещё в этом воспоминании, пытаясь вновь ощутить аромат цветов, он задремал.
-----------------------------------------------------------------------------------------
Неделей позже, неспешно прогуливаясь с Императором и слушая рассказ о своих сёстрах, Таки всё ещё думал о цветах Ханса и об отсутствии Клауса. Выглянуло редкое осеннее солнце, пытаясь согреть озябшую землю. Таки надеялся, что скоро наступит лето, хотя прошлое едва миновало.
Император же не мог избавиться от мыслей о высоком сероглазом иностранце. Что-то в его образе не давало Императору покоя, и он сам даже не мог сказать, были ли вызванные им чувства добрыми или… иными. Ещё больше его настораживал тот факт, что его интуиция, никогда раньше не подводившая его, теперь молчала.
- Таки, - наконец мягко сказал Император, - тот иностранец, которого я видел на приёме, он..?
Сын неба не успел закончить свой вопрос, потому что в этот момент к ним подбежал запыхавшийся солдат, спешно и неуклюже поклонился им, пытаясь извиниться за своё вторжение и доложить срочные новости.
Ещё до того, как он начал говорить, Таки почувствовал себя словно на краю пропасти. А потом он услышал две новости, но ни одну из них не смог сразу осознать.
Во-первых, капитан Клаус фон Вольфштадт несколько минут назад вернулся на базу.
Во-вторых, он выстрелил майору Уемуре в грудь.

Глава 12. Улажу всё своей собственной рукой
- Это случайно получилось, - бессмысленные слова эхом отозвались в камере.
- Ты выстрелил ему в грудь, - ледяным голосом сказал Таки.
- Случайно! – Клаус, конечно, пытался придумать, что можно сказать в своё оправдание, но теперь, увидев Таки, не мог сосредоточиться. Он так смотрит… - Кого хочешь спроси, я целился в Ханса, а Уэмура просто выскочил, как…
- Почему ты целился в Ханса?
- А Уэмура..? – спросил Клаус сдавленным голосом. Таки окатил его испепеляющим взглядом через решётку, прежде чем ответить.
- Он в лазарете. Сугури делает всё, что в его силах. Пока ещё ничего не известно.
Клаус отвернулся и сделал несколько шагов по камере, запустив руку в волосы. Его забинтованная левая рука – но теперь уже без перевязи – запульсировала от боли.
- Почему ты целился в Ханса? – повторил Таки тем же голосом.
- Зачем он полез вообще? – сквозь стиснутые зубы выдавил Клаус.
Он помнил, как всё происходило, шаг за шагом. Он подъехал к главному зданию и заглушил мотоцикл. В камере предварительного заключения никого. Он пошёл в приёмную, откуда выходили военные в парадной форме, и Ханс среди них, как змея. Конечно, за ним следовал охранник, но выглядел Ханс вовсе не как заключённый, а как один из своих. Клаус прошёл сквозь толпу офицеров, оттолкнув нескольких с дороги и достал пистолет. Ханс увидел его в тот самый момент, когда Уемура в ужасе выкрикнул его имя.
На торжественную встречу Императора, который теперь прогуливался с Таки по территории базы, никому даже в голову не пришло принести оружие.
Майор Уемура в этот момент подумал о трёх вещах.
Во-первых, нельзя было допустить подобный скандал во время визита Императора.
Во-вторых, необходимо было защитить человека, которому командир, похоже, полностью доверял несмотря на то, что он был иностранцем. К тому же, как подозревал Уемура, без его участия война бы всё ещё продолжалась.
И в-третьих, хоть он и не мог признаться в этом даже самому себе, он боялся за самого Вольфштадта. Если бы он убил Регенвальда в присутствии такого количества офицеров, последствия были бы катастрофическими.
И поэтому он шагнул перед Хансом, вытянув руку в надежде остановить Вольфштадта. Он не знал, что Клаус раскопал о Хансе за прошлую неделю и недооценил его сосредоточенность и целеустремлённость.
Можно было только благодарить Богов, что выстрелить Клаус успел всего один раз, прежде чем опознал стоящего перед ним человека. Потому что он не собирался останавливаться после первого выстрела, он планировал сделать их столько, сколько потребуется, чтобы Ханс перестал дышать. Но когда Уемура встал между ними, пистолет выстрелил, и он упал на землю, Клаус сразу же опустил руку. И через секунду офицеры повалили его на землю и вырвали у него оружие. Хасебе как коршун следил за его арестом.
- Прости, - наконец сказал Клаус. – Я не хотел. Если бы я увидел его вовремя, я бы…
- Я не буду больше повторять, - перебил его Таки. – Почему ты целился в Ханса?
Клаус попытался собраться с мыслями. В который раз он подумал, что вина хуже всего, хуже даже ревности или горя.
Перед решёткой камеры стоял Таки, а рядом с ним – два вооружённых охранника. Он еле смог уговорить Хасебе оставить его наедине с Клаусом, но тот забрал ключи от двери и приказал солдатам строго-настрого не спускать глаз с командующего. Словно Клаус был диким и опасным животным. По какой-то жестокой иронии Клаус теперь был заперт в той же камере, где когда-то содержали Ханса.
Задаваясь вопросом, не бредит ли он, Клаус сосредоточился на событиях прошлой недели.
- Я встретился кое с кем, - наконец ответил он.
--------------------------------------------------------------------------------------

Городишко был крошечным, грязным и невзрачным, то есть именно таким как сотни других Богом забытых приграничных поселений. Клаус прислонился плечом к обшарпанной стене здания в подворотне и приподнял воротник пальто, пытаясь защититься от пронизывающего ветра. Переулок выходил прямиком на главную улицу городка, по которой усталые жители спешили домой. Выдохи вырывались из его губ маленькими облачками пара, а спину и ноги ломило от почти суток, проведённых на мотоцикле. Сутки на дорогу и ещё трое, чтобы разыскать старика.
Никто из его старых контактов и говорить с ним не захотел – все были уверены, что он предал запад и переметнулся к восточной стране. Все чувствовали перемены в нём. Может, ухмыльнулся Клаус, от него теперь пахнет иначе. Цветами.
Ночи он коротал в дешёвых ночлежках, а днём искал информацию у старых знакомых, которые захлопывали дверь у него перед носом и бросали телефонные трубки. Но у него всё-таки получилось, хотя, скорее всего, ему дали номер телефона только чтобы он отвалил. Да и плевать. Клаус позвонил, а старик ответил.
После того, как Клаус объяснил, что ему нужно, старик с неохотой велел ему подождать. Сказал, что приедет дня через три.
Пока Клаус ждал, он раздумывал о том, чтобы смотаться к Таки. День туда, день обратно, ещё останется достаточно времени, чтобы он успел извиниться за свои слова. Объяснить, что он делает. Чёрт возьми, да можно было просто взять трубку, набрать номер Пятнадцатой бронетанковой дивизии, попросить позвать к телефону командующего и услышать, как он произносит его имя своим низким чистым голосом. Клаус даже представлял себе этот разговор – как он пытается объяснить что-то и его глупые невразумительные слова постепенно выливаются в ещё одну тупую истерику. Нет, хватит уже. Он должен найти что-то серьёзное, чтобы Таки понял, что им движет не просто ревность к Хансу Регенвальду. Без этого нет смысла возвращаться. Без этого он даже голоса Таки слышать не заслуживал.
Стоя в ожидании, он сжимал и разжимал кулак. Болело уже намного меньше. Он на пробу стянул перевязь и пару раз согнул-разогнул руку. Терпимо.
Послышались шаги, и из-за угла вышел старик – точно такой же, как и раньше – грузный, с нахмуренными бровями под кепкой и скорбно опущенными уголками губ.
- Давненько не виделись, старина! – воскликнул Клаус, отбрасывая перевязь в сторону.
- Поверить не могу, что я снова здесь, - проворчал тот хриплым, словно простуженным голосом. – Война, может, и закончилась, но шпионов вылавливают до сих пор. Я, наверное, спятил.
«Спятил от любви ко мне», - подумал Клаус, но вслух не сказал – в прошлый раз эта шутка ему не удалась. Вместо этого он заметил: - Ну, по крайней мере, теперь мне нужен не только морфий.
- Думаешь, я тащился сюда, чтобы привезти тебе дозу? – старик полез в свою сумку и достал одну-единственную фотографию. – Я предупреждал. Все записи уничтожены, я смог найти только это. А это практически ничего.
Клаус взял фотографию.
- Очень глупо было обсуждать такие вещи по телефону, - добавил старик.
Он был прав: по нечёткому фото ничего не было понятно. На ней был запечатлён Ханс Регенвальд и его офицеры - Алрик Линдерман и Гюнтер Страффберг, вокруг ещё незнакомые военные, все с запада.
- Это было снято в Евроте несколько месяцев назад.
- В Евроте?
Клаус слышал выступление канцлера Муссолина по радио, слышал, как тот восхвалял Таки, и, слушая его, Клаус почувствовал внутреннюю дрожь. Было что-то в том, как он повторял имя Таки… что-то странное, и Клаус не смог тогда распознать это ощущение, предпочтя сосредоточиться на Хансе.
Старик притопнул ногами, чтобы согреться.
- Когда их заметили в Евроте, Западный Альянс заподозрил их в шпионаже и предательстве. Стали копать и обнаружили огромную сеть, работающую над разрушением Альянса и оказывающую пособничество врагу.
- Регенвальд уже рассказал об этом, а шпионы Таки всё подтвердили.
- Да, но Рейзен не знает, что наши перехватили один из их разговоров. Один-единственный раз они облажались, а наши – нет.
- И что они услышали? – заинтересовался Клаус, чувствуя, как быстрее забилось сердце.
- Какой-то план по свержению Рейзенов.
Порыв ледяного ветра пронёсся по подворотне.
- Что?
- Мой информатор во внутренней разведке чертовски нервничал и не вдавался в подробности. Та сеть, частью которой, по всей видимости, является Регенвальд, планировала проникнуть к Рейзенам и свергнуть их изнутри. На своих условиях, без ведома Альянса.
- Почему их не остановили? – мысли Клауса неслись вскачь, перебирая варианты.
- Да ты шутишь, что ли? Для наших ребят сверху это было даром небес. Конечно, сеть была неподконтрольна им, но всё равно лучшего варианта выиграть войну они не знали. Наши дали им полную свободу действий – рейды, проникновения, что угодно. На всё закрывали глаза.
Клаус подумал о рейде, санкционированным Западным Альянсом, в результате которого Ханс оказался среди них.
- Наши просто сидели и ждали, пока Рейзены падут. Но этого так и не произошло. А потом мы и всю эту чёртову войну проиграли. Такого наши точно не ожидали, - он хмыкнул и потёр челюсть. – Я всё думал об этом, пока ехал сюда. Я не знаю, что произошло. Резены живы и здоровы, да к тому же ещё и победили… Мой источник думает, что Регенвальд и его люди потерпели неудачу. Может, передумали. Да только хрен там плавал.
- Ты в это не веришь?
- Я думаю, план всё ещё в действии. Я знаю, что война закончилась, и теперь в нём нет смысла, но… такая огромная сеть, такая сложная схема… Здесь есть что-то ещё. Я думаю, они просто выжидают подходящего времени, чтобы нанести удар.
Повисла напряжённая пауза.
- Я не знаю, зачем и кому это нужно, но… я просто чувствую, что это так. А я давно играю в эти игры.
они выжидают, чтобы нанести удар
Змея обвивается вокруг лап чёрного котёнка.
- Мне нужно… - Клаус чувствовал, как в нём закипает знакомая ненависть, теперь приправленная нервным беспокойством, - мне нужны доказательства. Что-то большее, чем просто размытое фото, на котором ничего толком не понятно. Старик…
- Я тебя предупреждал, кто-то всё уничтожил – записи, бумаги, всё. Ничего нет. И я слишком устал, чтобы докапываться, кто это сделал.
Старик заметил состояние Клауса.
- Да и какая тебе разница? Мы проиграли. Это всё уже не важно, - он поколебался немного и добавил: - И, знаешь, если я прав, как только все Рейзены будут мертвы, ты сможешь закончить свою игру в рыцаря и вернуться домой. Будет даже неважно, что мы потерпели поражение. Ты станешь свободен.
Даже не собираясь обдумывать такой вариант, Клаус бросил ещё один взгляд на непроницаемое лицо Ханса на фотографии, потом сложил её и сунул в карман.
- Старик, - сказал он, - если бы я попытался объяснить, насколько ты ошибаешься, для этого потребовался бы не один час. И не одна бутылка.
Несмотря на такие слова, Клаус даже не улыбнулся, и старику показалось, что он озадачен.
- И как мне, чёрт возьми, его остановить? – пробормотал Клаус себе под нос. – Таки мне в жизни не поверит. А если я убью Регенвальда, то в жизни не простит.
Старик растерянно мигнул.
- Ради всего святого, Вольфштадт, ты сам-то понимаешь, на чьей ты стороне?
Клаус, наконец, посмотрел прямо на него и испустил короткий безрадостный смешок.
- Это единственное, что я до сих пор понимаю, чёрт побери.
Старик уставился на него, чувствуя, что его давние догадки подтвердились. Он попытался понять, через что капитан прошёл за последний год. Клаус как-то сравнил его со своим отцом, и это было недалеко от истины. Старик всегда питал слабость к безрассудному, взбалмошному Вольфштадту, чья широченная улыбка, как подозревал старик, скрывала очень много глубоких чувств. Сейчас сожаление и тоску, мог бы сказать старик, если бы был склонен к сантиментам. Он глубоко вздохнул, чувствуя, как усталость и безразличие снова сменяются чувством, что всегда горело в его груди, заставляя проворачивать почти невозможные делишки в его бытность шпионом.
- Тогда тебе нужно скорее возвращаться, - сказал он, удивившись, как горячо звучит его собственный голос. – Если всё действительно обстоит так, как я подозреваю, то грядёт что-то страшное. Рейзен в опасности, пока Регенвальд жив и находится рядом с ним.
Золотые глаза, глядящие на него, были одновременно уверенными и умоляющими.
- Таки и слушать меня не станет, если не будет никаких доказательств.
- Тогда сам с ним разберись. Разве не так ты всегда делал?
Даже сидя в поезде, который вёз его домой, старик всё прокручивал в голове совет, который дал напоследок Клаусу, надеясь, что он был верным.
--------------------------------------------------------------------------------------

После того, как Клаус закончил, в камере воцарилась тишина.
- Ты готов был хладнокровно убить человека из-за подозрений старого шпиона Западного Альянса?
Хотя Клаус ожидал такой реакции, все его надежды рухнули.
- Это не просто подозрения! Были записи. Да, их стёрли, - зыбкость его слов была очевидна. – Но, если это всё правда, Таки? Если они и правда что-то замышляют?
Таки разочарованно вздохнул.
- Мы победили, Клаус. Ничто не может доказать преданность Ханса сильнее, чем помощь, которую он оказал для этого. Война окончена.
- Таки…
- Возможно, до тебя ещё не дошло, потому что тебя не было здесь, когда это произошло, - даже охранники услышали странные нотки в его голосе. – Потому что ты ушёл перед самым сражением. Ушёл, когда я приказал тебе этого не делать. Как ты мог?
Потому что не было смысла выигрывать войну, если при этом я тебя потеряю.
Клаус хотел это сказать, но промолчал. Он представить не мог, что сделал бы Таки, если бы узнал, что Клаус ставит его выше, чем победу в войне.
- Я должен был помешать тебе доверять Хансу. Я не могу этого доказать, но он опасен, Таки, пожалуйста, поверь мне!
- Уемура в лазарете не из-за него.
Тишину прервал рядовой, подошедший и отдавший честь. Клаус полюбовался, как взметнулись и вновь улеглись волосы Таки, когда он резко обернулся к нему.
- Прошу прощения, что прерываю, Таки-сама. Император готовится к отъезду.
После напряжённого обмена взглядами Таки ушёл, а Клаус мог только смотреть, как исчезает за углом край его нефритового пальто. Он был даже рад остаться в одиночестве.
«Как он смотрел на меня,» - снова подумал Клаус.
Холодный зимний воздух проникал сквозь забранное решёткой крошечное окно. Клаус выдохнул, раздув щёки и без сил опустился на койку. Ни холод, ни сырость, ни убогая лежанка его не беспокоили, он знал, что не пробудет долго в этой камере. А вот что будет с ним дальше, остаётся только гадать.
----------------------------------------------------------------------------------------
Хасебе ждал за поворотом. Когда Таки приблизился, он протянул ему пистолет Клауса и размытую, согнутую посередине фотографию – единственные вещи, что были у Клауса с собой во время ареста. Таки уставился на безобидную фотографию, на которой был запечатлён Ханс и его офицеры, выходящие из какого-то здания. Согласно информации Клауса, в Евроте. Ханс никогда не упоминал, что он был в Евроте. И Таки ждал больше недели. Не было никакой новой информации о принадлежности Ханса к каким-либо организациям. Шпионы ничего не обнаружили. У Таки зародились сомнения. Он вернул Хасебе фотографию и пистолет.
- Есть новости о состоянии майора?
- Пока ничего нового.
- Младший лейтенант Сугури и раньше творил чудеса, - сказал Таки, вспомнив, как он спас Ханса.
Был ясный холодный день. Птицы шумно переругивались в голых, похожих на скелеты, деревьях. Совсем близко притаилась зимняя стужа. «Прошёл целый год с начала войны, - подумал Таки. – Целый год, как я привёз Клауса сюда.»
- Таки-сама, - хрипло проговорил Хасебе, - я говорил, что если Вольфштадт ещё раз…
- А я сказал, что если случится такое, то я улажу всё своей собственной рукой. Не трогать его. Понятно?
Его голос и выражение лица породили в Хасебе то же ощущение бессилия, что и у Клауса несколько минут назад.
- Так точно, сэр.
---------------------------------------------------------------------------------------

Императорская гвардия выстроилась вдоль дороги, ведущей от главных ворот, некоторые верхом, остальные пешком. Свежевымытые машины кортежа сияли на солнце. Знамёна развевались на ветру. Репортёры навалились на ворота, пытаясь сделать интересные снимки.
Император ждал Таки в маленьком дворике, примыкавшем к его покоям на первом этаже, надеясь поговорить со своим племянником. Внезапное возвращение золотоволосого иностранца, которого Таки сделал своим рыцарем, встревожило его. Он почти чувствовал вину, что уезжает в самый разгар событий.
- Ваше сиятельство. Простите, что заставил вас ждать.
Таки стоял в дверях покоев, ожидая, пока ему позволят выйти в сад. Император поманил его к себе. Он сидел на каменной скамье возле крошечного рукотворного прудика, слуги разложили его мантию на земле изящными складками.
- Всё в порядке, Таки? – спросил Император, жестом приглашая его присесть. Таки замер на мгновение и поклонился, прежде чем присоединиться к нему на скамье.
- Да, ваше сиятельство, - слова автоматически вырвались из его губ, и Император почувствовал это.
- Твой разум неспокоен. Это несправедливо, учитывая, что ты только что выиграл войну.
Вокруг каменной скамьи были разбросаны маленькие квадратные клумбы, но розы уже сбросили свои убранства и приготовились к зиме.
- Имя Рейзен – нелёгкая ноша, - продолжал Сын Неба в своей плавной, певучей манере. – Мало кто разделяет это понимание, - слабая улыбка осветила его лицо. - И я предлагаю себя в качестве слушателя, пока есть такая возможность.
Таки посмотрел на него и увидел черты своей матери в лице дяди – в прихотливо изогнутых губах, в выражении его глаз, видящих, казалось, намного больше, чем доступно обычному человеку, обладающих неизъяснимой мудростью. Больше даже, чем у Ханса.
Была тысяча вещей, которые он хотел бы обсудить. Но, несмотря на щедрость Императора, Таки знал, что времени у них совсем немного. И он решил рассказать об одной вещи, которую не мог доверить больше никому.
- Дядя, - сказал он, хотя с детства так не называл Императора, - вы слышали о людях с шестым чувством?
- С шестым чувством?
Таки колебался, понимая, как странно звучат его слова. Он попытался объяснить, не раскрывая секрет Ханса, понимая, что речь его звучит невразумительно и обрывочно. Он постарался вспомнить, какими словами ему об этом рассказывал Ханс. Пока он говорил, брови Императора ползли всё выше вверх. Он не знал, что ожидал услышать, но явно не такое.
- Телепаты? – резюмировал он.
Таки молчал.
- Я читал о них в древних книгах, - после недолгих раздумий вспомнил Император.
- Что там о них написано?
- Согласно легендам, раньше подобный дар был нередок, наряду с целителями и людьми, умеющими менять свой облик. Тогда мы были ближе к Богам, а они, в свою очередь, были более щедры к своим детям. Давно ушедшие времена, - Таки не отрывал взгляда от своих ботинок. – Но почему тебя это интересует?
- Если допустить существование человека с подобным даром в наше время, то… как бы он действовал? Как бы он использовал свои возможности? – Таки пытался сформулировать вопрос. – Он бы воспринимал мир так же, как и мы?
Император размышлял над этими странными эзотерическими вопросами своего племянника. Его взгляд замер на ровных рядах медных табличек с надписями сортов роз, которые выглядели словно маленькие могилки. Или, наоборот, обозначали место для нового рождения.
- В наши дни, - сказал он наконец, - подобный дар от древних Богов стал бы тяжёлым бременем. Я даже не могу представить ту степень недоверия и отверженности, с которыми ему пришлось бы столкнуться с самого детства. Не говоря уже о том, что он вынужден постоянно находиться один на один с обрушивающимися на него чужими мыслями, непостоянными, изменчивыми, многочисленными, от которых он не может избавиться. Невозможно при таких условиях воспринимать мир так же, как и мы.
- Можно ли доверять таким людям? - неуверенно спросил Таки.
Если и возможно, то только тем, кто и сам обладает не меньшими дарами, решил Император. В таком случае, Рейзены влекли бы его, словно цветок влечёт пчелу.
«Светловолосый или рыжеволосый?» - подумал Император, раздумывая над своими следующими словами.
- Если бы такой дар и достался кому-то в наше время, представь себе, Таки, его чувства, если бы кто-то принял его. Выслушал бы, без осуждения, без страха. С открытым сердцем и разумом. Это могло бы изменить ход истории, - а затем он обдумал эти гипотетические ситуации более пристрастно. – Но преступным будет и забывать об их истинном потенциале. Никто не знает, как поведёт себя зрячий человек в целом мире слепых.
Что-то маленькое и невидимое упало в центр прудика, пустив расходящиеся круги по его поверхности.
- Будь осторожен, Таки, - закончил Император, догадавшись, что столкнувшемуся с неизведанным юноше понадобится такой совет.
-----------------------------------------------------------------------------------
В то же самое время генерал-лейтенант Ханс Регенвальд, лёжа на кровати в своей камере пытался отличить чувство преданности от чувства любви. Чем они отличаются? Что есть любовь? Как с ней соотносится преданность? Как она соотносится с работой, которую ему предстояло выполнить? Даже со своим даром он не мог ответить ни на один из этих вопросов.
И когда в дверь постучали, и в комнату вошёл его командир, Ханс попытался классифицировать чувство, которое он испытал, когда увидел обсидиановые волосы и глаза Таки. Его уверенную позу. Его плотно сжатые губы. Странное ощущение разлилось в груди Ханса. Он уже чувствовал это однажды, давным-давно.
Командир был озабочен, и Ханс, конечно, сразу же понял, почему.
Он быстро обдумал то, что прочитал в Таки. Фотография и теории старого шпиона. Ханс подтвердил, что они действительно приезжали в Евроту с разведывательной миссией, чтобы понять, где им стоит действовать – здесь или в восточной стране, чтобы определить наиболее выгодное со стратегической точки зрения место для разрушения Западного Альянса. А подозрительный старик был всего лишь старым шпионом, чья страна проиграла войну. И больше ничего.
Будь осторожен, Таки.
Ханс увидел крошечное облачко сомнений, которое всё ещё оставалось у Таки. Но по большей части, командир доверял ему. Клаус, сам того не зная, лишь облегчил ему задачу.
Они больше не сказали ни слова, пока Таки вёл его вниз по лестнице, к выходу из здания, а потом по территории комплекса. На полпути к камерам предварительного заключения Таки отпустил охранника. Ханс не мог не заметить, что наручники не появлялись на его руках уже целую неделю. Он позволил себе немного воспрянуть духом.
--------------------------------------------------------------------------------------

Прошла неделя с тех пор, как Ханс раскрыл ему свой секрет, но именно сейчас Таки почувствовал себя неловко. Ему было стыдно, что он так быстро открылся силе Ханса, сделал ли он это от недоверия или от любопытства. Он купался той ночью в его силе, равно восхищаясь невероятностью подобного явления и свободой, чувствуя, что ему наконец-то можно перестать держать всё в себе.
И поэтому всю последующую неделю он старался сдерживать себя, и когда во время разговора он отворачивался, а Ханс чувствовал, словно он задел маленький металлический шип, причиняющий боль, то сразу же старался переключиться на что-то иное, не смотреть глубже.
Несмотря на некоторую неловкость, Таки чувствовал огромную поддержку от Ханса, от его чудесного дара, он утешался им.
«Я знаком с ним всего два месяца, - думал Таки. – А кажется, что долгие годы.» Время – странная субстанция.
Даже сейчас, шагая к камерам предварительного заключения, он чувствовал поддержку в спокойной уверенности Ханса. Он подумал о том, как невозмутимо и безмятежно действовал Ханс – даже в очень важных моментах – как, например, когда рассказал ему о своём даре. Ханс нёс в себе покой, в то время как Клаус нёс бурю. Клаус, только от присутствия которого у Таки учащался пульс.
Таки сравнивал их, практически постоянно, чаще бесконтрольно. Ханс всегда замечал, но притворялся, что не замечает.
Перед тем, как они подошли к камерам предварительного заключения, Ханс задал ему всего один вопрос:
- Вы помните, о чём должны спросить, коммандер?
Таки единожды кивнул.
----------------------------------------------------------------------------------------
Раскалённая добела ярость.
Клаус встал и дёрнулся к решётке, но замер посреди движения в центре камеры. Таки увидел дикое выражение в его глазах. Клаус удивился, как быстро и как полно эмоции вновь овладели им.
А Ханс снова увидел то же, что и месяцы назад. Он почти не вспоминал их ночь десять лет назад, когда им было по шестнадцать, это воспоминание было упрятано на задворки его разума, словно пыльная тень в шкафу. Теперь у Клауса были совершенно другие заботы. Такие, как маленький котёнок и змея, извивающаяся в его ногах.
«Такие яркие, почти детские образы,» - подумал Ханс, вспоминая былые чувства.
- Какого чёрта он здесь делает?
Ханс. Ни охраны, ни наручников, в то время как сам Клаус торчит за решёткой. Всего четыре месяца назад ситуация была диаметрально противоположной.
- Мне нужно спросить тебя кое о чём, - сказал Таки.
Клаус посмотрел на него, стараясь отогнать его образы в объятиях Ханса. И, конечно же, Ханс тоже увидел это. Красное и чёрное. Серое и синее. Обнажённая кожа, стоны и пот.
- Пока он здесь, я не скажу ни единого грёбанного слова!
- Клаус.
Бешенство схлынуло при звуках голоса Таки. Он вспомнил последний раз, когда Таки таким тоном произносил его имя. Как он лежал под Клаусом, губы припухли от поцелуев, его запах заполонил всё вокруг. Теперь это казалось бесконечно далёким. Клаус задался вопросом, увидит ли он такое ещё хотя бы раз в жизни.
- Ты помнишь, что обещал мне? – спросил Таки неуверенным голосом, совершенно не похожим на его обычный властный тон. – Когда поклялся быть моим рыцарем?
Клаус непонимающе моргнул, брови сошлись в недоумении, на лице появилось подозрение.
- Что?
- Пожалуйста, ответь на вопрос.
- Я… конечно, я помню. Что происходит, чёрт возьми?
- Какие клятвы ты давал?
Челюсть Клауса напряглась, руки сжались в кулаки. Ханс оценил силу, заключённую в его руках, в плечах. Как волк на привязи.
- Какие клятвы ты давал?
Снова этот голос – тихий, неуверенный, он растревожил что-то в душе Клауса, что-то давным-давно погребённое под грудами бархатных лепестков.
- Я отказался от своей страны, своих прав и своего рода, - он никогда не забудет этих слов, но произносить их сейчас, в камере, будучи отделённым от Таки железными решетками, было почти невыносимо. – И отвечаю только перед моим господином, который один управляет моей судьбой.
Ханс сосредоточился.
Таки ждал.
Клаус, растерянный, безуспешно пытался поймать взгляд своего хозяина.
------------------------------------------------------------------------------------

Я узнал всё, что мог об этой способности, не рискуя быть раскрытым. Я оттачивал её. Я знаю, как вести разговор, чтобы собеседник вынужден был визуализировать ответы, которые не может сформулировать словами, чтобы я смог их увидеть.
Таки некоторое время шёл молча рядом с Хансом, не желая слышать ответ. Затем, когда они остановились у низкой каменной стены, где в самую первую их прогулку Ханс отдыхал, оправляясь от ран и любуясь закатом, Таки, наконец, спросил. Солнце снова садилось, почти до мелочей воспроизводя их прошлый визит.
На лице Ханса отразилась глубокая печаль, и Таки почувствовал, словно холодная рука сжала его сердце.
- Таки-сама. Мне очень жаль, что я не могу сказать вам иное.
- Расскажите.
- Он… его честь и чувство долга никогда не позволят ему сказать это вслух.
У Ханса, похоже, была та же проблема. И тогда Таки сказал это сам, тем же тоном, каким говорил с Клаусом.
- Он жалеет, что связал себя со мной.
И наступила тишина, которой он так долго боялся.
- Как долго? – спросил он, хотя и не хотел этого знать. Конечно же, не с самого начала?
- Нет, не с самого начала, нет. Недолго. Возможно, несколько месяцев. Я не смог понять, сколько именно.
Таки отвернулся.
- Он пытался найти способ уйти от вас, - снова заговорил Ханс отрывистым и полным сожаления голосом. – Он игнорировал ваши приказы. Уходил в самоволки. Но он не может уйти насовсем, не по своей собственной воле. Его держат клятвы, которые он вам дал. В этом отношении его верность достойна восхищения.
Никакого ответа.
- Он надеется… что вы сделаете это за него. Освободите его от обязательств. Особенно теперь, когда война окончена, и он вам больше не нужен.
Снова воцарилась тишина, лишь ветер швырял полы пальто Таки об каменную стену.
- Мне очень жаль, Таки-сама. Я вижу, как вам больно.
На мгновение, внезапно он снова оказался в домике Клауса, почувствовал его жар, его руки, губы и член. Тишина была неуверенной и вопросительной.
- Эта его часть всё ещё хочет вас, - тихо ответил Ханс.
Таки оглянулся как раз вовремя, чтобы заметить, как Ханс отводит взгляд. Странно, но Таки вовсе не чувствовал себя униженным. Только безумно усталым. Отягощённым. Полумёртвым от горя. Он открыл рот, но Ханс опередил его.
- Я вас оставлю, командир.
- Спасибо, - ответил Таки с облегчением.
Охранник Ханса, тот самый фанат Вагнера, курящий в тени главного корпуса, был до чёртиков удивлён, когда тот сам подошёл к нему и попросил сопроводить его в камеру.
«Никогда я не пойму, что тут происходит, - подумал он про себя, гася сигарету. – Ну, у этого сакса, по крайней мере, неплохой музыкальный вкус».
------------------------------------------------------------------------------------

Сначала Клаус подумал, что кошка карабкается на дерево под окном его камеры, а потом услышал, как кто-то ойкает от боли.
- Кто там?
- Клаус-сама!
Клаус недоумённо моргнул.
- Да быть такого не может!
Снова шебуршание в ветках, шум и стоны боли. Клаус перешёл к стене и попытался выглянуть в окошко, но ему были видны только голые верхушки веток.
- Ты какого чёрта там делаешь?
- Я попытался проскользнуть через дверь, но охранник меня заметил.
- И ты решил покончить с собой, скинувшись с дерева?
- Да, сэр.
Клаус засмеялся и поймал себя на мысли, что уже почти отвык это делать.
- Ты просто невероятен, малыш.
Харуки издал короткий смешок, а потом снова зашуршал и захрустел ветками, видимо, устраиваясь поудобнее.
- Ты там в порядке?
- Да, сэр, всего пара заноз.
- За каким чёртом ты лазаешь по деревьям посреди ночи?
- Я просто… когда я узнал, что случилось, я решил узнать, всё ли с вами в порядке.
- В смысле?
- Вы… вы в порядке, Клаус-сама?
- Я… - Клаус почесал в затылке, ошеломлённый этим вопросом. – Я в порядке, малыш.
- Хорошо, - похоже, Харуки ему не поверил.
- Есть какие-то новости об Уемуре?
- Нет, сэр. В смысле, пока всё по-прежнему.
У Клауса снова подвело живот.
- Но вы же не нарочно, правда, Клаус-сама?
Привалившись к стене, Клаус устало поднял брови.
- Уемуре от этого не легче.
Повисла пауза, наполненная стрекотанием сверчков.
- Что теперь с вами будет?
И снова Клаус был тронут и удивлён тоном мальчишки, вспоминая, как тот, стоя сзади него на мотоцикле и вцепившись в его пальто, спрашивал, почему все говорят о нём такие ужасные вещи. Такой же неугомонный.
- А, да забей. Я выбирался из передряг и похуже. И потом, я знаком с парнем, который тут за главного, и он не так уж и плох. Ты тоже его видел пару раз. Чёрные волосы, зелёное пальто. Не умеет улыбаться.
Харуки рассмеялся, а Клаус ухмыльнулся.
- То контрабандное радио всё ещё у тебя? – спросил он, пытаясь сменить тему.
- Да, сэр.
- Ты отлично управляешься с техникой. Помню радиоприёмник, который ты установил в коляске моего мотоцикла. По-моему, он всё ещё там.
- Вы им пользуетесь, Клаус-сама?
- Пока не приходилось, но обязательно буду. А ты пока присмотри тут за всем на базе, пока я не вернусь.
- Так точно, сэр.
- Мой позывной – Ликантроп, - сказал Клаус, радуясь его энтузиазму.
- Это так круто! – после короткой паузы.
Клаус снова улыбнулся, но потом посерьёзнел.
- Харуки. Если я сам не смогу, присмотри за другим иностранцем. Саксом. От него жди беды.
- Я так и сделаю, Клаус-сама, - последовал ответ после недолгого молчания. Прозвучало так, словно он хотел расспросить поподробнее, но не решился.
- Неужели ты правда залез на дерево, только чтобы проведать меня?
- Ну… в общем, да, сэр.
- Приятно знать, что хоть кто-то на моей стороне.
И, прежде чем Харуки смог придумать достойный ответ, Клаус добавил:
- А теперь вали отсюда, пока тебя не отчислили.
- Да, сэр.
Но прошло ещё некоторое время, прежде чем Клаус снова услышал треск веток, когда он начал спускаться.
--------------------------------------------------------------------------------------
Таки стоял возле окна своей спальни. Лунный свет заливал нереальным серебристым светом всю комнату. Последние часы несколько коротких фраз крутились у него в голове.
Он пытался найти способ уйти от вас.
Он надеется, что вы сделаете это за него.
И несмотря на многочасовые бесплодные размышления, вопросов тоже было немало.
Как долго он хотел этого? Как долго он возвращался к Таки только из страха бесчестья? Сколько раз он едва не умер за Таки, проклиная само его имя?
И, что хуже всего, насколько во всём этом виноват сам Таки?
Он содрогался от мысли, как долго бы он заставлял Клауса и дальше оставаться с ним, если бы не Ханс. Таки не видел и не слышал ничего, хотя Клаус был предельно откровенен:
Я устал от этого. Я больше не могу этого выносить.
И всё из-за его собственного эгоистичного желания удержать Клауса рядом.
Из-за него Клаус много раз чуть не погиб. А из-за Клауса едва не погиб Ханс. И Уемура.
Но довольно.
Пришло время покончить с этим, несмотря на публичное унижение, всё должно быть закончено – окончательно и бесповоротно.
---------------------------------------------------------------------------------------

Эта его часть всё ещё хочет вас.
Но ещё есть немного времени. Пока всё не закончилось.
Решение, словно ожидало своего часа, сформировалось в его разуме мгновенно; Таки отвернулся от окна, вышел в коридор и позвал охранника, который немедленно подошёл.
- Таки-сама?
- Пожалуйста, передайте охране камер предварительного заключения, что я прошу привести ко мне в комнату капитана Вольфштадта.
- Слушаюсь, сэр.
- Когда приведёте его, можете быть свободны. У меня будет приватный разговор с капитаном.
- Надолго, сэр?
- На всю ночь.
--------------------------------------------------------------------------------------
Следующее утро выдалось точно таким же ясным и холодным, как и предыдущее. В Пятнадцатой бронетанковой дивизии воцарилась выжидающая тишина.
Хотя никому не сообщили, зачем их собрали на плацу, все чувствовали, что ничего хорошего это не сулит. Кадеты неуверенно присоединились к толпе. Хотя им приказали оставаться в казарме, они понимали, что всем сейчас не до них.
На деревянной платформе, возведённой для встреч и пресс-конференций в честь окончания войны, стоял Хасебе и несколько полковников.
Харуки и Рюмей протиснулись поближе, стараясь разглядеть что-нибудь между спинами первых рядов. Заметив, что Таки-сама поднимается на платформу, Харуки вытянул шею, пытаясь увидеть Клауса, хотя и понимал, что там его не будет. Ну, хотя бы второго сакса, рыжего, тоже не было.
Ханс в это время стоял у окна своей камеры и смотрел в сторону помоста, хотя и не мог его видеть. Он был слишком далеко, но даже на таком расстоянии сильные эмоции долетали до него, словно золотые песчинки, приносимые ветром.
Таки стоял по центру помоста, не шевелясь, не произнося ни слова, и все взгляды были прикованы к нему. Раздались шаги двух пар ног, и у Харуки перехватило дыхание, когда рядовой вывел на площадку Клауса. Его подвели к Таки. Клаус был в своей обычной коричневой форме, руки скованы за спиной. Странно, но Харуки он показался таким маленьким.
Рядовой шепнул что-то Клаусу, и тот опустился на одно колено. Солдат поклонился Таки-сама и отошёл.
Таки потребовалось ещё несколько секунд, прежде чем он смог опустить глаза и встретить взгляд Клауса.
«Он знает,» - подумал Таки. В золотом взгляде он увидел растерянность. Но ещё и смирение. Облегчение.
Всё необходимо было сделать публично, в конце концов, церемония связывания тоже была публичной. Но, как и в прошлый раз, Таки не видел и не чувствовал никого, кроме Клауса. Не было никого – ни Хасебе, ни полковников, ни других солдат. Только он и Клаус, от которого он не мог отвести взгляд.
- Клаус фон Вольфштадт, - заговорил Таки негромко, но его голос прозвучал ясно и уверенно в мёртвой тишине. – Когда ты стал моим рыцарем, ты поклялся подчиняться мне. Я велел тебе не ходить туда, куда я не смогу последовать за тобой. Я велел тебе не покидать зоны моей досягаемости.
Харуки почувствовал, словно проваливается в ледяную воду.
- Но ты снова и снова нарушал мои приказы. Я приказал тебе быть рядом со мной в нашей последней битве, но ты ослушался меня. Ты бросил меня накануне боя. Ты искал способы дискредитировать человека, без чьей помощи кровопролитная война продолжалась бы до сих пор. В своём безрассудстве и высокомерии ты едва не убил майора Уемуру, который теперь борется за свою жизнь в лазарете.
Его голос оставался твёрдым, даже когда он видел, как изменяется выражение лица Клауса. Лишь он один это видел.
- Ни одному из этих поступков нет оправдания.
- Таки…
Клаус сказал это едва слышно, но Таки стал говорить громче, боясь, что голос предаст его.
- Возможно, ты не выдавал мои секреты врагу и не обратил своё оружие против меня, - Таки сглотнул, единственный раз выдав своё волнение. – Но твои поступки, недостойные моего рыцаря, равноценны предательству.
И твои настоящие чувства – величайшее предательство. Даже если я сам в этом виноват.
- Пожалуйста…
- Однажды я сказал великому камергеру Хасебе в присутствии майора Уемуры и младшего лейтенанта Сугури, что, если ты когда-нибудь предашь меня, я улажу всё своей собственной рукой.
Таки обдумывал это многократно, но только убеждался каждый раз, что, несмотря на слова, сказанные им Хасебе и Уемуре, он никогда не смог бы оборвать жизнь Клауса. Ни при каких обстоятельствах, будь то следствие их собственных поступков или Божий промысел. Даже если Клаус на самом деле выдал бы его секреты врагу. Даже если бы он обратил своё оружие против Таки. Даже если бы Ханс сказал ему, что Клаус презирает его. Таки скорее умер бы сам, сотню раз.
И всё же он обнажил свою катану.
Взгляд Клауса упал на стальной клинок.
- Нет! - Харуки показалось, что он закричал, но на самом деле его шёпот услышал только Рюмей и ещё пара кадетов, которые стояли рядом. Харуки рванулся вперёд, но Рюмей удержал его, чувствуя себя ужасно неловко.
- Он этого не сделает, - шёпотом успокоил он Харуки.
Всё в той же гробовой тишине Клаус первый раз пошевелился: точно так же, как он сделал однажды в тёмной, залитой его собственной кровью камере для допросов, он медленно двинулся, склонился низко и, закрыв глаза, поцеловал клинок.
Хотя на лице Таки не дрогнул ни единый мускул, он боялся, что Клаус в любой момент посмотрит на него и увидит его насквозь, поймёт, даже лучше, чем Ханс. Собравшись с силами, он продолжил:
- Это последний раз, когда ты имеешь какое-либо касательство к моему клинку. Или к моим битвам. Или к моему имени, - он сделал ровный вдох. – Отныне наши узы разорваны. Ты больше не мой рыцарь, а я больше не распоряжаюсь твоей судьбой.
Клаус не шевелился.
Ещё немного, уговаривал себя Таки, осталось чуть-чуть. Держись.
- Согласно нашим законам, только две вещи могут разорвать связь между хозяином и рыцарем. Смерть или изгнание.
Таки отступил на шаг назад и вложил меч в ножны. Металлический шелест, разнёсшийся по площади, прозвучал, почему-то, даже более зловеще, чем звук, раздавшийся, когда клинок был обнажён. Остальные его слова прозвучали чуть быстрее, но не утратили своей спокойной силы.
- Клаус фон Вольфштадт. С этого момента вы изгнаны из нашей страны. Вас немедленно сопроводят к границе. Если вы её снова пересечёте, вас арестуют и подвергнут суровому наказанию.
Клаус не поднимал головы с тех пор, как прикоснулся губами к лезвию. Таки видел лишь его губы, сжатые в неподвижную линию и низко свисающие пряди волос.
Его следующие слова были произнесены так тихо, что их услышал только Клаус. И, хотя это казалось невозможным, они имели даже больший вес, чем всё, что было сказано ранее. Он и не подозревал, что Таки хотел, чтобы последние его слова были прежде всего добрыми:
- Отправляйся домой, Клаус.
----------------------------------------------------------------------------------------
Харуки Ямамото, чьё сердце ушло в пятки, никогда бы не догадался, что страдает намного сильнее, чем человек, стоящий на коленях на помосте.
Для Клауса фон Вольфштадта, недавно освобождённого от своего хозяина и долга, которые, как он раньше думал, будут с ним до самой смерти, было невозможно что-либо чувствовать.
Возможно, это странное состояние онемения было подарком Богов, подумал он почти с улыбкой.
И теперь то, что происходило прошлой ночью, обрело смысл. Ночью, когда его подняли с койки в его камере и отвели в комнату Таки, сняли наручники и оставили их наедине. Когда он пытался понять выражение глаз Таки. Когда Таки пошёл к нему, и лунный свет играл на его волосах. Когда Таки произнёс его имя.
Именно в тот момент мысленно вернулся Клаус, пока неподвижно стоял на помосте, глядя прямо перед собой.
«По крайней мере», - подумал он, бездумно скользя взглядом по плавным изгибам рисунка древесины на досках помоста. - «По крайней мере, у нас была прошлая ночь.»

Шегобишка, я не успеваю читать, потому что пишу сейчас свой текст, и все свободное время трачу на него. Очень жаль, что нет отзывыв! Может, вам еще параллельно на АО3 выкладывать? Там читатели смогут найти тест по названию фандома.

Тэнки, попробуем, спасибо.